— Не думаю я…

— Наживка, правда, понадобится…

— Помню, я где-то читал, — с надеждой добавил мистер Уайт, — что на клочок красной фланели можно осьминога поймать.

— Микки красной фланелью живот обматывает, чтобы не надорваться.

— Вы думаете…?

— Да ведь оно ненадолго, — сказала миссис О’Каллахан, — не на сорок же дней.

— Нет.

Микки объявил, что он уже помер.

— И опять же, — сказал мистер Уайт, — у нас ни пчел, ни семян, ничего, чтобы начать.

— Нет.

— Значит, надо нам это дело бросить.

— Может, оно и самое правильное.

— Миссис О’Каллахан, — сказал мистер Уайт, пришедший к этому выводу намного позже нее, — знаете, это я виноват, не вы и не Микки. Простите меня.

Она порозовела и вскинула, как ребенок, голову.

— Но покамест, — добавил он, — необходимо как-то добраться до берега. Возможно, я смогу грести шляпой. Ну, а этим чертовым дурням что на реке понадобилось?

Пустившиеся вдогон еретики развивали немалую скорость, поскольку орудовали веслами, и вскоре можно было увидеть, что команда их головных суденышек состоит не более, не менее как из Филомены со всеми ее братьями и сестрами. Из последних многие пребывали, по всему судя, на сносях. Присутствовал среди них и раскаявшийся Пат Герати, и Томми Планкетт, и почтальон. А помимо этих наличествовали: почтмейстерша, старая, сварливая карга, с редкой суровостью взымавшая почтовые сборы; профессиональный нищий по имени Джонни Фитцджеральд, который зимой и летом ночевал под открытым небом, если, конечно, не сидел в Маунтджойской тюрьме, — при каждой встрече с ним мистер Уайт откупался, чтобы отвадить других попрошаек, полукроной; притворный, а может и настоящий глухонемой, проживавший в брошенных на большой дороге бочках из-под бензина и никакого решительно имени не имевший; миссис Райан, толстая и благодушная жена бакалейщика, печально известная тем, что пустила мужа по миру; несколько школьников, норовивших попробовать по разику все на свете; сборщик государственных налогов, бывший по совместительству религиозным маньяком; семеро неграмотных из Ириштауна, коих уверили, что мистер Уайт будет раздавать деньги; садовник протестантского викария, который лет пятнадцать назад укокошил свою жену и благоразумно бросил ее труп в Слейн еще до того, как кто-либо набрался сил, потребных для обвинения его в таковом гражданском правонарушении; инспектор речной полиции, прославившийся тем, что сумел получить пенсион в пятьдесят один год; карлик по имени Падди Лейси, которого сильно боялись алтарные служки; экономка работного дома, примкнувшая к схизматикам после ссоры с отцом Бирном из-за одного трубочиста; старуха по прозвищу Бидди «Кварта», ужас Гражданской гвардии; гробокопатель; трое скотопромышленников, затесавшихся в эту компанию с пьяных глаз; двадцать семь инспекторов партии «Солдаты Судьбы», селившиеся в лучших гостиницах Кашелмора, чтобы чего-нибудь проинспектировать; директор пуговичной фабрики, навсегда уставший от пуговиц; пятеро почтенных фермеров, принадлежавших к мелкой секте диссентеров, называвших себя «Белыми Мышами»; и секретарь Городской корпорации, растративший 2313 фунтов ее денег и сообразивший, что дальше так продолжаться не может. Имелась также восьмерка «Детей Девы Марии» со стягом и четверо членов «Мужского Братства» с корзиной портера.

Мистер Уайт обозрел своих приверженцев без всякой благосклонности.

А потом крикнул Филомене:

— Что вам нужно? Что вы тут делаете?

— Знамо дело, мы за Ваш Приподобием на край света пойдем.

— Мы на край света не собираемся. Нам бы до ближайшего берега доплыть. Убирайтесь.

— Ваш Приподобие в полном праве ругаться на эту шайку, — воскликнула Филомена, надменно взглянув на двадцать семь инспекторов — похоже, среди последователей мистера Уайта уже состоялся собственный раскол. — Но пускай Ваш Приподобие не серчает на тех, кто был за вас с самой первости и ел хлеб да масло с ваших Святых Рук.

— Никто с моих рук хлеб да масло не ел. Не понимаю, о чем вы, черт подери, толкуете. Убирайтесь. Гребите к берегу. Иначе утонете.

— Флаг ему в руки, мильонеру! — грянули семеро неграмотных из Ириштауна, гадая, когда начнется раздача денег.

— Меч Господень и Гедеонов! — воскликнул сборщик налогов.

— Убирайтесь! — взревел мистер Уайт. — Убирайтесь немедленно, Филомена! Миссис О’Каллахан никуда плыть не собирается. Мы на берег хотим.

— Нешто мы не видели, как Ваш Приподобие все время по реке плыли?

— Это потому, что у нас нет весла. Одолжите мне ваше, Филомена, и мы вас мигом к берегу приведем.

— Ваш Приподобию весло, знамо дело, без надобности. Ваш Приподобие…

— Давайте его сюда, не то я вас от церкви отлучу!

— Это мое весло, — взвыла Филомена и мигом дала задний ход. — Одно-одинешенькое!

Все ученики пророка также дали задний ход и учинилась у них драка, совершенно как на регате.

Мистер Уайт повернулся к ним спиной и присел в свою лужу.

— Пусть идут к черту своим путем!

Но тут же снова вскочил и погрозил конгрегации истинно верующих кулаком.

— Убирайтесь! — завопил он. — Уходите с реки! Уматывайте! Потоп приближается! Потоп, чтобы вы пропали!

Инспектора ответили ему приветственными кликами, а Дети Девы Марии воздели стяг.

Между тем назревали, и как водится одновременно, новые осложнения. И прежде всего, ими были мосты.

На счастье нашей экспедиции, мостов до Дублина осталось всего лишь три, поскольку Слейн протекал параллельно большой дороге, прежде чем в последний раз изогнуться и влиться в Лиффи, пройдя вдоль закраины Феникс-парка. И мосты эти составляли для бочек не такую угрозу, как для Ковчега.

Когда они миновали первую из оставшихся препон, мистер Уайт все еще поносил Филомену. Мост представлял собой жалкое чугунное сооружение, совершенно плоское и соединявшее приход Баллинасаггарт с Окровавленным Замком, — ныне он ушел под воду на двадцать фунтов. Все, что осталось на виду, это верхушки ясеней, уходивших вниз по течению с одного его конца, и верхушки платанов, пролагавших себе сквозь потоп путь вверх, с другого. Дороги были обсажены деревьями с обеих сторон и шли одна вверх, другая вниз, однако никаких следов самого моста видно не было.

Следующий метрополис, поселок, деревушка, хутор, земельный надел или что оно там собой представляло, просто-напросто требовал пришествия Судного Дня, — как будто Судный День решился бы когда-нибудь сунуться в Килдар, — то было скопление крыш из рифленого железа вперемешку с тростниковыми, именовавшееся Нанглстауном. Жизнь оно обрело в восьмидесятых и состояло в ту пору из пятнадцати пивных и двух частных домов. Ныне никто в нем больше не обитал, если не считать солдат Гражданской гвардии, разорившихся трактирщиков да разного рода инспекторов того и этого. Однако мост здесь имелся. Непонятно каким образом, но еще до того, как патриотизм и инспектора затеяли выплачивать дивиденды политике, некие заблудшие викторианцы сочли необходимым — решив, что благо потомков важнее, чем голоса избирателей, — возвести его и возвели на века. Мост у них получился прочный, высокий, способный выдержать самые страшные паводки. С пролетом, рассчитанным на любые имеющие состояться в будущем неприятности. То было сооружение крепкое и продуманное — типичный образчик саксонской тирании.

Вследствие чего, мистер Уайт и его товарищи по плаванию, пролетели, кружась, под этим мостом, никаких препятствий не встретив, — пролетели и пролетели, молясь, сквернословя, размахивая стягами, наливаясь стаутом и восхваляя свободу гаэлов.

И следующий мост оказался не хуже этого, благо река продолжала удерживать всех на фарватере.

Следующий находился в Арнашидане.

Этот городок также отличался обветшалым великолепием — когда-то он мог похвастаться вместительной тюрьмой и полицейскими казармами, двадцатью тремя пивными и ратушей. Ныне здесь проживала все та же Гражданская гвардия, сменившая полицейских и выбившая стекла тюремных окон. Люди в ней состояли тихие, дружелюбные, хорошо понимавшие, что заняться им в жизни — кроме как арестовывать кого ни попадя — нечем, и потому ходившие, крадучись и сконфуженно улыбаясь своим собратьям из прочих широких масс.