Это человекоподобное образование не жило, не питалось, не болело, не дышало и не спало, а заряжалось, заправлялось, терпело аварию и ремонтировалось, чистило контакты и сменяло отработанные прокладки!

А позади Надсмотрщика, понурил головы, стояла группа инженеров Станции, захваченная у пультов и аппаратов, — живые машины рядом с машинами механическими. Когда их оттаскивали от механизмов, они сопротивлялись и вскрикивали, речь их по звукам казалась почти человеческой…

Надсмотрщик, покачиваясь на согнутых нижних шлангах, обводил нас ненавидящими глазами. Он бегло скользнул взглядом по мне, по Ромеро, по Андре. Потом взгляд его упал на Орлана — и он разом преобразился. Нам почудилось, что туловище его выстрелило вверх — так быстро разогнулись шланги.

— Орлан? С врагами вместе? — прохрипел Надсмотрщик.

Отвратительный голос раздавался словно из поломанного ящика. Наручный дешифратор легко переводил его слова на нормальный человеческий язык.

Орлан сделал два шага вперед и, не торопясь, вытянул голову вверх. Мы были с ним так хорошо знакомы, что без труда разбирали интонации движений его шеи. Надсмотрщика Орлан приветствовал иронически, почти издевательски.

— Вместе — да. Но не с врагами, а с друзьями.

— Ты — изменник, — грозно установил Надсмотрщик. — Все мы удивлялись твоему возвышению. Говорили, что ты берешь умом. Ты взял вероломством. Конец твой будет ужасен. При встрече с Великим я расскажу правду о твоем поведении.

Тут впервые мы узнали, что разрушители могут не только улыбаться, но и хохотать.

Орлан заливался и освещался смехом, хохотали его рот, его лицо, волосы, тело и руки. И немедленно в ответ ему раздался дикий хохот Гига, бравый невидимка не мог упустить повода весело погромыхать костями и косточками.

— Все расскажи Великому при встрече, все расскажи, — проговорил Орлан, насмеявшись. — И встреча у вас будет скорая — в одной из тюрем, куда мы навечно его упрячем. А теперь отвечай на вопросы, которые тебе зададут люди.

Допрос проводил Ромеро. Мы с Андре отошли.

Меня мучило ощущение, что я где-то и когда-то уже видел эти стены и пульты. Но когда я стал говорить об этом Андре, он нетерпеливо отмахнулся.

— Чепуха! — сказал он. Хотя я теперь был его начальником, он не приучился держать себя с субординационной вежливостью. — Где-то, как-то!.. О любом неведомом явлении можно сказать, что вспоминаешь его вот так же… «струной звенящей в тумане», как выразился в древности один писатель.

После насмешек Андре мне уже не казалось, что я знаком со Станцией.

Ромеро начал с вопроса Орлану:

— Дорогой союзник, вы знали, что на Станции работают человекообразные?

— Только об одном это знал — о самом Надсмотрщике. Его кандидатура была представлена Великому, тогда же мы и познакомились с Надсмотрщиком. До этого мы знали лишь, что он потомок пленных галактов, переделанный для работ особой секретности.

Ромеро обвел рукой инженеров Станции:

— А эти существа тоже потомки галактов?

— По-видимому, да. Точнее ответит Надсмотрщик.

Ромеро переадресовал вопрос Надсмотрщику.

— Все служители Станции — потомки пленных, все мы живые существа, народившиеся и смертные, всех нас в свое время переконструировали, — разъяснил тот.

— Значит, между вами нет различий?

— Между нами огромное ранговое различие, определяющее нашу личную значительность в иерархии. Одни из нас могут быть воспроизведены путем сочетания разнополых индивидуумов, другие — нет. Вы уловили разницу?

— Кажется, да. Индивидуальное производство потомства путем сочетания разнополых существ в одну супружескую пару… Людям этот способ знаком. Вас можно воспроизвести этим методом?

— Ни в коем случае! — объявил он величественно. — Я существо высшей категории. Кустарные индивидуальные роды не могут создать творение моей категории. Меня после первого акта рождения нужно отделывать на конвейере, пока я не буду доведен до совершенства. Но те безмозглые, — он вывернул ручной шланг на своих подчиненных, — как появились на свет в результате низменных родов, так и были оставлены идиотами.

Я еле удержался, чтоб не прыснуть, Ромеро укоризненно скосил на меня глаза. Потупивших головы инженеров Станции явственно угнетало низкое рождение. Он, несомненно, был аристократом в их среде.

— Зачем вы, пленник, ругаете своих помощников безмозглыми? — спросил Ромеро.

— Я не ругаю, а квалифицирую, — ответил он равнодушно. — Их индивидуальные мозги вынуты и взамен вставлены датчики связи с Главным Мозгом Станции. У меня же мозг сохранен, чтоб я наблюдал за Главным Мозгом. Я — Надсмотрщик Первой Имперской категории, моя функция — контролирование Главного Мозга Станции.

— Главный Мозг Станции полностью подчиняется вам?

— Должен подчиняться. Иногда бывают аварии. Главный Мозг — всего лишь биологический автомат плебейского естественного происхождения. Вынули у ребенка мозг, искусственно развили в питательной среде…

— Вы сказали — бывают аварии? Как это понять? — продолжал допрос Ромеро.

— Ну, как! Авария как авария. Бывает и похуже, чем аварии. Во время Большой войны с галактами дальний предшественник нынешнего Мозга взбунтовался, и галакты чуть не захватили Третью планету. С тех пор к каждому из шести Главных Мозгов представляется Надсмотрщик аристократического, конвейерного, производства. Главный Мозг — мой раб. Если он выйдет из повиновения, я тут же его уничтожу.

— Ваш Главный Мозг функционирует четко?

— Если бы он функционировал четко, вас не было бы здесь. Высадка вашего звездолета не была запрограммирована, тем более захват Станции.

— Почему же вы не уничтожили Мозг Станции?

— Неповиновения не было. Все мои приказы он выполнял. Я сам контролировал распоряжения, которые он отдавал исполнителям. Он оставался послушным мне до взрыва, когда я внезапно полностью потерял с ним контакт.

— Но вам не посчастливилось нас уничтожить?

— Не посчастливилось. Очевидно, повреждены исполнительные схемы команд. Неполадки наблюдались и прежде. Меня назначили сюда потому, что прежний Надсмотрщик доложил о внезапном ослаблении контроля над Мозгом.

— Фантомы создавались вами или им?

— Низменное умение создавать мне не по рангу. Надсмотрщики Первой Имперской категории приравнены к Разрушителям Четвертого Имперского класса. Мне доверены все функции контроля и одна функция разрушения — уничтожение Главного Мозга Станции, если он выйдет из-под контроля.

Ромеро, хотя и не часто, но изменял своему подчеркнутому спокойствию. И тогда он никому не казался вежливым.

— По-моему, с этим болваном больше беседовать не о чем, адмирал. В подвалах Станции имеются казематы, отлично подходящие ему по размеру. Я бы предложил пройти в помещение Главного Мозга Станции.

Я вскрикнул, едва переступил порог. Я предчувствовал, что меня ждет неожиданность, готовился к неожиданности, но когда неожиданность совершилась, у меня затряслись ноги.

В помещении, куда мы сейчас вошли, я не раз бывал в моих снах.

Это была галактическая рубка разрушителей — высокий, теряющийся в темноте купол, две звездные полусферы вверху, сейчас они были темны, но я помнил, как они горели звездами и корабельными огнями, именно здесь, задрав вверх голову, я с замиранием сердца следил в сновидении, как флот Аллана штурмует теснины Персея…

И посредине зала, между полом и потолком, тихо реял полупрозрачный шар. Тогда, в вещем своем бреду, я страшно боялся приблизиться к нему, а сейчас сам стремился поближе, но ноги плохо слушались меня — в шаре плавал в питательной жидкости Главный Мозг Станции…

Не знаю, сколько бы я так стоял на пороге, радостно ошеломленный, не давая никому пройти, если бы в помещении не раздался обращенный к нам Голос.

Нет, я должен на этом остановиться!

В моем безыскусном повествовании, где одна правда и нет ни атома фантастики, лишь голос этот, звучавший отовсюду: сверху, с боков, в нас самих, — лишь он и сейчас мне кажется фантастическим. Я слышал его много раз, я путал его с собственным голосом, с голосом Орлана, — теперь он был сам по себе, свой, а не переданный другому, знакомый в целом и в мелочах, в каждом звуке, в каждом придыхании — знакомый!