— По легенде? — с подозрительностью спросил Ноиро, ощутив невнятный укол полуревности-полунедоверия.

— Вы о главном слушать собираетесь, брат Веги?

Ту-Эл нравился ему все меньше. Он был нагл, напорист и циничен. И, кажется, действительно влюблен в Нэфри, как бы ни пытался скрыть это под двойной маской игры «да-нет-да»…

— В какой она больнице?

Ту-Эл со свистом выдул воздух через сжатые зубы и зажмурился:

— Сделаем вот что. Вы полностью выслушаете информацию, которую я должен до вас донести. Потом я говорю вам адрес больницы. И мы расходимся по своим делам.

Сдавшись, Ноиро кивнул.

В течение пяти минут собеседник изложил ему суть дела. Темная история, в которую вляпалась Нэфри, была связана с Тайным Кийаром. Девушка зачем-то проникла на их территорию («Статья „Промышленный шпионаж“ — это самое малое, что могут ей вменить», — падая духом, мысленно проговорил Ноиро.) и стащила из-под носа у охраны некую раритетную шкатулку. Так вот о чем она пообещала рассказать ему по приезде в Кийар, когда они встретились на радуге! Стоп-стоп-стоп! Еще она сказала: «И это касается нашего Учителя». Не могла ли она раздобыть этот артефакт для Элинора?

— Это ключ, — Ту-Эл повертел в пальцах маленький незамысловатый ключик. — Он подходит к дверце сейфа в государственном банке Золотой Пустыни, зал хранилища номер пять, отсек 287. Возьмите. Это не всё. Вот здесь — восемнадцатизначный код. Заучите его и избавьтесь от листка.

— Меня пропустят?

— Да. У вас есть ключ, а остальное — ваши проблемы. Просто так открыть эти сейфы невозможно. Ключ без шифра и шифр без ключа ничего отпереть не смогут. Вставляете ключ и на рулетке набираете необходимую комбинацию. Охрана проверит вас только на наличие взрывоопасных устройств и оружия, остальное их не беспокоит: за тот короткий срок, что отводят на визит, взломать их сейфы невозможно в принципе.

Журналист изумился:

— И что, все это в нашей стране? Я не сплю?

Ту-Эл ухмыльнулся:

— А вы никогда не замечали, что самые осторожные и осмотрительные, покупаясь на ерунду, часто прокалываются на важном? Теперь записывайте и запоминайте: городская больница…

— Вы журналист? — с подозрением спросила дежурная сестра в больничном покое.

Было в ее тоне что-то такое, что тут же заставило Ноиро отречься от своей профессии, сделав при этом честные глаза и сыграв обиду:

— Я к ней сам из больницы сбежал! — он стукнул по полу своим костылем. — А вы — журнали-и-ист! Неужели я так похож на этих прощелыг?

— Я не хотела вас оскорбить… Но… мать пациентки настояла, вы меня поймите… И это крыло интенсивной терапии, а не конференц-зал! Поэтому…

— Понял, я понял! Могу я пройти?

Усталая женщина указала ему рукой в сторону нужной двери, а сама подобрала со стола отложенную на время беседы телефонную трубку:

— Все, я здесь, голубушка. Что ты говоришь? А может, вам уехать в Энку? Город не меньше, а граница далеко. Муж всегда говорил, что только безумцы назначают столицами пограничные города, ведь посмотри: ни в одной столице мира…

Продолжения монолога Ноиро уже не слышал. Он ковылял по коридору, а в голове варилась каша. «Плохи дела, если люди говорят о таких вещах по телефону, в открытую»… «Это касается нашего Учителя»… «Кажется, у тебя, парень, есть шанс избавиться от проклятья»… Кома… Что означает эта кома? Элинор искал ее повсюду, а ведь между тринадцатью и Учителем создается эмпатическая связь. Он должен был найти ее непременно! Но не нашел. И при этом она все еще жива. Так куда подевалось ее сознание? Это неподготовленный потеряется во время комы на перекрестке, а здесь совсем другой случай!

Перед палатой Ноиро остановился, перевел дух и поймал себя на мысли, что с таким же трепетом, горестью и тоской он входил в прощальный зал, боясь увидеть еще недавно бодрого и здорового отца в ящике для погребений. Как будто тот живой, просто зачем-то так нехорошо с ними шутит, а на самом деле все это неправда: либо отец сейчас откроет глаза и скажет, что врачи все перепутали и ошиблись, либо проснется сам Ноиро и переведет дух, отделываясь от кошмара. Но он вошел тогда, придерживая за плечи мать и сестру. И сразу стало ясно, что врачи не ошиблись, что этот шов, грубой нитью стянувший голову того, что еще на днях было живым Эрхо Сотисом, — это приговор, который не подлежит никакому обжалованию, и самый изысканно-страшный сон меркнет перед ужасом реальности.

Зачем это вспомнилось теперь? Нэфри жива, она будет жить, не сметь думать о прощальном зале! Чудеса бывают! Бывают, просто мы не знаем их подоплеки, и Нэфри проснется, проснется…

Собравшись духом, Ноиро сделал шаг вперед.

Возле кровати девушки, присоединенной к сложному аппарату жизнеобеспечения, сидела дама преклонных лет, худощавая, длиннолицая и мрачная. Этой ночью она не спала, и под глазами ее было черно.

Тихо поздоровавшись с нею, Ноиро устремился к Нэфри.

Та лежала, подключенная многочисленными проводками и трубочками к умной машине. В теле ее было не больше жизни, чем в простыне, укрывшей ее от стоп до груди.

— Вы кто будете? — вдруг низковатым голосом сурово спросила дама.

— Виноват, простите. Я Ноиро Сотис, госпожа Иссет…

— Откуда вы меня знаете?

— Нэфри рассказывала о вас в сельве. Мы с ней познакомились во время этой поездки.

— Значит, вы тоже археолог. Но в этом случае почему я вас никогда не видела?

Тяжелый испытующий взгляд длиннолицей дамы заставил Ноиро ощутить себя набедокурившим мальчишкой.

— Я не археолог, госпожа Иссет. Я журналист из «Вселенского калейдоскопа».

Она вспыхнула раздражением и прищелкнула языком:

— Нет, но я ведь попросила, я ведь сказала этим слабоумным не пускать сюда прессу! Я ведь попросила!

— Госпожа Иссет, я здесь не по работе. И вообще я не специализируюсь по светским новостям. А если нужно, и сам выброшу отсюда любого своего коллегу. Я здесь потому…

Та чуть отстранилась и оценивающе поглядела ему в лицо. А он отвернулся к Нэфри.

— Потому что вы ее любите? — смягчаясь, просила госпожа Иссет.

— Да.

Она коротко улыбнулась, потом ее губы задрожали, снова мимолетно скользнула улыбка, в глазах встали слезы.

— Вот. Вот, — она развела руками и договорила изменившимся от сдерживаемых рыданий голосом, — вот только за счет этой протониевой машины моя дочь и жива… Вот! Не слышит, не видит, не соображает, что с ней происходит…

— Госпожа Иссет, вам нужно отдохнуть, — тихо проговорил Ноиро. — Если пустите меня, я посижу вместо вас, а вы поедете и поспите.

Она резко встала и подошла к открытому окну и незаметно промокнула слезы свернутым мокрым платком.

— Вы что, попали в аварию? — не оборачиваясь, пробасила госпожа Иссет.

— Можно сказать и так…

— Присядьте на мое место. Наверное, вы правы. Я здесь уже вторые сутки. Не смогла уснуть. Всю ночь, представляете, вспоминала ее маленькую…

— Я побуду с нею, госпожа Иссет, — повторил он. — Если что-то изменится… я имею в виду, когда она придет в себя, вы узнаете об этом тут же.

Ее плечи дрогнули. Кажется, она разучилась верить в чудеса…

Госпожа Иссет повернулась и стала собирать в сумку немногочисленные вещи:

— Я предупрежу медперсонал, чтобы вас не беспокоили. Здесь неподалеку есть небольшая закусочная, там можно заморить червячка. Если хотите, я привезу вам…

— Нет, благодарю.

— Здесь, — она подала ему карточку, — мой номер. Если что — звоните без промедлений.

— Конечно.

Ноиро записал ей свой телефон и снова повернулся к Нэфри. Госпожа Иссет бесшумно прикрыла за собой двери.

— Привет, — шепнул он, вставая на колени у изголовья кровати и касаясь кончиками пальцев волос девушки. — Где ты, Нэфри? Я надеялся, что найду намек в твоем послании, но там только об этой проклятой шкатулке… Неужели они добрались до тебя? Ну какая нужда им похищать тебя таким образом? Ведь если ты от этого умрешь, они никогда не узнают, что хотят узнать… Но ты не умрешь. Не умрешь.