— Вы весь в пути, — сказал он на планетолете. — И, не обращая внимания на встречающиеся в дороге станции, нетерпеливо стремитесь к следующей, чтоб так же стремительно пролететь мимо.
Возможно, кое в чем Ромеро и прав, но я ту же мысль выразил бы проще: я — человек дела, а дела было так много, что не хватало времени на любования.
Планета, куда нас повезли, называлось Массивной. Она и вправду была массивной — исполинский камень, пики и скалы, пропасти без дна, гигантские трещины от полюса к полюсу, еще огромней горные цепи. На обкатанные шарики наших планет эта угрюмая каменная шишка в космосе походила мало. И ни намека на атмосферу, ни следа воды, даже ископаемой! Если этот унылый клочок мира был создан рамирами, то или эти загадочные существа работали крайне небрежно или дальше создания мертвых камней их фантазия не шла.
Массивная интересовала меня еще и потому, что напоминала Плутон — планету моей юности, превращенную в гигантский космический завод из такой же примерно скалистой пустыни, — правда, там была окаменевшая вода. И, знакомясь с деятельностью галактов, я должен был признать, что если в инженерных решениях мы и превосходили их, то целеустремленности общего замысла нам следовало учиться у них.
Горы покрывала плесень, бурая, неприятная на ощупь плесень, и горы таяли на глазах. Это не были бактерии, творящие жизнь, как у Мэри, эти мхи лишь разлагали камень на химические элементы. Наши атмосферные заводы на Плутоне работали интенсивней. Но заводы возделывали лишь незначительную часть планеты, а мхи галактов покрывали всю ее поверхность: мертвая планета парила, источала азот и кислород, всюду по ней струились ручьи и реки, заполняя впадины, будущие моря.
И деятельность галактов лишь началась здесь, а не кончалась на этом. Проект заселения планеты был грандиозен. И снова люди пошли бы иным путем, чем галакты. Мы колонизировали бы планету — привезли рыб, зверей, птиц, засадили уже произрастающие в других местах растения. Галакты не колонизировали свои планеты, а развивали то, что подходило каждой.
На Массивной, с ее большой гравитацией, они выводили породы легких существ — малая масса, мощная мускулатура, обязательно — крылья. Генетические возможности эволюции они рассчитали с глубиной, показавшейся нам невероятной. Новообразованные воды были уже населены примитивными существами из нескольких клеток. Нам показали на моделях, во что они разовьются впоследствии. В примитивные существа была введена гигантская сила усовершенствования, они должны были трансформироваться от поколения к поколению.
А в конце не такого уж длинного ряда преобразований — не миллиарды земных лет естественной эволюции, а всего лишь тысячи — должны были возникнуть новые разумные существа, чем-то похожие и на ангелов, и на шестикрылых кузнечиков, и на самих галактов. Галакты говорили о них так, словно эти запроектированные существа реально уже существовали.
— Создадут, — сказал мне с волнением Лусин. — Мы — чепуха. ИНФ — кустарщина. Галакты — великие творцы. Величайшие! Пойду в ученики. На Землю не возвращусь. И не проси, Эли!
Мэри успехи галактов тоже взволновали, но по-иному.
— До этого они все-таки не додумались, чтоб выводить штаммы бактерий, преобразующих одни элементы в другие, — сказала она мне, сияя. — Их строительные микробы — не больше чем химические фабрики. Меняют связи между атомами, но не вторгаются в ядро. Нет, Эли, ты посмотрел бы, как у них раскрылись рты, когда я извлекала из сейфа нашу металлопереваривающую живую продукцию!
— Отлично, Мэри! Очень рад, что ты не дала им захвастаться своими успехами. Роль младшего брата при галактах мне что-то не по душе.
И чем внимательнее я изучал труды галактов на Массивной, тем чаще возвращались ко мне давние мысли, — теперь они были определенней. Нет, думал я, как бы изменилась развитие жизни во Вселенной, если бы галактов не загнали в их звездные резервации! Гонимые боги какие-то, могущественные вечные пленники, бессмертные парии, страшащиеся высунуть нос за ограды своих планетных гетто! Нет, какое гигантское ускорение приобретет разумная жизнь во Вселенной, если помочь этим жизнетворцам выбраться в очищенные от разрушителей мировые просторы!
После осмотра Массивной Граций сказал:
— Готовь речь к галактам. Мы возвращаемся на нашу планету. Оттуда будет вестись передача на все спутники Пламенной, а также на дружественные звездные системы. Аудитория у тебя будет обширная, друг Эли!
Все мы волновались, не я один.
Ромеро мог бы состязаться в невозмутимости с Орланом, не уступил бы ни одному галакту в умении держать себя. Но и на Ромеро не было лица. Даже Гиг утратил всегдашнюю жизнерадостность, а у Труба уныло обвисли крылья. Мне пришлось забыть, что я сам не в себе, и подбодрить товарищей. Я улыбнулся Гигу, похлопал Труба по крылу, перекинулся несколькими словами с Орланом.
Мэри мне сказала:
— Ни пуха ни пера, Эли. — Она добавила, увидев мое недоумение: — Старинное заклинание, оно к добру, а не ко злу. А меня нужно в ответ послать к черту.
К черту послать ее я постеснялся, но мысленно выругался. «Черт проклятый!» — сказал я, усмехнувшись.
Граций с Тиграном ввели нас в пустой зал с двумя столами. За первым разместились оба галакта, Ромеро, Орлан и я, за вторым — наши товарищи. Ромеро по дороге оказал:
— Сегодня Орлан с Осимой подсчитали, что Аллану потребуется тысяча лет, чтоб добраться до Третьей планеты, если темпы его продвижения не изменятся, и ровно пять тысяч лет, пока он притопает к первой звездной системе галактов. Разумеется, когда у тебя в запасе вечность, что стоит потерять одно-другое тысячелетие…
Если бы Ромеро не прошептал этих иронических слов и если бы его ухмылка не была такой мрачно издевательской, я, вероятно, держал бы себя по-иному — говорил бы мягче и аргументы подбирал бы другие. Но сейчас жребий был брошен на спор — нападение, а не уговоры.
Вокруг были одни тускло светящиеся стены, сходившиеся вверху куполом. Но, если сами мы никого не видели, то почти триллион задумчивых, спокойных, благожелательных глаз был обращен в эту минуту на нас: все звездные системы галактов подключены к Пламенной, бесчисленные обитаемые планеты внимают голосу далекой звезды, рядового сверхгиганта огромной светимости, а сегодня — и огромной звучности. Впоследствии выяснилось, что разрушителям не удалось заглушить передачу с Пламенной. Думаю, они и не старались: в Персее назревали грозные события, враги хотели быть в курсе своей судьбы.
— Говори, Эли, — оказал Граций.
Я начал с того, что мы — друзья, а между друзьями, откровенность — норма общения. Свершения галактов огромны, мы, люди, и не мечтаем пока о многом таком, что стало у них бытом. Они несравненно превзошли уровень могущества и благополучия, который некогда суеверные люди приписывали своим богам. Но вот беда: галакты примирились с ролью пленников, отрезанных от беспокойного, страдающего мира, — люди неспособны это понять, неспособны примириться с этим. Мир, изнывающий под пятой разрушителей, взывает о помощи, — где помощь могущественных галактов? Галакты стали глухи к терзаниям мира — такова действительность.
— Да, я знаю, вы боитесь гибели, ибо смерть для вас не наш неизбежный конец, а недопустимая катастрофа, — сказал я прямо. — И я не могу дать вам абсолютной гарантии, война есть война, ничего не поделаешь. Но я хочу указать, что вы будете не одни в сражениях, рядом с вами пойдут корабли людей со своими аннигиляторами. Я командую человеческим флотом и торжественно обещаю, что если один из ваших звездолетов промахнется и убийственный заряд умчится в пространство, мы аннигилируем пространство вместе с биологическими лучами, технические возможности для этого есть. Итак, вам ничто не грозит, кроме ваших собственных страхов. А ждет вас — весь мир! Идите навстречу зову мира!
Мэри потом говорила, что я кричал и размахивал руками, как наши предки на митингах. Орлан, сидевший справа от меня, вытянул шею в шест и со стуком прихлопнул голову в плечи — так, без слез, он просалютовал мне. А Ромеро и в этот драматический момент не удержался от иронии.
