Я переоделась из рабочей одежды в новые джинсы, черный топ и пиджак и влезла на каблуки. На моей шее красуется любимое мамино ожерелье, на удачу, кроме того, я повязала розовый блестящий шарф, подарок Кэт, надела такую же шапочку и прихватила с собой сумочку Тэтти. Рут изумленно вскинула брови, увидев, как я вырядилась, ведь обычно я собираюсь гораздо менее тщательно, чем в этот раз. Но я не могла иначе — и даже не потому, что мне предстояло путешествие с Маком, а оттого, что я предвкушала поворотный момент в истории Тэтти. И мне хотелось соответствовать этому торжественному событию. Впрочем, ладно, совсем чуточку и из-за Мака. До этого он видел меня в старом отрепье, так что да, возможно, мне и хотелось произвести на него впечатление. Просто я не хотела обсуждать подобные вещи с Рут — я и самой себе с трудом в этом призналась.

— У меня где-то рядом завалялся рулон скотча, с ним почистить одежду будет проще, — говорит Мак, заметив боковым зрением, что я делаю. — Надо было предупредить тебя, чтобы ты не надевала ничего черного, извини.

— Не беспокойся, — отвечаю я, а сама понятия не имею, как вернуть себе прежний шикарный вид. На пиджак цепляется все больше шерсти. Сколько же собак пересидело на этом месте?

Стоит мне вспомнить о любимцах Мака, как вдруг я чуть не подпрыгиваю на месте от неожиданности: кто-то горячо дышит мне в ухо. Оказывается, что прямо позади меня сидит лабрадор из глэкенского приюта. Я даже не заметила его, когда садилась в машину!

— Горацио, сидеть! — командует Мак. — Прости, Коко.

— Все в порядке. Мы ведь с Горацио уже знакомы, — отвечаю я, поглаживая пса по голове. Он устраивает передние лапы у меня на плече и радостно обнюхивает мой воротник. Этот парень, кажется, тоже меня запомнил, судя по тому, как влюбленно он смотрит мне в глаза.

— Захотел поехать со мной, — объясняет Мак, глядя вперед, на дорогу, — терпеть не может оставаться один, наверное, из-за своего прошлого.

— А что с ним случилось? — спрашиваю я.

— Горацио в какой-то мере для меня особенный, — начинает рассказывать он. — Он мой первый пес. Я нашел его на дороге пару лет назад. Его бросили. Бедняга весь отощал, остались только кожа да кости, а одна лапа была сломана в трех местах.

— Поверить не могу, что кто-то мог причинить зло такой замечательной псине!

— Да, ветеринар осмотрел его и решил, что лучше будет ампутировать больную лапу, но каким-то чудом нам удалось его вылечить. Он, конечно, немного прихрамывает, однако ему это нисколечко не мешает.

Я вспоминаю, как легко он перепрыгнул через калитку, когда я видела его в предыдущий раз.

— И никто не захотел его взять? Он ведь просто прелесть, как можно перед ним устоять?

— А я его никому и не собирался отдавать, — несколько смущенно отвечает Мак. — Как я уже сказал, для меня он — особенный.

— Твой любимчик?

— Точно, — смеется он, в то время как я ловко уворачиваюсь от Горацио, пытающегося лизнуть меня в шею.

— А почему ты решил открыть приют для собак? — спрашиваю я, желая узнать Мака поближе.

— Я, собственно, и не открывал приюта, — отвечает он. — После того как я подобрал Горацио, обо мне тут же заговорили все соседи. Потом кто-то привел ко мне спаниеля. Потом еще кто-то нашел брошенного пса на другом конце деревни, его тоже привели ко мне. И пошло-поехало.

— Ты, должно быть, очень любишь собак.

— Виноват, каюсь.

— А какая твоя любимая порода?

— Мне они все нравятся, — признается он и, отрываясь на миг от дороги, искренне мне улыбается.

— А я люблю бассет-хаундов, — говорю я.

— Почему? Из-за длинных ушей?

— Сама не знаю, если честно. В детстве у меня была книга о собаках, и на ее обложке был изображен бассет. Думаю, потому эта порода мне так запомнилась.

— У меня тоже была такая книга, — улыбается он.

— Да ладно!

— «Большая энциклопедия собак», я получил ее в подарок от Санта-Клауса.

— И я тоже! — изумленно выдыхаю я.

— Должно быть, где-то была большая распродажа, — шутит он, и мы заливаемся смехом.

— Второй моей любимой собакой из этой книги была ирландская борзая, — вспоминаю вслух я. — Но мне так и не удалось увидеть ее в реальной жизни.

— А я видел — на одном старомодном званом ужине. Впечатляет, ничего не скажешь, очень величественный пес. Сбежал от нас с добрым куском говядины. Думаю, хозяева были не в восторге. Клоун, которого приставили следить за собакой, наверняка получил хорошую взбучку, — он снова смеется, и в уголках его глаз опять появляются милые морщинки.

— В жизни не бывала на таких мероприятиях. Тебе понравилось? — спрашиваю я, огромным усилием воли отводя взгляд от его лица.

— Не очень. Я был там в связи с работой — и от шума у меня разболелась голова.

— От шума? Там что, была драка?

— Да нет, они наняли арфистку, и она не расставалась со своим инструментом весь вечер. Послушаешь такую часов пять, и все твое чувство юмора куда-то внезапно улетучивается.

— Да уж, — хихикаю я.

— Ну, я свои страшные тайны тебе рассказал, так что давай, делись своими, твоя очередь.

— Нет у меня никаких тайн, — протестую я.

— Ты живешь с бабушкой?

— Это ни для кого не секрет.

— И все же необычно.

— Моя мама умерла, когда мне и тринадцати не было. Отца я никогда не знала.

— Понятно, — он снова отвлекается от дороги и сочувственно смотрит на меня. — Извини, что спросил.

— Все в порядке, это случилось очень давно. А Рут — просто чудо.

— А почему ты зовешь ее по имени?

— Она сама так захотела. Говорит, что так чувствует себя моложе.

— О, я ее отлично понимаю. Когда сам стану дедушкой, тоже, наверное, попрошу внуков звать меня Маком. Дедуля Мак, звучит, — он барабанит пальцами по рулю, и я ловлю себя на мысли, что слежу за каждым его движением.

— Дедуля Мак? — спрашиваю я, старательно отворачиваясь в сторону.

— Да, разве не здорово? По-моему, круто.

— Даже не знаю.

— Думаешь, не очень? — хмурится он. — Ну тогда хотя бы дедушка Мак.

— А ты ни на секунду не сомневаешься, что когда-нибудь станешь дедушкой, я вижу!

— Конечно! — отвечает он. — А ты разве не собираешься стать когда-нибудь гламурной бабушкой, как Рут?

— Я гламурной точно не стану, — краснею я.

— Я в этом плохо разбираюсь. Мне ты кажешься очень даже симпатичной.

Мы смущенно умолкаем, я отчаянно пытаюсь придумать новую тему для разговора.

— А ты все время занимаешься только приютом? — спрашиваю я. Очень хочется узнать, что же за основная работа, о которой он упоминал, но спросить в лоб я тоже не могу.

— Не только. С собаками, конечно, возни — непочатый край, но это не основное мое занятие. Так что в приюте у меня есть пара помощников, на добровольных началах.

Вот оно — снова он намекнул на свою загадочную работу.

— Кем ты работаешь? — спрашиваю я. — Что-то подзабыла.

— А ты и не можешь этого помнить, я не говорил, — усмехается он, по-прежнему не отрывая глаз от дороги.

— Правда? — отвечаю я, делая вид, будто меня его ответ страшно смутил.

— Не говорил. Но раз уж ты спросила, то я пишу музыкальные ролики. Музыку для рекламы, другими словами.

— Шутишь?!

— Серьезно, — говорит он. — Это чистая правда.

— Здорово. Я могла слышать какой-нибудь из твоих роликов? — восхищенно спрашиваю я.

— Все может быть. Видела рекламу страховки, в которой парень на гитаре играет?

— Ее ты написал? — удивляюсь я. Это же самая популярная реклама на телевидении!

— Да, моя работа, — гордо отвечает он. — Одна из лучших, надо сказать.

— Эта мелодия такая… заразительная, — говорю я. — Стоит ее раз услышать, и никогда уже не забудешь! Ее же можно часами напевать, она иногда меня с ума сводит.

— Ты ведь просто хочешь сделать мне приятное, поэтому так расхваливаешь? — неожиданно сухо спрашивает он.

— Извини, но это правда. Рут она тоже безумно нравится. Мы частенько ее напеваем друг другу. «Понадейся на судьбу, если ты попал в беду…» — смело пою я во весь голос, как вдруг понимаю, что Мак едва сдерживает смех. — Что-то не так? Перепутала слова?