– Е-е-сть.

– И не подходи один, а то опять выкинет финт какой-нибудь. Все, я пулей.

Сержант прихватил автомат, стоявший у двери, и вынырнул из комнаты со словами:

– Вестовой, мать твою! Ты где-е?

Рядовой повернулся к сталкеру с довольной рожей и ухмылкой:

– Ну что, козел, влип? Я ща обмотаю руку тряпкой, чтоб не так видны были следы, а сам отбивную маненько поделаю. Ты уж потерпи, сталкерок! Я махом.

– Ты-то пошто, чмо, так ненавидишь нас? – сплевывая кровавую слюну, спросил Тагил.

– За чмо ты, бедуин херов, ща ответишь. А вот насчет ненависти…

Договорить он не успел. Руки его дернулись, лицо исказилось в гримасе боли и ужаса. А еще удивления.

Удивился и Тагил. Да так, что чуть не оборвал сцепку тросика, держащего его в позе струны.

Бывший львовский коп оглянулся на дверь, куда уставился подвешенный сталкер. И тут Тагил перевел взгляд на спину вояки и рукоятку тяжелого десантного ножа, торчащего между лопаток. Солдат рухнул на пол и замер.

В дверном проеме стоял Бодайбо и улыбался одними глазами:

– Эй, дружище, ты чего тут устроил распятие Христа?

С этими словами он прикрыл дверь, просунул в скобу ручки магазин «калаша» и кинулся к другу.

– Бода-а-й-б-о-о! Спасибо, друган. Ты нашел… ты услышал нас, – радостно простонал сталкер и зашелся в кашле.

Свет в старых лампах коридора мерцал и прерывался, превращая темные помещения в подобие дискотечного зала. Пятеро людей в зеленом камуфляже, увешанные оружием и прочей снарягой, стояли напротив взвода гастарбайтеров в рваных фуфайках, «алясках» и тройных свитерах с охотничьими ружьями и карабинами.

И неизвестно еще, кто бы победил в возможной мясорубке – те пятеро спецов с пулеметами и автоматами или тридцать один чел с дробовыми обрезами. Но как показывает жизнь, часто главное оружие – слово.

Верх взял Фига, объяснив расклад и позицию анархистов по отношению к «Бастиону», НИИ и смуглым узкоглазым друзьям из южных стран мира. В свою очередь, Палас и Пончик тоже поупражнялись в красноречии, доказывая, что они здесь уж точно не враги «Анархии», а притопали за одной херней, томящейся в недрах НИИ. Их вид и сленг подтверждали правдивость сказанного.

Фига взглянул на Зрячего, ища поддержки у него. Тот крякнул, шмыгнул носом и посмотрел на Пончика:

– Пончик, я тебе вольную дал? Дал. Оружие вернул? Вернул. Вывод?

– Все люди – братья! – ответил толстяк, держа РПД-42 за сошки и приклад, но палец убрав со спускового на дужку скобы. Это заметил следопыт «Анархии».

– Во-о-т. Молодец! Теперь поясни это своему старшому и расходимся, пока сраные фанатики с АЭС не кинули в нашу толпу пару гранат.

Его слова и напоминание о «Бастионе» сделали свое. Азиаты расслабились, а Палас сплюнул, как заправский ковбой и произнес:

– Лады, братва! Не вам, не нам. Разбежались по-тихому. Друг другу не мешаем, не встреваем, не нервируем. Ваших наемников не видели по чесноку. Сталкеров тоже. Хотя один дятел нам ночевку в детсаду испортил – поспать не дал и припасы пожег. Рожу, жаль, не разглядел, а так бы навечно сфотографировал его. Может, и ваш! Зато рубака Чертежник, кажись, объявился. Моих десяток покрошил за не фиг делать. Рессорой точеной. Падла.

– Чертежник? Ого. Он жив? Я думал, это легенда! Небылица, – скривился от недоумения Шишка.

– Видать, реально мужик живучий! – шепнул Зрячий.

– В натуре, мужики! Сам видел его, – добавил Палас, опустил ствол и усмехнулся. – Джек-Потрошитель, мля. Урод однорукий.

– Кончай базлать! – отозвался Палыч, самый пожилой из всех. – Я видел его, знавал. Не хер его крыть словом дохлым. Мужик, что надо! За дочурку, за жинку свою мстил и пятьсот раз переболел трагедию свою. И помирал столько же. Не нам… слышь, не нам его финты мусолить.

– Да ладно тебе!

– Тише. Все, пацаны. Реально, время – вода. Ну, чего порешили? Вместе или порознь?

– Что? НИИ или до хаты?

– «Бастион» мочить одной кодлой будем? Поможете?

– А вы нам?

– Мы стопудово. Одна тема, один хабар. Да и секте этой жопу на черепа пора натянуть! Прально грю, бойцы?

– А то!

– Можно!

– Попробуем, старшой!

– Ха. Ну, тады баско! Я за. Нам хорошие стволы и крутые пацаны в Зоне не поперек. По рукам?

– Давай, паря.

Вот так и поговорили калининградский блатняк и анархисты Армейских баз, и переместились в другое помещение для обсуждения дальнейших действий.

Снаружи громыхнул взрыв и застучала турель, стопроцентно дав понять, что кто-то где-то влип.

Командир квада склонился над телом Хазара и что-то шепнул. Побелевшие костяшки пальцев и играющие на щеках желваки, отчетливо проступающие даже под недельной щетиной, говорили о несказанном расстройстве и об откровенной скорби по поводу утраты бойца.

Он выпрямился, скрипя экипировкой, посмотрел на Истребителя:

– Я теперь с мертвых с них не слезу. Крошить и валить буду как самых злостных тварей Зоны! Смерть бандитам! Смерть.

– Смерть! Смерть! – откликнулись двое других пепловцев.

– Майор. Я пока не могу помочь вам и вашей группе. Хотя я и бывший капитан бывшей заставы пограничников в Полесье. Все бывший! И семьи нет. И страны-то уже той нет, где я прожил и прослужил до известных событий. Но есть долг! Есть совесть и честь! Которые требуют искоренения зла в отдельно взятом регионе. Зла и грязи, от которой мы уже почти очистили неманскую землю, но которой стало снова море после развала страны. И я клянусь, клянусь над телом падшего товарища и бойца, что буду очищать эту землю, эту страну от отбросов, нечисти и мутантов, сколько бы они ног не имели! До последнего вздоха, до последней капли крови! Клянусь.

– Клянусь! Клянусь! – вторили ему его бойцы.

Никита глянул на Холода, затем на Корсара. Вскинул брови. Дескать, «вот так, ребята, с ними хоть в пекло!».

Недавно они «приняли» вернувшихся из разведки пепловцев, мягко «обули» их, успокоили, провели к остальным. Извинились и вернули оружие. Вкратце разъяснили ситуацию, цели группы и познакомились. Новоприбывшие приняли спецназовцев. И приняли неплохо. Даже, кажется, обрадовались, хотя старались не подавать вида.

Военврач занялся ранением Трэка, Никита выслушал командира квада. Но, конечно же, главное рассказал Аперкорт. Когда объятия и дружеские лобызания затихли, Аперкорт поведал сослуживцу соль похода и историю гибели своего квада. Посидели. Выпили по наперстку услужливо поданной Пыть-Яхом водочки. Затем собрались в круг и стали обсуждать дальнейшую судьбу.

Получалось так, что кваду нужно было идти на патрулирование вверенного района. Здесь, рядом. Дабы найти остатки банды Басмача, уничтожить их, доложить на базу, а уж потом оказать помощь ГОНу российского спецназа.

Истребитель отнесся к решению пепловцев с пониманием, так как сам был военным, при исполнении и уважал дисциплину, ответственность и исполнительность. Чего требовал и от своих подчиненных.

Ударили по рукам. Обменялись оперативной информацией по ситуации в подотчетном квартале. Выяснилось, что в гараже сгорели какие-то бандиты, причастность которых к нападению на квад нужно установить по останкам.

И никто среди беседующих бойцов пока не догадывался о том, что потери и раны «Пепла» отомщены, Басмач и его приспешники погибли частью в аномалии «чернушка», частью из-за действий Полтора.

Друзья украдкой проникли в комнату, оборудованную военными под каптерку, сняли часового, отправив его в кому, и завладели запасами не только спецотряда, но и хабаром и снарягой Полтора.

– Возьму все свое и Вовкино, лишнего мне не надо, – кряхтя, пробурчал Тагил и стал упаковывать вещи, – ты, Бодайбо, у нас хозяйственный, так что нагружайся до отвала.

– Ха. Вот ты как, значит?! А сам-то, типа, ни-ни? Да уж давай, прибарахлись, я отвернусь пока что, – улыбнулся сталкер, – давай живей. Нам еще отсюда выбираться, Вовчика найти и послушать сказки Тагила о жизни и смерти Хоакина Мурьеты. Гы-ы.