А тут является мальчишка, о котором слышали немногие, и разом изгоняет Улаха из этого мира. Так, будто сам он, Улах, наложил на себя проклятие, от которого не смог уберечься. Как может быть такое? Как попался в ловушку раванга и где теперь спрятано его мертвое тело?

— Где убит Улах? — с трудом выговорил вождь. — Нам нужно увидеть его мертвым.

Айят не стал возражать. Этого вопроса он тоже ждал:

— Кто хочет увидеть моего старшего брата? Я отведу и покажу. Но только тот, кто первым увидит мертвого Улаха, сам умрет и станет им до конца своей жизни. Его руки и ноги будут делать то, что захочет Улах, его язык будет впредь произносить слова по воле раванги. Я предупредил и тем самым выполнил долг — теперь могу отвести желающего к месту упокоения вашего шамана.

Никто не шевельнулся.

— Так что же? Идемте! Улах вернется, и всё будет по-старому. Вы ведь хотите этого?

Люди попятились и зашумели, горячо отрицая его приглашение.

— К Птичникам! К Птичникам! — слышались отдельные голоса. — К Араго-Ястребу!

Уже никто не спрашивал решения вождя. С исчезновением Улаха он потерял свою власть.

Старик уронил голову. «И поделом мне!» — мелькнула мысль, где-то в глубине души тоскливо заныло раскаяние, а перед глазами, как живая, встала Аучар, но не безумной старухой, а свободной девушкой необыкновенной красы с нежной улыбкой и прекрасными умными глазами цвета обсидиана.

…И когда старшие спрашивают ее, выбирает ли она вместо удела раванги племени судьбу спутницы Сейхета, Аучар бросает на кудроволосого жениха виноватый взгляд и тихо, но твердо отвечает: «Нет!»…

Но все было не так, не так!.. Она родила Улаха и шестерых его братьев, и Улах уничтожил многих сородичей в своем исступленном желании остаться единственным и главным. И разразилась война, в которой погибли многие…

Всё было не так, как почудилось старику-вождю. Одно лишь слово несвободного согласия перевернуло жизнь целого племени. А ведь она сомневалась, он хорошо помнил, как она сомневалась, прежде чем поддалась на уговоры своих родителей и родителей Сейхета! Женщины говорили, как, уйдя по Серой Тропе, она шептала в полузабытьи, что попутчик ее не родился еще на свет, что он придет лишь через год на другой стороне мира и станет страшным злодеем либо великим целителем по воле своей, по своему выбору, но ей суждено быть одной в этой жизни. Вождь не верил прежде бабьей болтовне, однако вспомнил это сейчас, во время короткой вспышки, вернувшей былое.

Губы Аучар уже сложились, чтобы сказать «нет», а вслух вылетело малодушное «да». Но что могла поделать она, пятнадцатилетняя девушка, против воли старших сородичей?

Вождь поднял набрякшие веки и увидел перед собой лицо Айята, ждущего, что скажет он, когда очнется.

— За тобой решение, вождь. За тобой слово, которому подчинятся все.

С благодарностью взглянув на юношу, старик ухватился за локти телохранителей и встал с грубо сколоченного табурета, который в последние годы всюду носила за ним угодливая свита, помня о пораженных ревматизмом ногах и слабом сердце вождя.

— Племени Плавунов больше нет. Если Птичники готовы принять нас и отказаться от кровной мести, то мы с гордостью вновь назовем себя Птичниками.

Толпа взвыла от восторга. Воины барабанили кулаками и древками копий по своим кожаным щитам, женщины плакали и прижимали к себе ничего не понимающих, но тоже радостных детей.

Айят слегка улыбнулся:

— Араго-Ястреб ждет вас.

Старый вождь знал, знал старый вождь, что не прощаются и не забываются такие обиды, какие нанесли племена друг другу за промелькнувшие десять весен. Трудно, очень трудно будет соседствовать с Птичниками, перед которыми он чувствовал себя смертельно виноватым. Но дни его сочтены, уже ждет его вечный Змей Мира, а там, в ночи, — молодые и счастливые Сейхет и Аучар. Другие плавуны виноваты не столько, сколько он. И, может быть, со временем раны тех, кто нынче только начинает свой путь, заживут, зарубцуются, перестанут болеть, а потом и вовсе сотрутся в памяти жителей сельвы имена жестокого раванги и глупого вождя, поддавшегося искусу?

И никто не заметил, как исчез в тени седьмой, сумевший остановить первого.

«Несвободная! Ты слышишь?»

Вздрогнула, едва не провалившись в глубокую пропасть сна, и тут же раскрыла глаза Эфимия. Щека ее прижималась к плечу мирно спящего Луиса. Было удивительно тихо. За окном мерцали огни Манхэттена.

«Unfree… Unfree… Unfree… — уходящим эхом воззвал голос. — You must save his!»

В душе разлилось весеннее чувство, которое сулит волшебные перемены и полнится необъяснимой тревогой.

— Кто здесь? — шепнула девушка. — Кого спасти?

Небо расчертил светом стремительный флайер, уносясь за город, на запад, на запад.

Пять веков оставалось до прихода в Кийар войска астурина Гельтенстаха и ровно год — до подписания мира между Сузалу и Майронге. Начиналась эра объединений, но заговорят об этих временах лишь семьсот лет спустя на уроках истории. И, конечно, ни один учебник ни в одной стране не упомянет коварного разбойника Сейлио Ваднора и рыжеволосого силача Валторо, двоих каторжников, бежавших из каменоломен близ Тайбиса, прежней столицы Кемлина. Осуждены, между прочим, они были справедливо, а приговор казался мягче, нежели того требовал принцип воздаяния за совершенное зло. Но только лишь казался!

Жизнь каторжан прерывалась очень быстро, и последние их дни проходили в жестоких мучениях. Заслышав о каменоломнях, многие преступники молили о казни. Знал и Сейлио Ваднор, что лучше быть заживо разорванным вонючей пастью гиены, чем, задыхаясь от мелкой пыли, выплевывать собственное нутро в пещерах, где добывались проклятые камни. Еще до каторги бывший головорез был наслышан о громиле-Валторо, бузотере исполинского роста, лысом, как коленка, но с пламенно-рыжей бородой, усами и густой шерстью на груди. И вот им представилась возможность познакомиться лично.

Они были противоположностью друг другу во всем. Поджарый хищник Сейлио с крючковатым носом и повадками злобной кошки терпеть не мог есть в присутствии других людей. Смешливый здоровяк Валторо не понимал, как можно лишить себя удовольствия помахать кулаками во время хорошего обеда, а для этого, вестимо, нужны сотрапезники и собутыльники. Сейлио Ваднор говорил вкрадчивым глуховатым голосом. Рыжий Валторо то и дело разражался громоподобным хохотом, а стоило ему открыть рот для речей, слушатели зажимали уши и отходили на безопасное расстояние. Сейлио был опрятен. Одежда Ваднора носила на себе следы пиршеств многомесячной давности и пахло от него отнюдь не свежескошенной травой. Словом, они дополняли друг друга, но даже надзиратели тюрьмы, стоявшей близ каменоломен, до последнего не подозревали об их сговоре. Ни один стукач не пронюхал о том, что эти двое спелись, да еще и придумали план побега. Охрану их исчезновение нисколько не потревожило: кто сможет протянуть под палящим солнцем Агиза больше нескольких часов?

Но Валторо и Ваднор не сгинули. Сейлио знал о местах подземных источников воды, что встречались по дороге к большому поселению Кийар, если идти в сторону моря. Беглецы добирались до колодцев и даже устраивали себе освежающие ванны посреди раскаленной пустыни.

Когда на каторге уже забыли об их существовании, Сейлио и Валторо вышли к берегам Ханавура, напали на молодого крокодила и наконец-то смогли утолить голод по-настоящему. Самым большим везением в пути для них было поймать верткую ящерицу, ядовитую змею или скорпиона.