Дениц уселся за стол и, глядя на адский снаряд, заговорил почти мечтательно:

— Представь себе, Ханно: торпеда с боевой головкой, в которой находится ампула с ботюлинумом, тихо ударяет в борт корабля. Толчок так слаб, что никто из команды даже не подозревает, что судно подверглось атаке. А меж тем распыленный сжатым воздухом яд создает локальную отравленную зону, своего рода облако, которое окутывает корабль. Вентиляционная корабельная система разгоняет газ по всем внутренним помещениям. «Голубой тюльпан» не имеет ни запаха, ни вкуса. И люди до самого последнего момента не понимают, что с ними произошло. Тщетно ищут они выхода из отсеков — страшная резь в желудке, тошнота и головокружение валят их с ног. Тщетно взывают они о помощи — уже никто не поможет им. Через две с половиной, максимум через три минуты — смерть. И вот уже на волнах качается корабль с мертвой командой на борту… Эффектно?

— Да, — чуть слышно ответил Криг.

— Ты понимаешь, Ханно, вся материальная часть корабля цела, не разрушена ни одна переборка, не поврежден ни один прибор… А ботюлинум через несколько минут дает неядовитое соединение с водой, и никакими анализами не установить, что вызвало смерть команды.

Дениц погладил стальной цилиндр ладонью.

— И первым в истории человечества эту штуку должен будешь испытать ты, капитан Криг.

24 апреля 1945 года в Бремергафене капитан Криг принял свою старую подводную лодку У-81, только что вышедшую из капитального ремонта. Окрашенная грязно-желтыми и серыми полосами под цвет балтийских волн, она стояла в дальнем, северном конце гавани, у полуразрушенного пирса. Охранники-эсэсовцы пропускали в этот уголок порта только членов команды.

В марте Бремергафен подвергся нескольким ударам союзной авиации. Почти все портовые постройки лежали в руинах. Дома на ближних улицах почернели от копоти пожаров. Гражданское население давно эвакуировалось на юг страны. Большой город казался вымершим. На рейде, раньше тесном от мачт и труб, не было ни одного корабля.

В апреле американские и английские летчики перестали обращать внимание на Бремергафен. Как военный объект порт перестал существовать. Теперь самолеты союзников волна за волной проходили в сторону Гамбурга, Любека и Киля. На востоке бои шли уже на подступах к Берлину, под Эберсвальдом и Рюдесдорфом. «Великая германская империя» распадалась на глазах. Но те, которые стояли у власти, еще на что-то надеялись. И они выбрали Бремергафен тем местом, откуда издыхающий рейх в последний момент должен был показать миру свое ядовитое жало.

Криг построил команду лодки на палубе.

Оглядел всех.

Еще с сорок первого года, когда лодкой командовал Гутенбергер, он знал в лицо каждого.

Тогда, упоенные первыми победами, они действительно могли притащить из ада самого черта. Розовая сытость наливала их щеки. Презрение к миру и смерти светилось в глазах. Это были германцы, воспитанные для боя и для власти. А сейчас… Где подтянутость, бесстрашие, готовность к самопожертвованию? Где улыбки, молодцеватость, остзейский морской шик? Почему угрюмые лица, косые взгляды, мешковатость?..

Поднять настроение! Вздернуть их на дыбы! Немедленно! Сейчас! Вот что нужно.

Криг шире расставил ноги.

— Матросы! Фюрер и родина вложили нам в руки карающий меч. У нас на борту новые торпеды, обладающие страшной разрушительной силой. Сегодня мы выходим в море на свободный поиск. Нам доверено первыми испытать это оружие в боевых условиях…

«Какие тут, к черту, боевые условия…» — пронеслось в голове, но он продолжал:

— В этот трудный и славный для нашего отечества час мы должны быть беспощадны и жестоки. Мы должны без колебаний идти вперед и бестрепетно смотреть в глаза смерти. Только это приведет нас к победе над хитрым и многочисленным врагом. Фюрер вложил нам в руки меч, выкованный нашими замечательными инженерами. От удара, который мы нанесем, зависит судьба войны. Вы должны помнить это каждую минуту. Хайль!

— Зиг хайль! — без особого воодушевления отозвался строй.

— По местам!

Палуба лодки опустела.

— Всем по сто пятьдесят граммов рому! — отдал распоряжение Криг своему помощнику. — Это поднимет настроение на должную высоту.

В полдень У-81 миновала Гельголанд и взяла курс на Шетландские острова.

Утром 26-го старший помощник доложил Кригу о караване судов, направляющемся к берегам Франции.

Криг прошел в командный отсек и взялся за рукоятки перископа.

Воздух был мутен от влажности. Серая зыбь покрывала пространство моря морщинистым муаром. Линия горизонта едва намечалась слабой свинцовой чертой. И там, на этой линии, темными прерывистыми штрихами рисовались корабли каравана.

С такого расстояния было трудно определить класс судов и состав боевого охранения. Но караван был значительным. Криг насчитал девять темных полосок.

Погода благоприятствовала атаке. В пределах небольшой видимости авиация сопровождения была слепа. Только охотники, охранявшие караван, могли засечь лодку гидрофонами. Но и это зависело от опыта акустиков. Шумовое поле, создаваемое транспортами, было куда более мощным, чем шум винтов У-81.

Так произошло в сорок первом. Корабли сопровождения слишком близко держались тогда к авианосцу «Арк Ройял». И Гутенбергер воспользовался этим. Он подошел на предельно возможную дистанцию и с полутора кабельтовых дал залп двумя носовыми. Англичане забили тревогу, когда торпеды уже прошли половину расстояния. Слишком поздно они заметили их…

— Шифровку гросс-адмиралу! — приказал Криг радисту. — «Одиннадцать двадцать две. Атакуем вражеский караван в районе Аутер-Сильвер-Пит. Голубой тюльпан». Все.

Когда радиограмма была передана, Криг определил курс и скомандовал погружение.

На среднем ходу лодка начала подкрадываться к каравану.

Акустик внимательно прослушивал море. В наушниках гидрофонов, усиливаясь с каждой минутой, водопадами шумели винты тяжелых кораблей.

В одиннадцать сорок семь лодка вышла на траверз[9] каравана.

— Цистерны! — вполголоса приказал Криг.

Сжатый воздух зашипел в трубопроводах. У-81 начала всплывать. Торпедисты застыли у аппаратов.

— Двадцать пять метров… двадцать… пятнадцать… — отсчитывал матрос на глубиномере.

— Слева по борту винты охотника! — доложил гидроакустик.

Криг взял наушники гидрофонов.

В водопадном шуме отчетливо отдавались удары дизеля, работающего на больших оборотах.

— Прекратить продувку цистерн!

— Десять метров, — доложил матрос у глубиномера.

— Быстрое погружение! — скомандовал Криг, поворачивая ручку усилителя гидрофонов.

В бухающие удары дизеля ворвались шлепки. Как будто неведомое морское чудовище, всплыв на поверхность, яростно било хвостом по воде.

— … два… три… четыре… — сосчитал Криг.

— Глубинные бомбы! — вскрикнул гидроакустик и выругался. — Они нас обнаружили!

— Сорок метров, — доложили от глубиномера.

И сразу за этими словами металлический гром прошел по корпусу лодки. Тупая боль ударила по ушам. Сжало и отпустило грудь. Потом еще один гром. Еще. И еще.

В центральном отсеке разом погасли лампочки. Палуба звенела и качалась под ногами, как будто ее рихтовали кувалдой.

— Аварийный свет! — приказал Криг.

Вспыхнуло несколько переносных фонарей.

— Глубина шестьдесят!

— Так держать!

Замерли двигатели. В напряженной тишине тяжело дышали матросы да хрустело стекло под ногами.

Криг вывел усилитель на полную мощность. Охотника не было слышно. Шум каравана тоже приглох.

— Они слушают нас, — вполголоса сказал помощник Куммер.

— Разговоры! — оборвал его Криг. — Объясняться только жестами!

Он знал, что даже легкий шум шагов внутри лодки английские акустики могут услышать с глубины сотни метров.