Утром они услышали шум моря. Желтый свет проникал сквозь щели в стене сарая, горя, как кошачьи глаза в темноте. Птицы беззаботно пели свои утренние песни. Вдруг в их слаженный хор диссонансом вмешалась еще одна.

Овцы осторожно выглянули из сарая и увидели, что на ступеньках вагончика сидит Габриэль. И свистит.

Сквозь утреннюю дымку овцы сердито смотрели на своего нового пастуха.

— Нужно, чтобы он ушел! — заявила Хайде.

С ней никто не спорил.

— Но что мы можем сделать? — спросила Лейн.

Они смотрели на Габриэля, окутанного табачным дымом. Было невозможно себе представить, что овца — или даже целое стадо — может сдвинуть его с места.

— Страх, — сказала Зора. — Мы должны внушить ему страх.

Они подумала, что внушает страх им: большие собаки, шумные машины, жгучая мазь, оборотни, запах хищника. Все это было не для Габриэля.

Они обменялись беспомощными взглядами.

— Внимательность, — напомнил Мельмот. — Если бы вы были внимательными, то давно уже знали бы, что внушает страх Габриэлю и чего он боится. Что делают люди, когда боятся?

У Мисс Мапл округлились глаза.

— Они строят заборы.

Все головы, как одна, повернулись к овцам Габриэля, которые бросали голодные взгляды из-за ограды.

— Да что с ними может случиться там, за оградой? Еду им подбрасывают каждый день, — горько проблеяла Хайде.

— Они могут заболеть, — сказал Мельмот.

— Не надо им болеть, — возразила Зора. — Им и так несладко.

— Если они заболеют, то мы заразимся! — испуганно воскликнул Моппл.

Мельмот заговорщицки подмигнул:

— А если мы заболеем?

В голове Корделии тут же закрутились разные медицинские термины, которые она слышала от Джорджа: профилактика, копытная гниль, менингит, Кройцфельд-Якоб[11]…

Вскоре у овец уже был готов план.

Они укрылись в сарае для репетиции. Спустя некоторое время они вышли.

Сейчас они устроят ему представление!

Но Габриэля на ступеньках вагончика уже не было.

Он снова косил траву.

Холодное пение косы разносилось над лугом, трава ложилась к ногам Габриэля. Овцы задрожали. Они решили подождать, пока Габриэль закончит свое жуткое дело.

И тут ветер донес до них запах, который они не могли уже забыть никогда. Они понеслись к холму и оттуда увидели, как мясник с трудом передвигался на коляске сначала по тропинке, потом катил через луг и наконец подъехал прямо к Габриэлю.

Коса звенела громко, а колеса скользили по траве почти бесшумно. Вполне вероятно, что Габриэль и в самом деле не заметил мясника. Во всяком случае, работы своей он не прервал.

Мясник вспотел. Он долго смотрел, как сочные стебли травы никнут перед Габриэлем.

— Всякая плоть — трава[12], — произнес он.

Коса замерла в воздухе. Габриэль обернулся к мяснику и улыбнулся победоносной улыбкой.

— Все наоборот, — сказал он. — Всякая трава станет плотью, то есть мясом, когда я скормлю ее скотине.

Овцы обменялись многозначительными взглядами. Словно почувствовав это, мясник резко повернулся к холму и прищурился.

Габриэль пристально посмотрел на мясника.

— Что привело тебя сюда, Хэм? — осторожно спросил он.

Хэм взмок от утомительной дороги, и его рыжеватые волосы бесцветными прядями липли ко лбу. Он нервно оглянулся.

— Ты придешь сегодня на оглашение завещания? — неожиданно спросил он. — В двенадцать дня. Я не знал, слышал ты об этом или нет.

Хэм подкатился поближе к пастуху.

Габриэль покачал головой:

— Хэм! Уже неделю в деревне говорят только об этом. Об этом слышали все. И все придут, все, кто может ходить.

Он посмотрел на мясника с высоты полного роста.

— Все, кто еще жив. Кроме отца Уилла, разумеется. Он в очередной раз продемонстрирует, что ничто мирское его не интересует. Уж этой возможности он не упустит. Прости, но ты это знаешь не хуже меня. Ты пришел не для того, чтобы спросить меня о завещании. Чего ты хочешь, Хэм?

Хэм смущенно потер толстыми пальцами-сосисками колесо кресла.

— Я хотел тебя предупредить, — тихо сказал он.

— Предупредить? — Глаза Габриэля сузились. — О чем ты хотел меня предупредить, Хэм?

— О них.

Хэм кивнул в сторону холма. Глаза его нервно обежали все стадо, пока не нашли Моппла. Моппл заблеял от ужаса. На мясника без опаски можно было смотреть, только когда он был за стеклом.

— Об овцах? — Габриэль опустил косу. — Ах, Хэм. Мы же вдвоем. Брось говорить намеками. Если ты угрожаешь мне, так выражайся яснее.

— Угрожаю? Зачем же мне угрожать тебе? Ты даже понятия ни о чем не имеешь. Ты один из немногих порядочных людей. Я хочу тебя предупредить.

— Об овцах? — еще раз переспросил Габриэль.

— Об овцах, — подтвердил Хэм. — Ты думаешь, я сошел с ума. Я сам часто об этом думаю. Что после падения у меня с головой не все в порядке. Но это не так! Потому что все случилось еще до того! Баран появился раньше! Понимаешь? Раньше! Он виноват!

Хэм толстым пальцем указал на овец:

— Ты-то думаешь, что это бессловесная скотина, с которой можно делать все, что хочешь. Я тоже так думал. Ха!

Мясник горько усмехнулся.

— И что? — озадаченно спросил Габриэль.

— Заблуждение, — ответил мясник. — Они точно знают, что здесь происходит. Спроси отца Уильяма. Они вчера преследовали нас! А заводила — вон тот, толстый. Это дьявол!

— Тот, что пытается спрятаться за седым бараном?

— Точно!

Хэм вытер капельки пота со лба носовым платком. Габриэль, который все еще смотрел в указанном направлении, вдруг что-то вспомнил. Глаза его снова сузились.

— Ты вчера говорил с отцом Уиллом? И он тебе рассказывал о знамениях и чудесах?

Хэм кивнул:

— Точно знамение. И я этого терпеть не намерен. Посмотри на них! Вчера они были втроем. Говорю тебе, это необычные овцы! Посмотри, как они шушукаются! Они обсуждают, как им с тобой расправиться.

Овцы замерли. Мясник видел их насквозь.

Габриэль снова посмотрел в их сторону.

— Я думаю, ты прав, — сказал он Хэму.

По отаре пронесся вздох. Теперь Габриэль все знает. И никогда не уйдет с их луга. Исчезнут они. Ведь всякая плоть — трава, и к тому же всякая трава — плоть, то есть мясо. Габриэль сам это сказал.

Хэм, задрав голову, ошарашенно смотрел на возвышающегося Габриэля.

— Правда? Ты веришь мне?

Габриэль невозмутимо кивнул.

На холме, покорившись судьбе, овцы опустили головы в траву. Только Мод строптиво посматривала на Габриэля и мясника.

— И все же мы попытаемся, — проблеяла она.

— Это и в самом деле необычные овцы, — сказал Габриэль, — необычно нерентабельные. Хотя порода древняя. В весе не прибавляют, ягнят приносят мало. Зачем Джордж с ними возился, ума не приложу.

Хэм смущенно теребил пуговицу на жилете.

— Может быть, ты мне продашь одного? Вон того барана?..

— Смертельно опасного?

Моппл замер от ужаса. Но мясник вдруг опустил глаза.

— Ты мне не веришь, — сказал он разочарованно. У него пропало всякое желание продолжать разговор.

Мясник развернул коляску и покатился прочь. Габриэль смотрел, как он с трудом пробирается сквозь траву. Потом сложил руки рупором и закричал ему вслед:

— Эй, Хэм! Ты придешь послезавтра на конкурс?

Но Хэм не обернулся. Только прибавил скорость.

Как только Хэм свернул на тропинку, Габриэль расхохотался. Наконец-то с этим старым придурком покончено. Совсем свихнулся. Он покачал головой и снова поднял косу. Но тут что-то привлекло его внимание. Одна из овец Джорджа споткнулась и кувырком полетела в траву. Черноголовый. Габриэль усмехнулся. Ну и ну! Древняя порода! Верные ноги! Овца с трудом поднялась. Через несколько шагов снова упала. Рядом с ней споткнулась еще одна. Толстый баран, как в тумане, тыкался головой в стену сарая. Ухмылка Габриэля застыла на губах. Его холодные как лед голубые глаза вдруг словно подтаяли. Коса упала в траву.