— А разве ты не думаешь, что я сошла с ума? — нервно интересуюсь я, переключая скорость.
— Этого я не говорила! — смеется она.
— У меня ничего не выйдет, — делюсь опасениями я.
— Ты отлично со всем справишься, — уверяет меня подруга. — Кто знает, что тебя ждет в Глэкене? Обязательно мне потом позвони, хочу знать все до мельчайших подробностей, хорошо? Мне пора — близнецы окунули носы в свой завтрак и пускают пузыри.
— Так, может, мне стоит отказаться от предложения посидеть с малышами вечером? — шучу я. На днях мне удалось окончательно убедить Кэт пойти с Дэвидом куда-нибудь вдвоем, пока я присмотрю за этими сорванцами.
— Только через мой труп, солнышко. Вопрос решен, тебе не отвертеться.
Я смеюсь, и меня вдруг осеняет: я в самом деле еду в Глэкен, искать там Дюка. Моя машина несется по сельской местности, я проезжаю мимо покрытых изморозью деревьев и кустарников, вижу в окошко животных, пасущихся в полях, и облачка пара от их дыхания.
— Ты будешь гордиться мною, мама, — говорю я вслух и до боли сжимаю руль. Мама поступила бы точно так же, будь она еще жива. Эта поездка в неизвестность живо напоминает мне те дни из моего детства, когда она тихонько подкрадывалась к спальне и внезапно появлялась в комнате, чтобы удивить меня неожиданным возвращением из очередной поездки.
— Вперед, к приключениям, — шептала она мне на ухо, целуя и крепко обнимая. А потом она брала меня на руки, хотя я еще даже не успевала проснуться, и несла к машине, укутав в теплое одеяло, чтобы уберечь от утренней прохлады. Мы доезжали до развилки на въезде в город, и она спрашивала: «Налево или направо?», и я всегда решала, куда мы отправимся. И вот мы ехали по проселочной дороге, изучали окрестности, останавливались на обочине перекусить или осмотреть что-нибудь интересное, вроде развалин старинного замка или дорожного указателя, на котором была изображена какая-нибудь достопримечательность. Мы никогда не планировали таких поездок, не знали, где закончится наше путешествие, но приключения всегда затягивались на целый день.
«Вот она, настоящая жизнь, — говаривала она, когда мы устраивались, скажем, на осыпавшейся каменной стене, чтобы съесть свои бутерброды, и наслаждались видом чудесной долины, раскинувшейся перед нами, — да и кому нужна вся эта рутина?» Я жмурилась от удовольствия, обхватывала себя за плечи и радовалась тому, что она здесь, со мной, что мы с ней «особенно близки», как она говорила. А на следующее утро я просыпалась и чаще всего обнаруживала, что она снова уехала и мне опять пора в школу.
Леденящий холод в машине заставляет меня отвлечься от воспоминаний, и я включаю обогреватель на полную мощность. Но нет, он, оказывается, не работает. Нужно отдать в ремонт. Здесь так холодно, что я даже решаю не снимать розовую шапку, шарф и перчатки, которые Кэт подарила на прошлое Рождество, как всегда, желая меня принарядить.
Уверена, Глэкен уже где-то близко. Конечно, надо было купить себе айфон, в нем наверняка нашлось бы приложение, которое подсказало бы мне дорогу. У Кэт в машине, например, установлен навигатор, хоть Дэвид и шутит по этому поводу, что подобное устройство ей совсем не нужно, потому что у нее собственная встроенная навигационная система — «Кэтвигатор», как он ее называет. Со мной дело обстоит совершенно иначе — я совершенно не чувствую нужного направления.
К своему вящему удивлению, через десять минут, благодаря умению читать карту, я оказываюсь в Глэкене, не зная, куда отправиться дальше. Кажется, в этом городке всего одна улица, на которой расположены несколько домиков, совсем крошечный магазин и гараж, где у входа выставлены на продажу штабеля брикетов и мешки с углем. Я торможу у бордюра и выхожу из машины на холод, натягивая шапку до самого носа. Мои ноги дрожат от волнения. Я нервничаю — ведь мне удалось подобраться так близко к тому самому месту, где рос Дюк. Горячий кофе — вот что мне нужно. Уверена, в магазине найдется какой-нибудь согревающий напиток, и, надеюсь, там мне подскажут, где живет Дюк.
Я открываю дверь, виднеющуюся в неясном сумеречном свете. Переступив порог, я будто оказываюсь в прошлом. Я начинаю оглядываться по сторонам в поисках кофейного автомата, но, кажется, ничего похожего здесь нет и никогда не было. Вместо этого на полках выстроились в ряд банки с газировкой, консервированные бобы, корзиночки с ревенем и поздравительные открытки с изображенными на них собаками за рулем.
— Здравствуйте! Чем могу вам помочь? — радостно приветствует меня стоящая за прилавком румяная женщина средних лет. На ней надет фартук с оборочками, а волосы завиты в тугие локоны. К ее объемистой груди приколот значок со словами «Я сексуальна и сама это знаю». Даже представить себе не могу, с чего она взяла, что такой девиз ей идеально подходит.
— О, здравствуйте, — отвечаю я. — У вас есть кофе?
— Есть, — уверенно говорит она. — А какой вам нужен?
— Латте? — без особой надежды спрашиваю я, понимая, в какое старомодное заведение попала.
— Без проблем, — кивает она. — С обезжиренным молоком?
— Да, если можно, — прошу я.
Она поворачивается в сторону подсобки и зовет:
— Тед!
Из комнаты показывается мужчина:
— Что, Пег?
— Эта милая девушка хочет обезжиренный латте, — говорит она.
— Уже делаю! — подмигивая, ухмыляется мне он.
— Спасибо огромное, — отвечаю я, усмехаясь в ответ. Очень уж заразительна его улыбка во весь рот.
Когда он исчезает, в магазине воцаряется тишина: продавщица внимательно рассматривает меня, улыбаясь не менее лучезарно, чем ее напарник.
— Простите, что так долго. У нас есть кофеварка, мы просто держим ее в подсобке. И представляете — сломалась. Десять лет служила верой и правдой и вдруг перестала работать. В наше время вещи делают уже не такие, как раньше.
— Полностью с вами согласна, — киваю я.
— А у вас тоже что-то сломалось? — спрашивает она, опираясь локтями на прилавок, будто настроившись на долгий разговор.
— Нет, ничего не ломалось. Просто я работаю со старинными вещами. Предметы старины — мой хлеб, — рассказываю я, не успев даже подумать о том, почему вообще должна объяснять что-либо этой женщине. Ведь я сюда не друзей заводить приехала.
— Старинные вещи! Слышал, Тед? — кричит она, и мужчина снова выходит к нам с дымящимся пластмассовым стаканчиком в руке.
— Что случилось? — дружелюбно спрашивает он, отдавая мне кофе.
— Эта девушка работает в антикварной лавке!
— Даже не верится! — восклицает он, и она заливается смехом, явно предвидев такую его восторженную реакцию. — Обожаю все старинное!
— Когда по телевизору это шоу об антиквариате показывают, его просто за уши не оттащишь, — поясняет она мне. — Ни на что не реагирует, когда на экране Фиона Брюс[18].
— Обожаю эту передачу, что поделать, — признает Тед. — Затягивает похлеще наркотиков.
— Тед, покажи ей часы, скорее, — предлагает Пег.
Он вдруг смущается.
— Да ладно, Пег, не стоит, — краснеет он. — Зачем это…
— Давай же, не скромничай, — уговаривает она его и снова обращается ко мне: — Простите, вы же не против? И я даже не спросила, как вас зовут, как невоспитанно с моей стороны. Совсем забывчивой стала…
— Меня зовут Коко, — теперь пришел мой черед смущаться.
— Коко! — восхищается она. — До чего же романтичное имя! Это же в честь Коко Шанель, да?
— Да, — с улыбкой отвечаю я ей. Она такая энергичная и вся просто лучится хорошим настроением, как и ее напарник.
— Мне так понравился последний фильм о ней — а вы смотрели? — Она болтает без умолку, не давая мне и слова вставить. — Какая независимая женщина!
— Да, очень независимая, — соглашаюсь я.
— А хотите, признаюсь? Глупо, конечно, но я всегда хотела заполучить себе одну из ее сумочек. Они такие стильные, эти сумочки от «Шанель».
— Надо же, Пег, а я и не знал, — удивленно смотрит на нее Тед.