- Это… Не телефонный разговор. Давайте встретимся.

- Когда?

- Через час у "Близнецов". Держите в руке… ну, хоть "Огонек", свернутый в трубку. Подойдет машина.

- А почему не вы к нам?

- Потому что мне не может быть никакого резона вас обижать. А вот ваших резонов я не знаю.

- Вы поскромничали, - сказал вместо приветствия визитер, невысокий жилистый мужичонка с неприметной внешностью и в неприметном костюмчике, зыркнув на Воронова маленькими, острыми глазками.

- Что?

- Ну да. Когда сказали, что не фотогеничны.

- А-а… Это, типа, что на идиота я похож не только на карточке? И откуда такой вывод?

- Да ведь думали, поди, что теперь-то уж, после подвига своего молодецкого, будете пользоваться непререкаемым авторитетом, жить в почете и стричь купоны со своей системы связи? Мол, - и посадят, так и в зоне буду жить, как хочу? Думали, ничего хуже с вами случится не может? Са-амую капельку только ошиблись. Товарища Гаряева не учли.

- Слыхал я о нем, - задумчиво проговорил Воронов, - большая, говорят, сволочь. Ну так на такой работе других и не держат. Если дергаться из-за каждой сволочи, или даже только из-за каждой очень большой сволочи, которая хочет за меня подержаться, так это было лучше с самого начала не жить…

- Сволочи, - как правило, чего-то нужно. Умной сволочи - всегда чего-нибудь нужно. Достаточно бывает понять, чего именно, и можно договориться. Или откупиться. Или подловить интересующегося на этом самом интересе. Возможны варианты, - если есть хоть какое-нибудь пересечение интересов. А тут ничего подобного нет. Единственный его интерес - это через вас добраться до интересующего его лица, и никакие ваши интересы, никакое ваше положение, никакое ваше влияние тут во внимание приниматься не будут. Вы будете материалом, - а потом превратитесь в отработанный материал. Никому не нужный и не интересный мусор, который просто из чистоплотности подцепят на совок.

- Вы говорите так, как будто я уже в его руках.

- Непременно попадете. Даже мы не все знаем о его возможностях, а стопора, - я уже говорил вам, - у него просто нет.

- А кто это - "мы"? Ежели не секрет, конечно.

- У нас маленькая, - правда, очень маленькая, - организация.

- Еще меньше, чем "Моссад"? Тогда это… может быть серьезно. И по какой же это причине маленькая организация хочет увести меня из-под товарища генерал-лейтенанта? Неужели из чистой филантропии?

- В своем профессиональном раже товарищ Гаряев может получить слишком точное представление об истинной обстановке в стране. Недопустимо - точное. Настолько, что это может подвигнуть его на… неадекватные действия.

- В таком случае почему вы меня просто не устранили? Дешево, а уж надежно-то как!

- Мы крайне немногочисленная организация, нам ни в чем не отказывают, но вот ресурсов собственных у нас нет никаких. Мы не можем себе позволить разбрасываться… ничем. Наш статус таков, что, случись чего, - слишком просто остаться на бобах.

- Но, если этот ваш генерал так опасен, то возможен и прямо противоположный выход: устранить его. Нет человека, нет и…

Визитер вздохнул.

- Может быть, вы и правы. Может быть! Но мы настолько крохотная организация, что нам не положено оперативников. Считается, что было бы слишком опасно, - нам, да еще оперативников. А привлечь посторонних мы просто не можем, потому что мы - негосударственная организация.

Воронов задумался, а потом осторожно сказал:

- Поначалу вам и вправду удалось поразить меня в самое сердце, но потом мне в голову пришла парадоксальная мысль: а ведь партийные-то органы - формально к государству не относятся! С формальной точки зрения товарищ Сталин в тридцать седьмом был никто. Но тогда чем вы можете мне помочь, если вы уж такие уж маленькие?

- Мы можем дать вам работу в отдаленных районах страны. Вы даже получите возможность по-прежнему руководить своей… артелью, - это было бы даже желательно, вы понимаете? Видите ли, - изготовление новых, с иголочки, биографий, которые неотличимы от настоящих вообще никак, - это, как раз, часть наших обязанностей. Это мы умеем, без ложной скромности, - недурно. Отсидитесь, пока все не уляжется. Не один только Гаряев, слишком многие жаждут вашей крови. МИД - так просто рвет и мечет, особенно после того, как там узнали, что военные к ракете не имеют отношения, а тому бедолаге голову сняли просто так. А они и внутри страны не так безобидны, как это может показаться. Не забудем и ваших… коллег. Сейчас, когда у вас, помимо естественного авторитета и всего прочего, еще и закрытый канал такой мощности в руках, вас, понятное дело, трогать не должны, - это если по уму. Но вы теперь слишком на виду, и в нашей грешной реальности кто-нибудь обязательно позавидует, или глупо пожадничает, ничего, понятно, не получит, но вам от этого легче не станет…

- Но работа-то хоть приличная?

- Отчасти… отчасти связана с вашей основной специальностью. Вы же, если не ошибаюсь, МАРХИ заканчивали? И не расстраивайтесь так: вы, при всех ваших способностях, не вполне годитесь для нынешнего рода занятий. Вам не гангстерский синдикат возглавлять надо, а просто синдикат. Разница невелика, но она, уверяю вас, - есть.

За то время, пока они не виделись, отец, казалось, не изменился вовсе. Та же невысокая, широкоплечая фигура с прямой спиной. Кривоватые ноги ладно вбиты в аккуратные валяные сапоги с кожаными галошами по щиколотку. Белая папаха, ясные светло-карие, как у кречета, глаза чуть прищурены. Опрятный бешмет подпоясан щегольским наборным поясом. Дом… наверное почти таким же был он и во времена деда, и при дедовом прадеде. Может, - так оно, в конце концов, и правильно. Ведь сколько лет, - а не согнулся, и не скажешь, что старик. Ни война не согнула, ни зверское, со всей семьей выселение, когда сгинула, почитай, половина, ни жизнь в ссылке, в сухих и жарких степях. И вот теперь он, как будто бы уже давным-давно привыкший жить своим разумом, не куда-нибудь, к отцу пришел, как побитый, за советом и помощью. Чтоб вразумил старый Гази, как жить дальше. Таких людей женщины больше не рожают.

- Пришел? - Спросил старик так, как будто они расстались вчера. - Хорошо. Заходи, говорит будем… Нукеров-то своих - куда дел?

- Внизу оставил. Тут-то они к чему? Только суета лишняя…

- Хорошо, - повторил Гази, - без чужих говорить будем…

Позже, за барашком, выслушав местами - сбивчивое, местами - слишком эмоциональное повествование сына, он подумал, а потом, полузакрыв глаза, заговорил:

- В молодости - надо побродить по свету, повидать людей и переговорить со многими. Даже в школе, наверное, надо поучиться и книги почитать. Только закончить все это надо тоже вовремя. Чтобы вернуться домой, воспитывать сыновей, пасти овец и смотреть только в небо над головой, да еще в свою душу. Там ищи ответа на все вопросы, а если не найдешь, значит, вопрос и не стоит того, чтобы на него отвечать. Или ты прогневил небо недостойной суетой, душа твоя - пуста, а жизнь прошла даром. Я еще раньше говорил тебе - не ищи денег, не надейся на деньги, не верь деньгам, но ты, наверное, считал это старческой причудой. А когда вечером внизу пасутся твои овцы, и солнце только что зашло за гору, достаточно посмотреть в небо, и все становится ясно. Это нам, с нашей жизнью мотылька-однодневки кажется, что деньги были всегда, но посмотри в Небо над горами, и эта мысль покажется тебе смешной. По времени Неба и гор они появились из ничего мгновение тому назад и через мгновение - уйдут без следа. Посмотри…

Потянувшись, он достал сверток из старой овчины, вытершейся, и мягкой, как тряпка. Развернув его, он подал сыну пригоршню каких-то предметов. Гость присмотрелся: это были обработанные камни. Наконечник в форме лаврового листа с бритвенно-острыми, полупрозрачными от тонкости отделки краями. Острозубая пилка из кремневого отщепа побольше пяди в длину. Насадка для гарпуна с аккуратно заостренными зубцами. Обломок каменного ножа, поверхность которого была отшлифована.