— Ну, если бы ты видела, как Оливер смотрел на меня, когда я сказала ему, то, вероятнее всего, это и есть возбудитель инфекции или заболевание передающееся половым путем, если на то пошло.

— Ты уверена, что Ченс — самый хороший вариант? Я думала, он тебя не интересует.

— Так и есть. Это и делает его идеальным. Он абсолютный игрок и отношения на одну ночь — это его специальность. Он хорошо выглядит и относительно милый, даже если его доброта выражается часто неуместными комплиментами.

Алекс теребит нижнюю губу.

— Но… разве ты не хочешь, чтоб твой первый раз был особенным?

— А твой был?

— Нет, но… — она пожимает плечами.

— Но что?

— Я не знаю, — она смеется. — Я так сказала, потому что думала, что так нужно сказать. Ты знаешь, как разговаривать с кем-то, кто стоит у края скалы.

— Спасибо, но мне двадцать один, а не пятнадцать, — посмеиваюсь я.

— Он знает?

— Ченс?

Алекс кивает.

— Не думаю. Если только Оливер ему не сказал. Я просто пригласила его на свидание, в основном упоминая, что мы будем трахаться, и это будет всего один раз. Я не сказала «привет, заинтересует ли тебя ужин, кино и моя девственность?».

— А должна была бы.

Мы хихикаем.

— Что насчет твоей спины?

— Это еще одна причина, по которой я выбрала Ченса. Что-то мне подсказывает, что если я надену правильную юбку или платье, без трусиков, он относится к тому типу парней, которые с удовольствием сделают дело, не снимая одежды. Я думаю, что надену рубашку на пуговицах, бюстгальтер с застежкой спереди и юбку, длиной до колена.

— Только моя мозговитая деловая подруга может относиться к потере девственности как к стратегической передаче бизнеса.

— Так помоги мне боже, если ты расскажешь Каю, я убью тебя сразу после того, как поведаю твоим родителям о нашей маленькой договоренности относительно квартиры и работы.

— Мяу, спрячь свои коготки. Прибереги свою «кошачью битву» для женщин, которые возненавидят тебя за то, что ты возвращаешься на «рынок».

Я сталкиваю ее с кровати.

— Заткнись. Я просто избавляюсь от своего возбудителя инфекции, ничего больше.

Она стоит, пряча глупую улыбку.

— О, кстати… мои родители уезжают сегодня вечером. Папе нужно возвращаться на встречу, а я иду к Шону, как только они уедут. Так что не нужно собирать вещи, — она показывает на мою сумку. — Ты будешь здесь сама наслаждаться своей уже не девственностью. Если, конечно, не останешься на ночь у Ченса.

— Да, такого не будет.

Оливер

Еще один диагноз, поставленный самому себе. Я возвращаюсь к детской модели поведения, выбрасывая игрушку и решая вернуть ее обратно, когда мой младший брат предъявляет свои права на нее. Различие в том, что я не хочу Вивьен, я в ней нуждаюсь. Не потому что хочу. Я не хочу. Последняя вещь, которую я когда-либо хотел, это снова нуждаться в ком-то.

— Куда мне повести Вив на ужин сегодня вечером? — спрашивает Ченс, когда мы загружаем грузовик.

Ему удалось не упоминать о своем свидании на протяжении прошедших двух дней до настоящего момента.

— Я не знаю. Куда ты обычно ходишь… о, правда, ты же обычно просто занимаешься бессмысленным сексом и отправляешь их с деньгами на такси и подарочным сертификатом в «Panera»[31].

— Чтоб ты знал, я даю им «CharlieCard»[32] для проезда в метро или автобусе, так как плата за такси — это слишком дорого, и подарочную карту в «7-Eleven»[33], а не «Panera».

Мы оба садимся в грузовик, он поправляет свою бейсболку со своей обычной усмешкой «тупая задница» на лице.

— Ты идиот.

— Я лучше буду идиотом, который приведет домой Вив сегодня вечером, чем болваном, который идет домой один.

— Как хочешь, — вздыхаю я, глядя в окно. Мне следовало бы сказать, что Вивьен моя соседка, девушка с которой я виделся, девственница, но я не могу. Он бы не понял, почему я нуждаюсь в ней. Я не могу этого объяснить даже себе. Может, он заболеет. Может, она передумает в последний момент. Может, я потеряю последнюю каплю здравомыслия, сидя один дома и представляя себе их вместе.

Вероятнее всего, я напьюсь и отключусь, потому что, о чем бы я ни подумал, доставляет мне боль. Я едва держусь, зная, что мои родители сейчас в Портленде. Куда бы ни уносились мои мысли, везде дорожное заграждение. Я мог бы поехать в объезд и разбираться с одной проблемой за раз, но легче просто ничего не делать, пока не закончится бензин, застрять посередине ничего, абсолютно одному.

— Как насчет того, чтобы поменяться машинами сегодня? — спрашивает Ченс, заезжая на тротуар возле моего дома.

Я смотрю на противоположную сторону улицы и мечтаю, чтобы Вивьен вышла из дома, Ченс уловил связь и, может, их свидание отменится. Не с моей удачей.

— Ты не думаешь, что она поинтересуется, почему ты водишь мою машину?

— Как она узнает, что машина твоя? Она у тебя подписана что ли?

— Она подумает, почему ты за рулем «БМВ».

— Ха, потому что я успешный владелец собственного бизнеса. Это только произведет впечатление, что у меня есть машина не для работы.

— Тогда, почему у тебя ее нет? — я открываю дверь.

Ченс широко открывает глаза и высовывает голову.

— Потому что я не настолько успешный, но ей не обязательно знать об этом.

— О, обязательно. Поезжай на грузовике. Может, она расскажет Мэгги, насколько ты беден, и мы получим хорошую скидку на следующий заказ. Так что, увидимся и не будь придурком сегодня вечером, — я захлопываю дверь.

***

Я провел годы, изучая, наблюдая и имея дело с правовыми последствиями саморазрушающего поведения. Любой другой на моем месте убегал бы и прятался, зная, что фитиль подожжен с обоих концов. Но не я. Я не могу контролировать свои эмоции, не те, которые расцвели и ждут увядания, или те, которые раскрылись, и ждут признания. Они запутываются в моей голове и просачиваются в каждую мысль.

Мама: Они цветут, Оливер! О Боже, они цветут! Может, они ждали тебя.

Я смотрю на свой телефон.

Я: Может, они ждали солнца.

Мама: Да, сынок.

Я на время выключаю свой телефон, чтобы она поняла, что я не собираюсь с ней это обсуждать. Затем я смотрю на свой диван и вижу маленькую декоративную подушку в синюю и серую полоску, которую мама купила в прошлом месяце. Она прожила дольше, чем остальные. Я думаю о ее сообщении, затем о Ченсе, затем о Вивьен. Она из тонкого хлопка и сшита свободными стежками, а я обычно разрываю такие непрочные подушки, как пакет с чипсами, но по какой-то причине я беру на кухне нож и вонзаю его раз за разом, пока не остается ничего, кроме оборванной оболочки и белого наполнителя из синтетического волокна повсюду.

Хрен с ним! Хрен с ней! Хрен со всеми!

Бросая нож на кофейный столик, я падаю на диван, взъерошиваю руками волосы, бездыханный из-за сдерживаемой злости. Я достаю телефон из кармана и снова включаю его.

Мама: Ты именно там, где должен быть. Всему свое время, дорогой.

Я замечаю время: семь вечера. Взяв ключи и кошелек, я выбегаю за дверь, ведомый чем-то, что еще не приобрело смысла в моей голове. Может, это то, где я должен быть в это время.

Я останавливаю машину на улице, что на противоположной стороне аллеи от того места, где паркуется Ченс. Через несколько минут вижу, как его грузовик останавливается на тротуаре, и, как джентльмен, которым он на самом деле не является, он открывает пассажирскую дверь. Его рыцарство выводит меня из себя больше, чем, если бы он просто щупал ее задницу и показал свое настоящее лицо. Юбка Вивьен, длиной до колен, развевается при легком ветерке, так же, как и ее черные волосы, пока он ведет ее по аллее, положив руку на поясницу. Они останавливаются возле его двери, и он наклоняется, чтобы прошептать ей что-то на ухо. Вивьен откидывает голову назад, смеясь, пока он открывает свою дверь.