Харт отошел от группы мужчин, споривших об ирландском гомруле, — многие считали ирландцев слишком глупыми для принятия самостоятельных решений — и направился в комнату для игры в карты.

Герцог разгорячился и надеялся, что карты его успокоят. Он прекрасно понимал, почему Йен так любил погружаться в свои «математические раздумья». Вероятно, цифры его успокаивали.

Внезапно он услышал за спиной чьи-то легкие шаги, а затем — отчетливый голос жены:

— Ты мошенник, Харт Маккензи!

Харт обернулся. Они с Элинор находились одни в небольшом коридоре. С одного конца коридора — там располагалась игорная комната — до них доносились мужские голоса, а из гостиной на другом конце — женские восклицания.

— Мошенник? О чем это ты, плутовка?

Раскачивая бедрами, Элинор медленно приблизилась к нему. Ее лицо раскраснелось, а глаза сверкали.

— Да-да, законченный мошенник!

Харт нахмурился, но улыбка жены тут же его успокоила.

— Так в чем же дело, Эл? О чем ты?..

— Я знаю, как Джоанна попала в этот дом, — объявила Элинор. — Она все мне рассказала.

Харт вспомнил молоденькую девушку, стоявшую перед ним много лет назад. Испуганная и дрожащая, Джоанна не могла от страха сказать что-либо членораздельное. Анджелина, как обычно, пыталась удовлетворить его аппетит, но с Джоанной она просчиталась.

Герцог пожал плечами.

— Она оказалась там случайно. Была невинной и молоденькой. Я не мог просто взять и выбросить ее на улицу. Но почему я после этого мошенник?

— Жестокосердый герцог Килморган! Все должны трепетать перед тобой, да?

— Сколько шерри ты выпила, Эл? — Ему вдруг захотелось провести пальцем по ее губам и по видневшейся в декольте груди.

— Ты сделал доброе дело, Харт, а потом умолял Джоанну никому об этом не рассказывать, чтобы не узнали, что у тебя есть сердце.

— «Умолял» — слишком сильно сказано.

Он просто велел Джоанне хранить молчание, чтобы не испортить свою репутацию. В обществе сурово относились к молодым женщинам, запятнавшим себя связями с полусветом — даже если они туда попали не по своей вине. И считалось, что для таких уже возврата назад нет. Но миссис Магуайр оказалась добросердечной женщиной и взяла Джоанну к себе без лишних вопросов.

Из карточной комнаты начали выходить мужчины, и герцог, схватив жену за руку, быстро повел ее к лестнице. Джентльмены-картежники их не заметили и тут же вошли в гостиную, чтобы поздороваться с дамами. А Харт, поднявшись с супругой на следующий этаж, открыл ближайшую от лестничной площадки дверь и затащил Элинор в комнату.

Они оказались в маленькой диванной, освещенной одной-единственной газовой лампой; слуги хозяев, очевидно, оставляли здесь верхнюю одежду гостей.

— Только ничего не говори о Джоанне, — предупредил герцог. — Ради ее же блага.

— Харт, у меня такого и в мыслях не было. Мог бы и не затаскивать меня сюда, чтобы сказать об этом. Мог бы прошептать на ушко.

— Ну… мне нужно было.

— Хотел сбежать от напыщенных господ? — спросила Элинор с улыбкой. — Но ведь мы не пробыли здесь и получаса.

Да, конечно, ему хотелось сбежать от утомительных споров. Но главное — ему вдруг захотелось оказаться с Элинор наедине. А дом Мака, где они остановились, находился слишком далеко.

— Теперь, когда мы с тобой одни, — продолжала Элинор, — я скажу тебе, что фотографии мне присылала Джоанна.

Харт искренне удивился:

— Правда? А где она их взяла? Стащила у миссис Палмер?

«А если бы Джоанна каким-то образом обнаружила эти снимки у миссис Палмер, то стала бы она с таким ужасом смотреть на Харта?» — подумала Элинор.

— Это ты дал их Джоанне? — спросила она напрямик.

— С какой стати?

— Ну… из каких-либо тайных побуждений.

Харт покачал головой:

— Нет, я ничего ей не давал.

— Хм… — Элинор скрестила на груди руки и пристально взглянула на мужа.

— О чем ты теперь думаешь? — спросил Харт.

— Решаю: верить тебе или нет?

— Что ж, думай как знаешь…

Харт больше не мог ждать. Обняв жену за талию, он увлек ее к ближайшему креслу, на котором аккуратной стопкой были сложены плащи и накидки. Резким движением он сбросил одежду на пол.

— Харт, не стоило…

— Нет, стоило. Как твоя рука?

— Гораздо лучше. Но ты это и так знаешь. Спрашиваешь меня про руку по три раза на день.

— Эл, но ведь из-за меня тебя ранили. Я бы и пять раз спрашивал, если бы видел тебя почаще. А теперь иди ко мне.

— Зачем? Что ты собираешься делать?

Харт крепко прижал ее к себе.

— С твоей стороны, Эл, было очень опасно улыбаться мне так, как ты улыбалась внизу.

Элинор чуть отстранилась.

— Харт, а что, если кто-нибудь войдет?

Он радостно улыбнулся.

— Не имеет значения. Хотя едва ли кто-нибудь сейчас сюда войдет. Пожалуйста, повернись. Да-да, вот так, Эл…

Поспешно нашарив застежки ее юбок, верхней и нижних, Харт отстегнул их от лифа. Затем отвязал турнюр. Теперь остались только батистовые штанишки, и с ними он тоже не церемонился.

Опустившись в кресло, Харт вскинул подол килта, повернул жену к себе спиной и тут же, усадив ее на себя, вошел в нее.

Элинор вскрикнула от неожиданности и тотчас застонала. После чего энергично задвигала бедрами, очевидно, находя эту позу весьма удачной. А Харт, предоставив жене свободу действий, теребил ее локоны и целовал в шею.

Кресло же стояло так, что они оба отражались в зеркале у противоположной стены. Правда, Элинор сидела, закрыв глаза, зато Харт упивался возникшим перед ним зрелищем. И он прекрасно видел, что доставляет жене удовольствие.

Увы, это продлилось недолго. Не прошло и нескольких минут, как Элинор, распахнув глаза, громко закричала, и почти в ту же секунду ее крик слился с криком мужа. После чего, тихонько вздохнув, она припала к нему, и он обнял ее покрепче и прижал к себе.

Харт осторожно коснулся повязки на ее руке — слава Богу, дело шло на поправку — и мысленно поклялся, что больше никогда не допустит ничего подобного.

Безмятежность первых дней замужества скоро для Элинор закончилась. От Дэвида Флеминга пришла в Килморган телеграмма, Харт уехал в Лондон, и Элинор поняла, что теперь будет редко видеть мужа.

Но, верный своему слову, Харт велел Уилфреду сделать все необходимые приготовления, чтобы Элинор могла как можно быстрее переехать к нему в Лондон. Поцеловав жену на прощание, Харт отбыл.

Занятая делами, Элинор не имела времени, чтобы предаваться грусти и скучать по мужу. Так что она не заметила, как пролетел день, отделявший его отъезд от ее отъезда. Ей не терпелось снова увидеться с Хартом, а также поскорее приступить к переделке интерьеров дома. Особняк на Гросвенор-сквер практически не изменился с тех времен, когда там обитал старый герцог, и Элинор твердо решила устроить все в доме по-новому. Более того, она планировала приступить к реконструкции в самое ближайшее время.

В Лондон Элинор ехала вместе с Йеном и Бет, а также с Эйнсли. А Мак с Изабеллой уже успели вернуться в столицу и сразу окунулись в светскую суету. Камерон же отправился к своим лошадям, а Дэниел остался в Эдинбурге, в университете.

Ехала Элинор с компанией в личном вагоне Харта, цеплявшемся к хвосту поезда в Эдинбурге, герцог всегда путешествовал с комфортом; а прибыли они на вокзал Юстон в Лондоне, заполненный людьми.

Когда поезд плавно подкатил к платформе и остановился, Элинор вздохнула с облегчением — она была рада, что путешествие наконец-то закончилось. Муж должен был приехать на вокзал, чтобы встретить ее, и сердце Элинор гулко забилось, когда она ступила на платформу. Вот сейчас Харт крепко обнимет ее и поцелует — и пусть весь Лондон смотрит на них!

Бет и Эйнсли задерживались в ожидании, когда няньки соберут детишек, Йен топтался рядом с ними, но Элинор ждать не могла. Извинившись, она отправилась на поиски Харта; ей хотелось поскорее увидеть его.

Прихватив свой маленький чемоданчик, она шагала по платформе, игнорируя носильщиков и герцогского слугу, шокированного тем, что хозяйка сама несет свой багаж. В толпе на вокзале она заметила массивную фигуру Мака с Эйми на плечах и Изабеллой рядом. Малышей поблизости не было; должно быть, их оставили дома на попечении няни, а вот Эйми, вероятно, настояла, чтобы родители взяли ее с собой.