Вот и пришлось ему вместе с Патом Герати отправиться подводой в Кашелмор и провести день, переходя из лавки в лавку в поисках прогонов. А поскольку все лавки были бакалейными, а все бакалейщики содержали также и по пивной, покупатели наши очень развеселились и даже попытались завести при возвращении домой дискуссию о сравнительном превосходстве религий.

Вопреки вульгарным представлениям о принятых в окрестностях Беркстауна религиозных обыкновениях, к кровопролитию дискуссия не привела. Причина была в том, что мистер Уайт, дабы оказать Герати любезность, взял на себя роль истового приверженца Папы, а Герати, выступавший на стороне Генриха VIII, ничего о последнем не слышал. Более того, выпитое им не ожесточило Герати, но странным образом смягчило. И потому, вместо того, чтобы спорить, они запели, уверенные, что пони сам доставит их до дома живыми и невредимыми. Мистер Уайт исполнял «Налей полней стаканы», так он, во всяком случае полагал, а Пат Герати что-то вроде речитатива о Парнелле[17] — хотя, возможно, и о Наппере Танди[18]. Отыскать песню, которую можно было бы спеть вместе, им было трудновато, но, в конце концов, они вспомнили про «Adeste Fideles»[19], каковую и горланили до самой Беркстаунской аллеи.

Мистер Уайт продержал миссис О’Каллахан и Микки до половины четвертого ночи, объясняя им, что Адриан IV[20] вовсе не был английским папой, а мистер Де Валера[21] — самый малообразованный человек, о каком он когда-либо слышал, поскольку тот почерпнул свои смутные представления об истории из наполненной галиматьей книги А. М. Салливана[22]. (Миссис О’Каллахан, когда такое случалось, никакого активного сопротивления не оказывала, она наслаждалась подобными беседами — все-таки, разнообразие. Насчет этого старого Дева она полностью соглашалась с мистером Уайтом. И только повторяла: «Ну и ну, за такую его голову мистеру Уайту следует Богу в ножки поклониться».)

Самая интересная часть этой истории выявилась два дня спустя, когда они занялись разбором покупок. Мистер Уайт закупил детскую коляску, калейдоскоп — как он попал в Кашелмор, никто сказать не мог, — золотую рыбку, шафрановый кильт и (на распродаже) полдюжины уже побывавших в употреблении ковров. По счастью, он приобрел также 150 футов железных балок L-образного сечения, вроде тех уголков, из которых делают рамы железных кроватей, и примерно таких же крепких. Ничего другого раздобыть не удалось, пришлось довольствоваться этими.

После давнего злосчастья с фокусами мистер Уайт взял за правило никогда дома не пить. Вследствие этого, посещая дважды в год Кашелмор, он обычно возвращался домой с весьма причудливыми покупками и, поскольку в такие дни уговорить его дважды заплатить по счету ничего, как правило, не стоило, у городских лавочников мистер Уайт пользовался изрядной популярностью.

Уголки были использованы для соединения концевых ножек «стола», делалось это так:

^{_{1 — деревянный брус два на один дюйма; 2 — торцовая вертикальная стойка; 3 — центральная вертикальная стойка}}

В инструментальном шкапу отыскались два бура, пригодных для сверления металла, а вот коловорот, к сожалению, нашелся лишь плотницкий. Его удалось приспособить для сверления уголков, обрезав ручку до ее квадратного патрона, похожего на маленькую рамку для картин. Эту рамку накрывали шестифутовой доской, один конец которой подсовывался под нижнюю перекладину калитки или еще под что-нибудь, на другой садился, чтобы создать давление на коловорот, мистер Уайт, а Герати коловорот крутил.

^{_{1 — перекладина калитки; 2 — доска; 3 — уголок}}

Работа была скучная, поскольку инструмент имел склонность уходить в сторону, пока не пролагал себе путь сквозь уголок, но, как только они добрались до гофрированного железа, дело пошло быстрее.

Когда каркас был, наконец, скреплен, он приобрел вот такой вид:

Между тем, вечернее составление списков продолжалось, однако тут возникли новые осложнения, связанные с реакцией соседей. Поначалу Пат Герати свободно болтал о Ковчеге с каждым встречным-поперечным; Филомена подслушала достаточно, чтобы подкрепить его рассказы, да и сам Ковчег стал обретать зримые очертания. И в Брекстаун начали поступать анонимные письма — обычное в окрестностях Кашелмора средство решения вопросов сельского хозяйства. Первое из них — написанное самим Герати, чьи отношения с его хозяином клонились к худшему, о чем мы еще поведаем, — было ясным и недвусмысленным:

Второе гласило:

Это письмо написал Микки. Миссис О’Каллахан узнала почерк и очень рассердилась на мужа. Она заявила, что, если мистер Уайт захотел развалить сарай, то не человеку с такой головой, как у Микки, ему мешать.

В третьем письме говорилось:

Это было сочинение двадцати трех братьев и сестер Филомены.

Четвертое:

Кто написал это письмо, установить не удалось, ведь не миссис же О’Каллахан, в самом деле. Может быть, Томми Планкетт.

Помимо выпадов чисто литературных, серьезных нападений на Ковчег до поры до времени не наблюдалось. Имело место определенное количество ночного бубуканья да побивания Ковчега камнями, но, поскольку камни не взрываются, большого вреда они не принесли.

Собственно говоря, бубуканье обычно приберегалось местными жителями для вдов, вторично вышедших замуж. Производилось оно так: желающий выразить свое неодобрение отбивал у стеклянной бутылки дно, прикладывал горлышко к губам и громко ухал ночами под окном спальни новобрачных. Получалось нечто, отдаленно похожее на пение рожка. Вот эти звуки, лязг камней по гальванизированному железу да непрестанный лай Алмазной и Крохи и нарушали в течение нескольких ночей покой Беркстауна.

Причина столь терпимого отношения к Ковчегу была двоякой. Во-первых, в Беркстауне терпимо относились почти ко всему и объяснялось это здешним климатом. Набегавшие с юго-запада дождевые тучи несли в себе тяжкий груз воды, набранной ими в Атлантике, в трех тысячах миль отсюда, обременяя аборигенов таким спудом, что им достаточно трудно было разбираться и в собственных делах, не говоря уж о заботах соседей. Вторая же причина была иной: все, кроме самых буйных голов и смутьянов, сошлись на том, что Ковчег О’Каллахана не составит труда развалить несколько позже. Давайте, говорили все, сначала посмотрим, что у них выйдет. А поджарить мистера Уайта до смерти или похоронить его заживо в полной терниев яме мы сможем, когда станет ясно, что денег из него больше не выжмешь.