Заприметив лодки крестьян, беглецы стали прятаться в зарослях прибрежного тростника. Местные жители могли оказаться опаснее властей и просто убить заклейменных преступников веслами, не прибегая к суду и следствию. А перед каторгой осужденных клеймили почти во все лицо, не сотрешь, не сведешь и не скроешь — раскаленным железом в форме следа от лапы гиены, приравнивая душегубца к безмозглой и бессловесной твари.

Когда вдали показались домишки поселенцев, на берегах стало многолюдно, и беглецы снова забрали влево от реки, держа путь в пустыню. Сейлио утверждал, что там они найдут приют.

— Смотри! — гаркнул вдруг высокорослый Валторо, первым взобравшись на песчаный нанос. — Там что — город, не город?

Сейлио вылез вслед за ним. Посреди Агиза высились остатки неизвестного города. Это были башни, каменные истуканы, разрушенные ограды и ступени, которые вели в никуда…

— Это древний город предков, — ответил Ваднор своему недалекому приятелю. — Здесь уже давно живут только призраки и зверье пустыни. Теперь там будем жить мы, а зверье подвинется.

Сейлио немного ошибся: в развалинах обитали изгои — воры и шлюхи, выдворенные из Кийара. Между собой они враждовали, и каждый предпочитал оставаться сам по себе. Не знакомые с жестокими нравами каторжан, они показались беглецам ничтожной мелочью. Рыжебородый громила предложил перебить из поодиночке, чтобы не мешались под ногами, а после спуститься под землю и осмотреть новые владения. Сейлио не спешил с убийствами, предпочитая думать головой там, где, кажется, запросто можно применить силу. И его осмотрительность дала плоды. Не мытьем, так катаньем Ваднор расположил к себе изгоев, и те стали его свитой. Предприимчивый каторжник установил свои правила, привлек к делу кузнецов и оружейников — сам он в прошлом был мастером по изготовлению клинков — и начал торговлю с поселенцами восточного берега.

Тайный Кийар поразил пришельцев своим величием, умалить которое не смогли даже века полного забвения. Катакомбы уходили под землю на такую глубину, что бродить по ним можно было всю жизнь. Некоторые галереи обвалились от времени и стояли гигантскими ямами, куда во время бурь ссыпался песок, перекрывая некогда действующие ходы. Из таких ям, бывало, торчали колонны и покалеченные статуи неведомых божеств.

Сейлио заставил свою свиту расчистить один из районов города катакомб и поселился там со своими любовницами. Он выбирал из многочисленных гулящих девок, которых прогнали сородичи. Тех, которые ему не угождали или не нравились, Ваднор отправлял работать — ублажать неверных мужей из восточного поселка — и требовал с них часть выручки.

С Валторо они делили власть честно, интересы их не пересекались. Сейлио считал, что рыжий здоровяк доволен своим новым положением так же, как и сам он, Ваднор. Но это была роковая ошибка.

Через несколько лет после побега старые приятели повстречались в центральной галерее расчищенного от песка и хлама района.

— О, Валторо!

— О, Сейлио!

Они обнялись. За прошедшие годы клейма их посветлели и почти исчезли с бледной кожи, так редко видевшей солнце. Разве только борода у Валторо на месте старого ожога росла нелепыми клочками.

— Не выпить ли нам? — предложил громила, и без того похожий на гигантскую бочку с вином. — Вспомним былое…

— Хорошая мысль, старик! Ты приходи, я ведь все там же! — Сейлио хлопнул его по плечу.

— Эх! — рыжий сузил глаза и поскреб потный затылок. — А я, бывает, тоскую по старым временам в Тайбисе… А тут что — разве жизнь? Скучища…

— Встретимся, — кивнул Ваднор.

Валторо оскалил щербатые зубы в отвратительной улыбке, но стоило приятелю повернуться к нему спиной, притворная радость стекла с бородатой физиономии, а поросячьи глазки сверкнули недобрым огоньком.

Явившись на встречу, рыжий обнаружил, что люди Ваднора, которых в подземном городе с каждым годом становилось все больше, успели расчистить немало улиц и переходов, заселяя древние комнаты.

Сейлио ждал его в своем зале для гостей. Увидев гигантскую фигуру старого подельника, он выгнал девиц и предложил тому сесть за стол.

Многое было выпито, прежде чем Валторо рискнул спросить:

— Ты скажи-ка мне, Сейлио, как мы с тобой тогда не сгинули в пустыне? Какой секрет был тебе известен? Ты ведь, помнится, ни разу не ошибся, когда мы искали воду, а на такое, поверь, не всякая животина способна, хоть нюх у них не чета людскому…

Ваднор усмехнулся, острием кинжала самозабвенно выковыривая устрицу на тарелку:

— А тебе на что?

Рыжий зевнул:

— Да любопытен я, дружище!

Сейлио поднял взгляд, и Валторо молниеносно погасил злость в маленьких глазках, расплывшись в подобострастной улыбке.

— Знающие люди подсказали, — соврал Ваднор, посмеиваясь над приятелем.

Валторо не подал виду, что раскусил его ложь, одним глотком осушил свой кубок, сипло выдохнул и воззрился на Сейлио:

— Никто не переходил Агиз до нас с тобой. Идти в Агиз — это верная смерть. Нас потому и не преследовали, что думали так же…

Ваднор только бровью дернул. Он не собирался исповедоваться перед глуповатым собеседником. Чем меньше людей знает его секрет, тем лучше. Стоит лишь сказать, что о существовании Тайного Кийара он тоже знал заранее, никогда здесь не бывая до побега и ни с кем о нем не говоря, и суеверные подданные могут поднять бунт против духовода[12].

Рыжий решил не настаивать и заговорил о другом:

— Умно ты блюдешь свои интересы. Селяне, как я погляжу, прислушиваются к тебе и твоим людям.

— Еще бы! Это ведь у нас делают лучшие инструменты для работы и отличное оружие. Кто откажется не задорого получить крепкий плуг или хорошую борону?

— Не задорого — это за сколько?

— Когда — за деньги, когда — за продукты.

— Много ли тех денег у лопухов, ковыряющих землю? А ты вот не бедствуешь…

— Да и ты не в обносках, Валторо! — весело отбрил его Сейлио. — У лопухов золота, конечно, не найдешь. Но ведь правитель Тайбиса и его двор не только кушать хотят. Давно ли ты видел сборщиков податей из столицы?

— Давненько, — признал рыжий.

— Мы только немножко, за умеренную плату, помогаем крестьянам оставить при себе то, что могло бы уйти на прокорм двора. Неужели в Тайбисе считают сборщиков?

Рыжий заморгал, пытаясь раскрыть пошире мутные от вина глазки:

— Так лопухи знают?..

— Ну! Пф! — снова усмехнулся Сейлио, разводя руками, мол, само собой!

— Вот это да! Вот это лопухи! — Валторо вскочил на ноги и хлопнул ладонью по кулаку. — Как на первый раз глянуть — так просто сама кротость! Избранники Святого Доэтерия! Девка гульнула — в пустыню ее, парень проворовался — пусть сдохнет в Агизе! А сами-то! И если чужими руками, то во все тяжкие…

Ваднор невозмутимо кивнул:

— Так всегда и всюду. Нас нанимают делать то, что умеем мы, в обмен на то, что производят лопухи и что вытряхивается из карманов мытарей. Все довольны, кроме мытарей, которым уже все равно. А что тебя так задело, Валторо?

— Меня-то? Да я за то же самое был брошен в каменоломни, а лопухи, значит, остаются всюду чистенькими, да еще и нас за глаза кличут разбойниками…

— И боятся! — Ваднор воздел перст над головой с видом жреца, отпускающего грехи молящимся. — Правильно кличут, мне это не зазорно. Зазорно двору прислуживать, за места глотки друг другу грызть.

— Я, Сейлио, может, и неграмотный, но кой-чего все ж соображаю. Если Тайбис подгонит под стены подземного города свои войска, лопухи нас сдадут.

— Конечно, сдадут. Они терпят нас лишь потому, что за нами сила. Появится здесь более сильный — они тут же лягут под него, как те шлюхи. Это народ. Народ всюду одинаков. Народ — шлюха. Толпа. Сброд. Стадо. Стадо привыкло идти за вожаком… и оно будет идти за любым вожаком, который ведет. В своей душе они рабы. Будь иначе — мир стал бы другим. И никто никогда не переделает стадо.