— Спасибо тебе за все, Мак, — говорю я парню, не сводя с него глаз. — Это так мило с твоей стороны, правда. Ты даже не представляешь, как это важно.

— Без проблем, — отвечает он. — Надеюсь, ты не подумаешь, что я сую нос не в свое дело.

— Вовсе нет. Я действительно не знала, что делать дальше с этой историей, так что ты помог мне разрешить сложнейшую дилемму.

Мы искренне улыбаемся друг другу.

— А вы не могли бы свозить Коко к Джеймсу, Мак? — влезает Рут.

— Рут! — протестую я. О чем она только думает? Я убью ее!

Мака ее просьба явно шокировала, но он слишком хорошо воспитан, чтобы отказать пожилой женщине.

— Да, конечно, если она сама не против, — отвечает он, вопросительно глядя на меня.

— Отлично, — обезоруживающе улыбается Рут. — Машина Коко как раз сейчас в ремонте. Она пробудет там еще несколько дней — ребята до сих пор не могут понять, что с ней не так.

Бабушка театрально вздыхает, как будто всю ночь не спала, беспокоясь о таинственной причине поломки моего автомобиля. Разумеется, она бессовестно лжет. С моей машиной все в порядке. Конечно, техосмотр ей бы не помешал, да и подзаправиться надо, но ремонтная мастерская — это что-то новенькое.

— Тогда я отвезу ее, без проблем, — галантно предлагает Мак.

— Честно, не нужно… — смущенно пытаюсь отказаться я.

— Коко, не глупи. Мак ведь сам предложил. К тому же это совсем недалеко, — добавляет Рут.

— Уверена, у Мака найдутся дела поважнее, — рычу я сквозь зубы и смотрю выразительно на свою бабушку. — Кроме того, он и так для нас уже много сделал.

— Но разве не чудесно будет, если вы съездите туда вместе? Кстати, пора брать быка за рога, отправляйтесь-ка прямо сейчас! У нас сегодня выдался на диво тихий день.

Она лукаво смотрит на нас, и я смущенно прячу глаза.

— Если честно, я тут работала над одним проектом, Мак, — говорю я. — Может, как-нибудь в другой раз?

— Чушь! — перебивает меня Рут. — С мебелью ты можешь возиться в любой день недели.

— Но…

— Коко, если Джеймс — действительно тот, кого ты ищешь, то время не ждет, правда, Мак?

— Да?.. — неуверенно отвечает тот, недоуменно глядя на меня.

— Мой милый мальчик, — умиляется Рут. — Вы точно не против, Мак?

— Сказать по правде, недалеко от Порт-он-Си есть один собачий приют, в который мне надо бы заглянуть… Они как раз сегодня работают…

— Вот и отлично. Это судьба! — радостно хлопает в ладоши Рут. — Дайте-ка я налью вам в дорогу кофе в термос…

Она быстро скрывается на кухне, чтобы я не успела больше ничего возразить.

— Прости, — извиняюсь я перед Маком. — Обычно она не настолько коварна.

— Не беспокойся, — улыбается он. — У тебя замечательная бабушка.

Мы неловко молчим, смущенно поглядывая друг на друга, словно подростки.

— Ой, чуть не забыл! — вдруг восклицает он. — Я привез тебе кое-что.

— И что же?

Он роется в сумке и достает оттуда сверток в коричневой оберточной бумаге.

— Вот, это сборник музыки пятидесятых, — показывает он мне старинную виниловую пластинку. — Я немного повернут на музыке, так что, когда ты упомянула в разговоре Тэтти Мойнихан, мне вдруг кое-что вспомнилось. Это же она пела в дуэте «Шанель», вместе с…

— Бонни Брэдбери.

Его глаза широко раскрываются от изумления.

— Да, с ней, — ошеломленно говорит он. — Об этом мало кто знает.

— Я встречалась с Бонни в Лондоне, — объясняю я, — когда пыталась узнать, кому адресовано это письмо. Она рассказывала, что Тэтти даже удалось сделать студийную запись, но я и не думала, что мне доведется услышать ее голос.

— А-а-а, понятно. Что ж, здесь должна быть и их песня. Эта пластинка — большая редкость.

Он отдает мне пластинку, и я невольно прикрываю рот ладонью от удивления: на обратной стороне бумажного конверта напечатано имя Тэтти.

— Глазам своим не верю, — шепчу я, не в силах больше сдерживаться.

— Здесь песня Дюка Эллингтона в ее исполнении. Надо было прихватить с собой старый граммофон, могли бы послушать.

— Это как раз не проблема, — отвечаю я. — У меня есть свой.

Я несусь через всю комнату к столику, на котором стоит дедушкин граммофон, вытягиваю пластинку из конверта и кладу ее под иглу. Комнату наполняет проникновенный женский голос, полный печали и сожалений, тоски и меланхолии. Я сразу узнаю эту песню, и на глаза у меня наворачиваются слезы. Я слушаю чарующую музыку и безуспешно пытаюсь взять себя в руки. Это она — моя Тэтти. Теперь я не только знаю, как она выглядит, теперь я знаю даже ее голос. Рут снова появляется на пороге с термосом в руках, на ее ресницах тоже блестят слезы. Ей не нужно ничего спрашивать — она и так знает, кто исполняет эту песню.

— Спасибо, Мак, — улыбаюсь я ему. — Ты не представляешь, как много это для меня значит.

В ту самую секунду, как эти слова слетают с моих губ, я понимаю истинное значение его поступка. Я как будто бы попала в прошлое и прикоснулась к Тэтти, и ее дух будто ожил на наших глазах. И не только ее — ведь именно ту песню, которая звучит сейчас в нашей лавке, песню, полную любви и тоски, в детстве напевала мне мама вместо колыбельной. И почему я никогда не слышала раньше ее названия — «In a Sentimental Mood»? И о том, что впервые ее исполнил Дюк Эллингтон? Думаю, мама умерла, не успев рассказать мне, значила ли эта песня для нее что-то особенное или же просто была ее любимой. Возможно, это тоже знак — от нее. Я в этом уверена. Песня, которую я слышала от мамы в детстве, — та же самая, которую Тэтти и ее возлюбленный называли «своей». Именно эта песня дала имя сыну Тэтти, Дюку. Это не может быть простым совпадением. Слушая сейчас голос Тэтти, я понимаю, что наши с ней истории словно достигли крещендо и пересеклись, спустя столько лет. Могу только представить, что чувствовал бы ее сын, будь он на моем месте.

— Прости, я расстроил тебя? — встревоженно спрашивает Мак. Ведь он понятия не имеет, почему я так реагирую на эту запись.

— Нет, что ты… Совсем наоборот. Спасибо тебе, — отвечаю я, утирая слезы и снова пытаясь взять себя в руки.

— Пожалуйста, — улыбается он мне. — Готова ехать?

— Всегда готова! — отвечает за меня Рут.

— Дайте мне пять минут, — кричу я, взлетая вверх по лестнице. — Уж если я наконец увижусь с сыном Тэтти, позвольте мне хотя бы приодеться ради такого случая!

И вот мы в пути: я и Мак Гилмартин, парень из Глэкена, которого я едва знаю. При мысли о том, что, возможно, я вот-вот встречусь с сыном Тэтти, меня одолевают смешанные чувства: волнение и предвкушение. Как он отреагирует на письмо, которое я собираюсь ему показать? Даже не представляю, как бы я сама поступила, если бы кто-то появился у меня на пороге и передал письмо от мамы, считай, с того света. Уверена, этот клочок бумаги стал бы для меня самой ценной вещью в мире, особенно если бы послание оказалось таким же чудесным, как письмо Тэтти. Но могло статьcя и так, что письмо повергло бы меня в шок и я даже отказалась бы его читать. Все эти мысли лихорадочно вертятся у меня в голове всю дорогу от лавки Суона.

Мне очень неловко сидеть в столь непосредственной близости к Маку, на переднем сиденье его старенького побитого фургона, но я всеми силами пытаюсь задушить в себе эту девчоночью стеснительность. Мак — просто очень добрый парень. За его предложением не кроется никакого подтекста. Кстати, Рут его практически вынудила — у бедняги наверняка нашлась бы куча дел, которыми он мог бы заняться сегодня. Единственное, что меня хоть немного утешает, так это то, что ему нужно заехать в собачий приют неподалеку от Порт-он-Си, ему хоть какая-то польза будет от этой поездки.

— Прости, тут повсюду собачья шерсть, — извиняется он, переключая передачу перед поворотом. — Боюсь, это издержки профессии.

— Я ее даже не заметила, — лгу я, незаметно снимая длинный волос со своего приталенного черного пиджака, который я надеваю исключительно в особых случаях.