Раздраженный до треска молний, астурин повернул голову в мою сторону:

— Кавалер Сотис, приказывайте заряжать!

Я махнул рукой командиру своей артиллерии. Старик-кемлин ожег меня взглядом, и тогда я приметил, что он и в самом деле красноглаз, а зрачки его сверкают, точно у зверя. Краем глаза я увидел вдруг, что солнце проваливается в черную бездну, а над пустыней протянулся странный звук, исходивший из горла старца. Он рычал длинно и долго: „Ар-р-р-р-ра-а-а-а!“, и наши лошади бесновались, а золотистые птицы торопливо улетели в Агиз. Откуда ни возьмись, воздух всколыхнул сильный порыв ледяного ветра.

Командир отрапортовал о готовности пушек.

Астурин Гельтенстах ткнул пальцем в сторону ближайшей башни:

— Уничтожить!

„Твоя жена спасет тебя сегодня, — прошептал голос в моих ушах, и мне почудилось, что это говорит старец, и отчего-то я знал, что его больше никто не слышит, — и поплатится через семь поколений, закончив то, что начал ты сегодня!“

Я дал знак. Пустыня погрузилась во мрак. Черное пятно поглотило солнце, и напоследок то брызнуло прощальным огоньком.

Ядра посыпались на древние постройки, в полной мгле сокрушая огромные башни и поврежденные временем статуи неизвестного мне народа.

На небе, словно глубокой ночью, проступили звезды, а ветер едва не выбивал из седла. Вокруг черного пятна на месте нашего светила сумрачно сияли короткие жемчужные лучи, похожие на пряди волос. Солдаты закричали, поминая Святого Доэтерия и моля о милости, а потом начали падать со своих одичалых коней и оставались лежать на песке замертво. Лошади их в панике бежали прочь, к берегам Ханавура. Те же смельчаки, которые, невзирая на все, кинулись на кемлинов подземного города, падали у ног парламентеров, хватаясь за грудь и хрипя в агонии. Глаза их выкатывались из орбит, рты исторгали пену.

— Прекрати это, ва-кост! — крикнул старик Гельтенстаху. — Само небо не благоволит тебе в твоих деяниях! Останови солдат или впустую поляжет вся армия семи астурий, не доставшись никому. Просто поклянись принять мои условия — и получишь то, к чему стремился.

И Гельтенстах приказал мне остановиться.

Взблеснул другой край солнца. Пустыня начала оживать, звезды потухли.

Старец сдержал свое слово. Когда наш астурин принял его условия, кемлины оглянулись. Солнце уже вновь купало Агиз в своих немилосердных лучах. Мы увидели вдалеке небольшой отряд, очевидно поднявшийся из-под земли.

Старый кемлин что-то сказал подъехавшему к ним Гельтенстаху. Тот спешился, и телохранители поклонились ему, давая понять, что признают его власть. Астурин дал нам знак ждать, а сам, держась подле старца, спустился в нижний город.

Я почувствовал боль и обнаружил, что мне на руку взобрался черный скорпион. Полковой лекарь сделал мне кровопускание и сказал, что никогда еще не встречал подобного. Эти создания нападают, лишь очутившись в опасности, и никогда — первыми.

Той же ночью у меня поднялся жар и приключилась лихорадка. Гайти вскочила, чтобы убаюкать нашу годовалую дочь, проснувшуюся от моих стонов, а после явилась ко мне.

— Я знала, что это случится, Поволь, — обреченно проговорила она и зашептала что-то на неизвестном мне кемлинском.

Сознание мое мутилось, а вскоре и вовсе померкло. Наутро я проснулся в испарине. Мы с Гайти не говорили о происшедшем, и я быстро поправился.

Полгода спустя в Ва-Кост началась смута, и правительство Гельтенстаха было свержено. В память о военной доблести астурину предложили самому выбрать себе место для бессрочной ссылки, и он без раздумий назвал остров Летящего Змея всего в трех тысячах кемов от недавно найденной земли льдов и снегов, которую ученые мужи назвали Туллией.

Выбор Бороза Гельтенстаха потряс даже его судей, но астурин был непреклонен. Насколько мне известно, жизнь свою он закончил на том острове, и довольно быстро, что не слишком удивляет, если принять во внимание суровый климат тамошних краев.

Я же со своей семьей — спустя три луны после суда над астурином Гайти произвела на свет сына, Лугеро, похожего на нее, как две капли воды, — переехал в спокойный провинциальный Тайбис, где на склоне лет позволил себе взяться за воспоминания о былых днях и ратных делах»…

— Ну?! Каково? — воскликнул вошедший в роль Сокар и театрально взмахнул руками. — Какой коктейль реальности и фантазии! Тут вам и мистические коллизии о проклятии, и военные приключения, и намек на некий тайный сговор подземных жителей! А самое главное заключено знаете в чем?..

Все смотрели на него, ожидая развязки, один Ноиро подумал, что уж он-то сам является живым (пока еще) опровержением мистичности истории Поволя Сотиса. Возможно, намек на некий сговор тоже не лишен в этом случае оснований. Бесстрастный стиль наблюдателя, избранный мемуаристом, лишний раз говорил в пользу его правдивости. Кавалер Поволь описывал то, что слышал, то, что происходило у него на глазах и с ним самим.

— Главное, что эти записи были обнаружены нашими историками в начале века — и знаете, где? В архивах самого Бороза Гельтенстаха на острове Летящего Змея в Южном море. Астурин не оставил после себя ничего — ни мемуаров, ни иных документов, только некоторое количество личных вещей: что-то из одежды, обуви, аксессуаров. И записи Сотиса, которые тот сделал уже после его смерти! Каково? И это не фальсификация!

— Мы проплывали мимо его острова, — сказал Ноиро. — Это просто осколок суши, покрытой вечны льдом. После извержения Сарталийского вулкана он целиком погрузился в воду.

Дэсвери покачал головой:

— Ваши данные, мой друг, несколько устарели. В прошлом году Летящий Змей обнажил свой хребет. Между прочим, свободный от снега и льда. Вода словно отступает от него… или все же это он поднимается в результате каких-то геологических процессов на дне моря?

— Обнажил свой хребет… — пробормотал журналист. — А параллели-то не совпадают…

— Вы о чем?! — встрепенулся математик.

— Нет, это пока версия. Скорее всего, неправильная… Мэтр Дэсвери, я даю принципиальное согласие на участи в вашей передаче. Но могли бы и вы учесть мое пожелание?

— Безусловно, могу!

— Я хотел бы, чтобы этот выпуск назывался «Солнечное затмение истории».

А в ушах отчетливо прозвучало: «Она закончит то, что начал ты сегодня!»

— Я знаю, что вам не нужен был этот материал, мэтр Гэгэус.

Ноиро слегка удивлялся сам себе. Глядя теперь на главреда, он ни мгновения не беспокоился о том, в каком расположении духа пребывает начальник и стоит ли ожидать от него неприятностей. Самая большая неприятность подкарауливала сейчас всю страну, и имя ей было — «война».

Шеф уставился на него и промокнул толстую шею платком.

— Все умные стали, ты посмотри! — буркнул наконец Юлан. — Ну и что теперь прикажешь с тобой делать? Ступай, выздоравливай уж, незаменимый журналист.

Молодой человек пропустил мимо ушей снисходительную насмешку, сыгранную очевидно ради заминки конфликта. Ведь Гэгэус прекрасно понимал, что работник, получивший травму, будучи при исполнении служебных обязанностей, имеет право требовать от начальства возмещения ущерба, и сумма эта была немалой. А Гатаро Форгос наверняка не обрадуется, узнав о не согласованной с ним командировке новичка, копнет поглубже и молниеносно узнает, что ничем не примечательный журналист Сотис — это скандально известный едва ли не на весь мир Сэн-Тар Симман… А тогда… Ой-ёй!

— Я могу показать вам, как гибнут люди, статью о которых вы поручили перед моим отъездом мэтру Сабати, — ровным голосом продиктовал журналист.

Юлан пригляделся. Или его обманывало зрение, или глаза Сотиса после поездки и в самом деле стали свинцовыми. Да и поведение парня значительно изменилось. Так меняется личность солдата, вернувшегося с войны. Навсегда.