Не веря собственным ушам, Луис несколько минут внимал монологу на неизвестном ему языке, где в каждом слове сквозило отчаяние и горячая мольба.
* * *
Инаугурация четвертого президента, избранного после правления Ольги Самшит, не так давно покинувшей этот мир, закончилась по традиции грандиозным фуршетом. Ради этого несколько представителей прежнего кабинета и несколько — нового во главе со своими лидерами спустились с «Лапуты» на грешную землю.
На этот раз торжество проходило в Мадриде, и оттого вся Испания напоминала наблюдателю из космоса новогоднюю елку.
Новостные блицы наперебой упоминали о нескольких столкновениях между поклонниками древних традиций и фаунистами. Доходило даже до вмешательства сотрудников ПО. Первые настаивали, чтобы в честь праздника городские власти дозволили корриду. Вторые рекомендовали ограничиться бегами быков, запустив в зону исключительно самих поклонников древних традиций без специальной амуниции и какой-либо поддержки со стороны службы спасения. Любители корриды настаивали, что тореро может быть «синтом» и убивать быка совсем не обязательно — достаточно лишь воткнуть ему в загривок дротик с сильнодействующим снотворным. Едва они упомянули кибер-существо в качестве тореадора, взбунтовались защитники прав «синтетики». Скандал прокатился по всей стране, СМИ старались, раздувая сенсацию и радуясь хоть какому-то событию в рутине подготовки к очередному политическому торжеству. Не один наблюдатель успел вздохнуть: «Нам бы ваши проблемы» — особенно офицеры мадридского филиала ВПРУ, реагирующие на заголовки выпусков, как те самые быки на тот самый красный плащ.
Просьбы об «увеселительной корриде» Управление завернуло еще на подступах к «Лапуте», и оба президента — экс и вступающая в должность — узнали об этой истории уже постфактум, да и преподнесена она была им в форме полуанекдота.
Но… отгрохотали фанфары, привычные салюты с государственной символикой, растаяли в небе последние всполохи и зажглись мирные, почти домашние огни на тридцать четвертом этаже резиденции испанского советника. И чуть расслабились все, кто участвовал в торжестве, и повеяло уютом от затянутых в жесткие корсеты сеньор и застегнутых на все пуговицы сеньоров. Казалось, еще немного — и они заговорят нормальным человеческим языком, распустят замысловатые прически, станут самими собой. Но это только казалось в свете взошедшей луны, известной древней обманщицы и плутовки.
— Люблю этот город… Жаль, мало что уцелело от него после Завершающей, а после Зеркальной и того пуще…
Джоконда слушала господина Калиостро и любовалась вечерним Мадридом. Огромная площадка под открытым небом, фонтаны и пальмы — иногда она даже забывала о той высоте, с которой они смотрели на старинную столицу.
Не так часто удавалось увидеть начальника в реальности, а уж тем более вот так, запросто, поболтать с ним о том — о сем. А еще их с Фредериком объединял сейчас один очень важный вопрос, разрешения которого Бароччи ждала с замиранием сердца и очень глубоко запрятанной надеждой. Однако же Калиостро не спешил. Он спокойно потягивал коктейль и время от времени галантно раскланивался с проходящими мимо знакомцами.
— Мне не хватает здесь синьоры Калиостро… — со вздохом призналась Джоконда.
Фред прикрыл глаза и кивнул:
— А уж как не хватает ее мне, Джо…
— Иногда так нужно бывает посоветоваться… просто по-женски, понимаете? Знаете, синьор Калиостро, я до сих пор ловлю себя на мысли: «Вот сейчас свяжусь с синьорой и узнаю»…
— Недавно мне говорил об этом Рикки… Почти слово в слово…
— Неужели это нормально спустя столько лет, синьор Калиостро? — она крепко сжала пальцами ножку бокала.
Он кивнул очередному политику, величаво выступавшему мимо них.
— Все, что не патологично, является нормой. Но… не растравляй раны, Джо. Нам всем не хватает ее, она играла в нашей жизни очень важную роль, однако что случилось, то случилось. Послушай, я смотрел материалы исследований.
— Палладаса?
— Да.
Она ощутила, как подпрыгнуло сердце, но никто посторонний никогда не догадался бы о ее состоянии.
— Есть подвижки? — Джоконда отвела глаза, чтобы не выдать себя перед шефом.
— Увы. Савский нашел ему двоих коматозников — в Австралии и тут, в Испании, мы с Михаилом все время изыскиваем средства на все эти эксперименты, но пока результаты по нулям…
Ей показалось, что в глазах Калиостро-старшего мелькнула жалость. Настоящая отцовская жалость, как бывает, если мужчина отчего-то не может помочь дочери в трудную минуту. Наверное, ей и в самом деле это почудилось: даже если Фред способен испытывать подобное, он ни за что не позволил бы проявиться таким чувствам. Это кодекс их организации, а он ее основатель. Двадцать лет назад Джоконде простительно было потерять маску и показать свои слезы подчиненным, но не теперь, в этом возрасте и статусе. А что уж говорить о самом Калиостро!
— А если попробовать найти и проработать выживших фаустян? — тихо спросила она.
Фред чуть поморщился при упоминании народа, по вине правителей которого пострадало Содружество:
— Да. Я хочу поручить это тебе, девочка. Но там есть проблема: примерно треть монахов обладали аннигиляционным геном, и при регистрации выяснилось, что выжили именно они. Да это и вполне объяснимо.
— Я знаю. Но ведь есть надежда на нелегалов?
— Небольшая — есть. Поэтому я поручаю дело твоей квадро-структуре.
— Это я виновата, — она опустила голову и закусила губу.
— Если откровенно — да. Ты должна была сказать после первого же двадцать первого марта…
— Но я не была уверена, синьор! Мне казалось, это фантом, реакция на утрату, порождение моего разума. Дважды пережить его гибель… Я подумала, что рассудок мой немного повредился, но лелеяла эти встречи. Я считала их самообманом. Он уходил на верную смерть — и я решила, что он и в самом деле погиб.
Калиостро мягко взял ее кисть в свои ладони:
— Я хорошо тебя понимаю. Но ты столь сильный псионик, что могла бы даже слышать обитателей иных миров, принимающих облик дорогих нам и уже умерших людей, могла бы говорить с ними…
— Вот я и подумала, что чувствую уже мертвого… но не слышу. Говорю сама, но его не слышу! Да, я могла… в детстве со мной такое было. Но это… пугает. Я запретила себе делать так и никогда не делала, но вот его отвергнуть не смогла…
— При определенной практике ты могла бы делать прогнозы недалекого будущего, проникая в сферу покровителей, — продолжал Калиостро. — Это делает тебя уникальной. И ты считаешь, что я счел бы безумной свою лучшую ученицу, поделись она со мной этой историей?
Джоконда снова опустила глаза под его испытующим взглядом:
— Я виновата. Слишком привыкла к скепсису. Сама не могу себе простить, ведь, по сути, я уже давно могла бы что-то предпринять и…
— Тш-ш-ш! Мы будем искать монахов-нелегалов, Палладас проанализирует новые данные. Если выход существует — путь к нему отыщется. Мосты Эйнштейна-Розена[8] тоже нашли не сразу. То, что ты ощущала его, говорила с ним, но его не слышала, дает почву для размышлений. Слышать его тебе не дает иное пространство, настолько чуждое, что само проникновение Кристиана в этот мир — чудо. Иное пространство, а не смерть. Ты чувствовала не призрак, а живого человека, Джо.
— Он теперь тоже ищет выход. С той стороны, — прошептала Джоконда, проведя пальцем под носом и не заметив этого жеста. — Я почувствовала это. Он уже что-то нашел. Но как меня гнетет то, что я ничем не могу помочь! Это даже хуже, чем смерть…
— Сможешь. Сможешь помочь. Чувство, которое есть между вами, способно на многое. Оно разрывает проклятия, оно заставляет жить там, где жить, кажется, уже нельзя. Это благословение, самое сильное благословение во всех мирах и подпространствах. И, кроме монахов-фаустян, у нас есть запасной вариант. Им займусь я.