Он гулко захохотал всеми костями. Он быстро примирился с тем, что его желание отвергнуто. Впоследствии я убедился, что ему лучше приказывать, чем советоваться с ним — действовал он с воодушевлением, а размышлял без охоты. Впрочем, таковы все невидимки.

Ко мне шел Осима с Камагиным, к ним по дороге присоединились Петри с Ромеро, Лусин, Андре и Труб. Труба сопровождало все его крылатое воинство, ни один из ангелов не пропустит такого торжества, как рапорт о победе. Осима с удивлением посмотрел на Орлана и Гига. Ромеро с Петри не успели рассказать ему, что произошло. Я представил собравшимся новых товарищей:

— Одного из них вы видели ежедневно и думали, что хорошо его знаете. О существовании другого мы могли лишь догадываться. А они опекали нас, заботились о нашем благополучии. Знакомьтесь: Орлан и Гиг, наши друзья, я скажу сильнее — наши спасители.

У каждого были десятки вопросов к Орлану и Гигу. И когда пленных устроили под охраной, мы собрались побеседовать.

Звезда закатилась, черная ночь окутала планету. Мы сидели на быстро стынущих глыбах металла, дружески перемешанные — невидимки рядом с людьми, ангелы рядом с перешедшими к нам головоглазами, Орлан возле Труба, Гиг возле Андре… Перископы сумрачно освещали наше сборище, но на душе было светло — таким мне вспоминается то ночное собрание.

Смешно датировать большие повороты истории каким-то числом, привязывать их к каким-то мелким событиям; повороты складываются из тысяч событий и дат, но что-то значительное в ту ночь происходило, — все мы ощущали это.

О флоте Аллана нового Орлан не сообщил, все, что было ему известно, он вместил в мои последние сновидения.

И о том, что происходит на Станции, он ничего не добавил. Неполадки на Станции пока спасительны для нас. Надеяться, что так будет продолжаться долго, нельзя — надо быстрее идти к Станции, идти, пока ноги передвигаются, только это может еще спасти нас.

Камагин высказался за возвращение на звездолет. За броней корабля мы будем в большей безопасности, чем на металлической равнине, к тому же там действуют гравитаторы. А если удастся восстановить МУМ, мы вырвемся в космос к своим.

— Все, что ты сказал, нереально, — объявил Орлан. — Прежде всего, тебе не удастся восстановить вашу разлаженную мыслящую машину, — сказал он. — А если ты и восстановишь ее, «Волопас» не вырвется за неевклидову сферу вокруг Оранжевой, — мощи всего человеческого флота не хватит, чтоб прорвать заграждение. А если ты и вырвался бы наружу, то там «Волопас» встретился бы не со своими, а со звездным флотом разрушителей, — и конец был бы один.

— Как много «если», Орлан, — и все неутешительны! — с досадой воскликнул Камагин. — Разреши напоследок еще одно «если». Что, если мы превратим наш звездолет в постоянное жилище, вместо того чтоб стремиться к новым неведомым опасностям? Разве мы не могли бы отсидеться на нем, пока положение не изменятся к лучшему?

Орлан отверг и это. Положение меняется не к лучшему, а к худшему. Он обязал рассказать еще об одной опасности. Звезда продолжает излучать, и убийственные ее излучения не уносятся в далекие просторы, а накапливаются внутри замкнутого небольшого объема. Скоро все будет насыщено сжигающей радиацией и начнется распад: погибнет жизнь, испарится поверхность планеты, звездолет превратится в плазму, плазмою станет и сама Станция, авария на которой породила такую катастрофу, а затем вся Третья планета, могущественнейшее из воинских сооружений разрушителей, облачком новой туманности растечется по улитке.

Губительный процесс на этом не закончится.

Выброшенная звездой материя возвратится к ней снова, подбавляя жара в ее атомное пекло. Процесс энергетического распада звезды ускорится так, что произойдет чудовищный взрыв, — и только тогда будут прорваны окостеневшие барьеры неевклидовости и накопленная энергия мощно вырвется наружу. Далекие наблюдатели зафиксируют взрыв сверхновой, а наблюдатели на соседних звездах ничего не оставят на память своему потомству: вряд ли кто из них уцелеет при такой катастрофе.

— Перспективочка! — пробормотал Петри. Даже этого спокойного человека проняло грозное предсказание Орлана.

После некоторого молчания заговорил Ромеро:

— Дорогой союзник, пророчество ваше ужасно. И, видимо, иного не остается, как неуклонно двигаться к цели, которую вы указываете. Но нельзя ли узнать, кто нас ждет на Станции — друзья или враги? Как нас встретят — с распростертыми объятиями, или с оружием в руках, или, ближе к истине, — в полях?

— Я сам хотел бы знать об этом, — ответил Орлан.

— Но вы не можете не знать больше нашего! Мы вчера и понятия не имели, что существует какая-то Станция Метрики на какой-то Третьей планете, а для вас и планета, и Станция эта — надежнейшие оплоты вашего мирового могущества!.. Простите, бывшего могущества, ибо, надеюсь, вы и сами уже не считаете себя сановником Империи разрушителей.

— Никто не знает подробно о Станциях Метрики, — проговорил Орлан. — И мои знания о ней не намного превышают ваши.

— Расскажите хоть, чего надо опасаться, если не знаете, на что можно надеяться. Лично я из скудной информации о Станции делаю вывод, что, возможно, и там появились у нас друзья и что друзья захватили в руки управление ею. Чем иначе объяснить освобождение от конвойных звездолетов, а также, что здесь, в опаснейшей зоне, с нами пока не произошло несчастий?

Орлан не согласился с Ромеро. Нам пока не причинили вреда, но и помощи не оказали. Нас просто предоставили самим себе. Как развернутся события завтра, предсказать трудно.

— Хорошо, я сформулирую по-иному. Допустим, все дело в неполадках на Станции и неполадки завтра выправятся. Что ждет нас тогда?

— Возможно переговоры с Надсмотрщиком. Возможно мгновенное уничтожение нас защитными механизмами Станции, без всяких переговоров. Возможно нападение охранных автоматов в окрестностях Станции, радиус их отдаления от базы невелик.

Меня заинтересовали охранные автоматы. Не механизмы ли они, вроде древних человеческих роботов?

Орлан никогда не видал стражей Станции, но что они не механизмы — утверждал определенно, ни одно из этих низших полубиологических образований не развилось до высшей стадии — механизма.

— Крепко у них у всех засела в мозгах дурацкая философия разрушения, — шепнул мне Ромеро. Он говорил тихо, чтоб Орлан не услышал.

— Они что-то среднее между организмами и комбинацией силовых полей, — добавил Орлан. — Телесный облик у них непостоянен. Обычно они принимают вид наиболее подходящий для осуществления приказов Надсмотрщика.

— Одна кровавая рука, змеящаяся в тумане! — иронически пробормотал Камагин. — Ох, уж эти мне привидения! Уже четыреста лет назад на Земле никто не верил в этот вздор.

Я, однако, не был так рационалистичен, чтоб без проверки объявить вздором переменность телесного образа. Привидения и призраки, немыслимые на древней Земле с ее примитивной техникой, вполне могли оказаться рядовым явлением быта на планетах с более высокой цивилизацией. Наш стереоэкран и видеостолбы, вероятно, показались бы сверхъестественными современнику Эйнштейна, но мы не пугаемся, когда рядом с нами прогуливается призрачный эквивалент знакомого, находящегося в данный момент далеко от нас.

— Призраки или тела, но что-то материальное, реально существующее вне нашего сознания, — сказал я Камагину. — И я хотел бы не высмеивать заранее привидения, а отыскать надежное средство защиты, если они нападут на нас.

— Поручите это дело нашей тройке, адмирал, — сказал Осима, показывая на Камагина и Петри. — В обозе разрушителей мы отыскали оружие, от которого не поздоровится даже призраку. Я говорю о самоходных ящиках. Просто редчайшая счастливая случайность, что они оказались далеко от района битвы и враги ими не воспользовались.

Орлан так засветился синеватым лицом, что все вокруг озарилось. А Гиг оглушительно загрохотал костями.

— Вы слишком многого ждете от слепого случая, капитан Осима, — сказал Орлан, и даже внешняя бесстрастность голоса не скрыла иронии. — Обычно счастливые случайности требуют тщательной подготовки.