— Спасибо, Учитель.

Он лишь двинул бровью и сдержал улыбку.

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем сознание вернулось к Кристиану. Купол ОЭЗ исправно оберегал его от дальнейшего воздействия радиации, однако теперь это было лишь отсрочкой, а не спасением. Полученные организмом повреждения были необратимыми. Да и передвигаться под куполом было невозможно, а это значит, что ему придется снова идти под излучением.

«Крысы» устали ждать и куда-то удрали, оставив несколько обгрызенных трупов — подохших от облучения членов своей стаи. Может быть, и они поняли, что опасность исходит из недр уничтоженного города, а потому убрались подобру, но уже вряд ли поздорову.

Элинор подумал, что в его случае нужно хотя бы ополоснуться в проточной воде, однако Ханавур был невообразимо далеко, а он едва поднялся на ноги. Камни мостовой темнели запекшейся кровью — значит, прошло уже около суток или больше.

Его путешествие к реке длилось целую вечность. То и дело он падал в раскаленный песок и звал смерть, но что-то заставляло его подниматься и идти дальше.

На берегу он увидел развороченную бронетехнику, несколько изувеченных трупов солдат и стаю жадных, истерически хохочущих над добычею гиен. Их окровавленные страшные морды, сверкая утопленными в черных масках глазами, все как одна повернулись в сторону ковылявшего к Ханавуру лекаря и оскалили громадные пасти, зубы в которых способны были сокрушать кости слонов. Элинор прошел мимо, не обратив на них внимания. Звери повели круглыми ушами и снова вернулись к пиршеству. Они не стали рисковать и нападать на живого, когда вокруг столько доступной падали. Им было невдомек, что и они будут живы еще очень недолго: радиация достигала этих мест. Прибор показывал высокий ее уровень вплоть до самой реки.

Кристиан вошел в воду и умылся. Кровь снова пошла носом, силы утекали вместе с мутноватыми волнышками Ханавура. Элинор даже не вздрогнул, когда, коснувшись его хвостом, мимо проплыл мертвый крокодил.

Город вдалеке был уже мало похож на прежний Кийар восточного берега. Все высотки рухнули от близкого удара кометы, многие здания горели, и чад отравлял седое от жары небо.

Элинор выполз на берег. Мост был так далеко! Он стоял в мареве, почти не поврежденный землетрясением, но хватит ли сил добраться до него и перейти на ту сторону? Дыхание то и дело прерывалось. Полежав, Кристиан встал на ноги и поплелся к автостраде.

Мост был завален грудой искалеченных машин. Над ними кружились птицы-падальщики, высматривая трупы.

Лекарь привалился к перилам, перегнулся, и его вывернуло кровью. Ноги отказывали. Сколько еще шагов он сможет сделать, прежде чем упадет? «Последний рывок!» — прошептал кто-то.

— Я постараюсь, Айят! — ответил Кристиан.

Мост казался бесконечным, но впереди, за навалом искореженных конструкций, шевельнулось что-то живое. Элинор не сразу разглядел это, первым делом подумав о хищниках, явившихся за легкой добычей. Им не объяснишь, что гораздо гуманнее в отношении себя они поступят, если вместо него сожрут мгновенно действующий яд.

От напряжения он снова провалился в короткий обморок, но странный лязгающий перестук и фырканье вернули его к реальности.

Рядом стоял крупный рыжий конь, блестя потемневшими от пота боками. Он был взнуздан, но без седла, был подкован и ждал. Увидев, что человек открыл глаза, скакун забил передним копытом, кивая, замотал длинной гривой.

Элинор подумал, что это мираж, и нерешительно протянул руку. Пальцы коснулись жесткой шерсти возле копыта. Животное чего-то требовало от него.

Кристиан ухватился за спущенные поводья и, подтягиваясь, встал. Стервятники в вышине возмущенно закричали, но тогда рыжий, всхрапнув, грозно заржал. Элинор вцепился в густую гриву у него на холке, намертво сжал пальцами клок и из последних сил забросил свое тело ему на спину. Сидеть он смог только первые несколько шагов, а потом, накрутив на кисти узду, бессильно распластался на спокойно и плавно вышагивающем коне.

— Ты узлаканка?

Нэфри едва сдержалась, чтобы не плюнуть в противное лицо вырожденца из местных националистов. До чего они страшны! Вот они — последствия радения за чистоту крови!

— Да, — с вызовом ответила она на чистом узлаканском. — А в чем дело?

Военный отступил, давая ей дорогу, и со злостью толкнул чьи-то узлы и чемоданы, загораживавшие проход между креслами в зале ожидания.

— Иди, — буркнул он, так и не проверив ее документы.

Девушка помчалась на перрон, откуда с минуты на минуту должен был отойти ее поезд в Са-Аса. Тело, обмякшее после долгого перелета из Рельвадо, оживало с неохотой, а сердце лихорадочно колотилось в неровном ритме. Форгос говорил, что так проявляют себя последствия гиподинамии и что нагрузки надо наращивать постепенно, а не так, как это делает она. Нэфри отмахнулась: ей некогда было думать о такой ерунде.

Город, где она родилась, ее не порадовал. Надежда оставалась только на пограничный Са-Аса, где она провела детство и раннюю юность, но уже на вокзале стало ясно, что он ничем не отличается от столицы. Все та же военщина, те же хмурые прохожие, жмущиеся к домам, те же наглые взгляды узлаканских вырожденцев в формах.

Нэфри не сразу обратила внимание на притормозивший автомобиль. Торопясь на автовокзал, она читала указатели и упустила момент, когда еще можно было убежать в людное место.

Ее схватили у местной молельни. Коренные чистокровки кичились своей набожностью и за последние десять лет настроили здесь множество приходов в честь пятерки мировых ангелов.

Их было двое, и они даже не стали спрашивать, кто она по национальности, а просто потащили в машину. Поначалу сработал инстинкт самосохранения, и Нэфри забилась в их руках, а потом вдруг в голове стало ясно-ясно. Едва хлопнули дверцы, автомобиль, скрежеща шинами по мостовой, рванул к границе.

— Держи ее! — сказал один из узлаканцев, косоглазый, принимаясь расстегивать штаны, а второй, сидевший с другой стороны, продел руки пленнице под мышки и прижал девушку к себе. — Разверни сюда, разверни сюда! — копошился косой, трясущимися от нетерпения руками стаскивая с нее брюки, но тут Нэфри улыбнулась.

— Подожди-ка, давай сделаем поудобнее, — проворковала она, сладострастно блеснув глазами на военных. — Вы мне не мешайте, я сама.

— Давай, давай! — переглядываясь между собой, засуетились те, и даже водитель, лихо вращая руль, несколько раз обернулся в предвкушении своей очереди.

— Только не надо на ходу, — попросила Нэфри. — Останови где-нибудь в тихом месте.

— Останови, останови! — затряслись узлаканцы.

Не сводя глаз со своих похитителей, девушка сунула руку в трусики, похотливо облизнулась, подмигнула. Узлаканцы едва не выли, а она все более бессовестно ласкала себя, прогибалась дугой и постанывала громче и громче.

— Останови же!

Машина уткнулась в какой-то тупичок между домами. Едва это произошло, Нэфри вдруг резко села и, закрыв глаза, громко втянула воздух.

«Явись!»

Узлаканцы вскрикнули. Один схватился за грудь, двое других, хрипя, пытались разодрать себе горло. Все это происходило пару мгновений, а потом все трое рухнули без признаков жизни.

Девушка брезгливо, за сальные волосы, приподняла с себя голову упавшего ничком и уткнувшегося носом ей в живот косоглазого, уперлась подошвой ему в лицо, что есть сил отпихнула в сторону, так что он громко стукнулся о дверцу и стек на пол. Нэфри отбросила от себя руки второго, поправила одежду и стала по очереди выбрасывать лишних долой из машины. Большого труда это не составило, и границу она пересекла через вечернюю степь, с комфортом и в одиночестве.

Когда послышалось несколько выстрелов с пограничной вышки, Нэфри попросту повторила свой прием. Узлаканцы так разозлили ее «финальными аккордами прощания со страной» — как пели в патриотической песенке, доносившейся из колонок, — что теперь она могла видеть в них во всех только врагов, помеху на пути к главной цели. В ярости она была готова отправить к великому Змею мира хоть всех этих уродливых болванчиков, едва ли умевших читать, но зато столь прекрасно обучившихся убивать и насиловать.