СЛОВО ПО ДОКЛАДУ ВИСС. САЯНОВА О ПОЭЗИИ НА ПЛЕНУМЕ ЛАПП . . . . Теперь по докладу Саянова позвольте мне слово иметь. Заслушав ученый доклад, констатирую: была канонада, была похвала, докладчик орудовал острой сатирою, и лирика тоже в докладе была. Но выслушай, Витя, невольный наказ мой, недаром я проповедь слушал твою, не знаю — зачем заниматься ужасной стрельбою из пушки по соловью? Рыдать, задыхаться: товарищи, ратуй, зажевано слово… И, еле дыша, сие подтверждая — с поличной цитатой арканить на месте пииту — Фиша. _Последнее дело_ — любитель и даже изобразитель природы земной, я вижу болото — и в этом пейзаже забавные вещи передо мной. Там в маленькой келье молчальник ютится слагает стихи, от натуги сопя, там квакает утка — чванливая птица, не понимая сама себя. Гуляет собачка — у этой собачки стихоплетений распухшие пачки, где визг как девиз, и повсюду известны собачкина кличка, порода, цена, «литературные манифесты», где визг, что поэзия — это она. Так это же смех — обалдеют и ринутся нормальные люди к защелкам дверей, но только бы прочь от такого зверинца — от рыб и от птиц, от собачек скорей. Другое болото — героями Плевны по ровным, огромным, газетным листам пасутся стадами левые Левины, лавируют правые Друзины там, трясутся, лепечут: да я не я… я не я… ведь это не мой кругозор, горизонт… Скучает Горелов, прося подаяния на погорелое место — Литфронт?. И киснет критическое молоко в них, но что же другого им делать троим? Вот разве маниакальный полковник их поведет за конем своим. А нам наплевать — неприятен, рекламен кому-то угодный критический вой, и я — если мне позволяет регламент — продолжу мон_о_лог растрепанный свой. Мы подняли руки в погоне за словом, мы пишем о самых различных вещах, о сумрачных предках, о небе лиловом, о белых, зеленых и синих прыщах, о славных парнишках, — и девочкой грустной закончим лирическую дребедень, а пар «чаепитий», тяжелый и вкусный, стоит, закрывая сегодняшний день. Обычный позор стихотворного блуда — на первое — выучка, звон, акварель, и вот преподносим читателю блюдо — военный пейзажик a la натурель. А в это время заживо гниющего с башки белогвардейца каждого зовут: руби и жги. Последнее коленце им выкинуть пора, над планом интервенции сидят профессора. Стоит куском предания, синонимом беды, Британия, Британия, владычица воды. Позолота панциря, бокальчик вина — Франция, Франция — Пуанкаре-Война. И ты проморгаешь войну, проворонишь ее — на лирическом греясь боку, и вот — налетают уже на Воронеж, на Ленинград, на Москву, на Баку. Но наше зло не клонится, не прячется впотьмах, и наших песен конница идет на полный мах. Рифм стальные лезвия свистят: «Войне — война», — чтоб о нас впоследствии вспомнили сполна. . . . . Сегодня ж — в бездействии рифмы мои, и ржавчиной слово затронуто, гляди — за рекой не смолкают бои чугунолитейного фронта. Мне горько — без нашего ремесла, без нашего нужного вымысла республика славу качала, несла и кверху огромную вынесла. Сегодня без лишнего слова мы перед лицом беды республикой мобилизованы и выстроены в ряды. Ударим на неприятеля — ударим — давно пора — сегодня на предприятия ударниками пера. Без бутафории, помпы, без конфетти речей, чтоб лозунги били, как бомбы, вредителей и рвачей. Чтоб рифм голубые лезвия взошли надо мной, над тобой, Подразделенье Поэзия, налево и прямо в бой. |
