— Точно тебе говорю, — отвечаю ей я.

— Только лишь то, что он вступил в сексуальные отношения с другой женщиной, еще не значит, что он забыл тебя, Коко.

— А я думаю, что именно это и значит, — улыбаюсь я. — Он забыл меня. Перевернул страницу. Мы оба можем двигаться дальше.

— А как же ты?

— Что — я?

— Когда уже ты кого-нибудь себе найдешь?

— Ох, пожалуйста… Мне слишком рано еще об этом думать.

— Видишь, а ему оказалось в самый раз. Я всегда говорила, что вы двое — прекрасная пара. И ваше расставание — чудовищная ошибка.

— Послушай, Кэт, меня все устраивает в моей жизни, давай не будем.

— Как хочешь. Во всяком случае, я по этому поводу больше и слова не скажу, — тяжело вздыхает моя подруга. — Да и что я об этом знаю — мужчины для меня загадка.

— Тебя всю жизнь окружают только мужчины.

— Вокруг одни мужчины, а я по-прежнему их совершенно не понимаю. Поди разберись.

Я оглядываюсь назад, вспоминая вдруг, что Люсинда и остальные мои ученики уже, должно быть, голову сломали, гадая, куда я подевалась.

— Я лучше вернусь на занятие, — говорю я Кэт. — Они с ума там сходят без меня, как настоящие подростки.

— Бога ради, не напоминай мне о подростках, — закатывает она глаза. — Позвони мне потом, хорошо? Как ты съездила в Большой Дым?^[13] Тебе удалось узнать что-нибудь об этой сумочке?

— Да, кое-что я действительно узнала, — отвечаю я. — Потом расскажу.

— Отлично. Подумаешь, как-нибудь да переживу то, что ты постоянно занята, — фыркает она и уходит с оскорбленной усмешкой на лице.

Я иду к своим ученикам, и в моей памяти отчего-то всплывает образ Тома. Сложно представить его с другой женщиной, но я искренне за него рада. Он не из тех, кто любит одиночество. В это тяжело поверить, но меня эта новость нисколечко не расстроила, видимо, я настолько увлечена историей Тэтти, что попросту не могу отвлекаться ни на что иное.

Том — не моя истинная любовь, это я знаю наверняка. Он скорее был мне добрым другом, а иногда походил на вечно раздражающего братишку. Оглядываясь назад, в прошлое, я иногда думаю, что мы с ним встречались лишь потому, что он был рядом и… напоминал плюшевого мишку. Да, знаю, это не делает мне чести, но Том был таким милым, тихим и предсказуемым — таким правильным и высокоморальным. С ним я чувствовала себя в безопасности.

Подойдя к двери, я толкаю створку и вижу, что весь класс по-прежнему занят своими изделиями — кто-то успевает еще и болтать с соседом, а кто-то по уши погружен в работу. Большинство из них либо состоят в браке, либо овдовели. Иногда я чувствую себя единственной рыбой в городе, плывущей против течения, сознательно сопротивляющейся его бурным потокам. Я улыбаюсь себе под нос. Нужно обязательно рассказать об этом Кэт — надо же было сравнить себя с рыбой, то-то она повеселится. Но вся соль в том, что, хотя я действительно рада за Тома, меня охватывает и еще какое-то, пока непонятное мне чувство — не то чтобы разочарование, но скорее… одиночество. Любовь, замужество… Что делать, когда тебе уже тридцать два, а в твоей жизни по-прежнему нет ни того, ни другого?

Поверить не могу, что уже октябрь и пора менять оформление нашей витрины. Не уверена, что помню, как появилась эта традиция — выставлять новый товар на витрине в первый день каждого месяца, но это действительно один из обычаев лавки Суона. Мне еще в детстве доверяли иногда украшать здесь все по своему вкусу, и вскоре я поняла, что мои оригинальные идеи вызывают восторг у публики. С годами мои экспозиции стали своеобразной достопримечательностью, и многие местные взяли в привычку обязательно прогуливаться мимо или заглядывать к нам в лавку именно в первый день каждого месяца, чтобы посмотреть, что я выдумала на этот раз.

Рут иногда беспокоится, что теперь от меня ожидают слишком многого и что с каждым разом мне будет все труднее создавать новый шедевр, но мне так не кажется. Обычно я закрываю витрину занавесом, чтобы никто не видел моей работы, пока она не будет доведена до совершенства. Полумрак заставляет забыть о времени, я сосредоточена лишь на том, чтобы создать нечто прекрасное, и этот процесс полностью поглощает меня, принося огромную радость и удовольствие.

Я присаживаюсь на корточки и созерцаю свое творение. Я пытаюсь воссоздать на витрине зимнюю страну чудес, чтобы отметить приход холодов. В качестве задника я использовала огромный отрез хрустящей накрахмаленной белой ткани. Затем я выставила на витрину несколько старинных деревянных шкатулок, каждую из них устлав белым сатином и набив всякими безделушками так, чтобы из-под закрытых их крышечек свисала парочка длинных ожерелий из белого золота, при виде которых покупателей наверняка замучает любопытство: а что же внутри? Также на витрину я выставила алтарный стул, который собственноручно обила белым льняным материалом. Представить себе не могу, кто еще пользуется такими стульями для настоящих молитв, но в нашей спальне они смотрятся просто прекрасно. Кроме того, я поместила рядом со шкатулками собрание старинных книг в кожаных переплетах, открыв их на случайных страницах, чтобы проходящие мимо посетители могли прочесть написанное. На книги я усадила крошечных деревянных птичек, чтобы те составили компанию воробьям, которые вечно собираются у подножия памятника, стоящего напротив нашей лавки. Птичек я подкрасила серебряной краской и нанесла на все, что можно, блеск с перламутровым отливом, чтобы создать впечатление, будто предметы на витрине покрыты легкой изморозью. И теперь я замираю на месте, чтобы насладиться эффектом получившихся декораций.

Я целиком и полностью довольна увиденным: все вышло почти так, как и задумывалось. Люблю, когда все получается, когда картинка, возникающая в моем воображении, воплощается в жизнь. Надо бы еще кое-что подправить, прежде чем я подниму занавес. Например, поместить в центр композиции нечто великолепное и невероятно притягательное — скажем, несколько массивных церковных свечей, которые можно закрепить на детских деревянных санках, которые до сих пор хранятся в нашей лавке. Да, тогда на витрине действительно будет ощущаться дух старины, и ни одного нашего посетителя не минует ощущение волшебства. Но прямо сейчас, думаю, мне пора сделать перерыв.

Я поднимаюсь на ноги и выглядываю в щелочку. Через дорогу Карл оживленно беседует с покупателем — должно быть, объясняет разницу между отдельными кусками туши. Он всегда с большим увлечением рассказывает о таких вещах. Находящаяся неподалеку ремонтная мастерская Виктора по-прежнему закрыта. Бедняга — у него действительно серьезная зависимость от азартных игр. Он пытается скрывать это от всех, но, насколько я знаю, вообще из букмекерской конторы не выходит. Рядом с его убогими владениями угрюмо метет тротуар Нора из «Кофе-Док». У них с Питером явно так и не наладилось.

Я подпрыгиваю от испуга, когда кто-то вдруг громко стучит мне в окно. Это Рут, она подкупающе улыбается мне, кутаясь в ярко-красный пуховик.

— Можно мне посмотреть? — просит она, открывая дверь лавки, заходя внутрь и впуская в магазин холодный воздух. Похоже, погода стоит по-настоящему зимняя.

— Нет, еще рано, — отвечаю я.

— Да ладно тебе… Хоть одним глазком!

— Ни в коем случае. Придется тебе вместе со всеми подождать, пока я закончу.

— Любишь ты портить людям удовольствие, — хохочет она, снимая шарф и стягивая с себя теплую куртку, и я вижу, что она сегодня надела свое черное термобелье из лайкры.

Я часто диву даюсь, как она может выглядеть так чертовски привлекательно в свои семьдесят лет. Искренне надеюсь, что хотя бы эти гены мне достались по наследству. Тело у нее по-прежнему стройное и поджарое, а кожа так и пышет здоровьем.

— Как же холодно, — присвистывает она, потирая руки. — Я себе чуть титьки не отморозила.

— Рут!

— Что? Разве их не так ваше поколение называет? — заливается она озорным смехом.