Щеки его совсем ввалились, глаза глубоко запали в глазницы, верхняя губа начала обтягивать зубы оскалом скорой смерти. И это видели уже все, не только Та-Дюлатар. Это видел и сам Ноиро, пока еще был в силах передвигаться.

— Неужели ничего нельзя сделать? — допытывался весь вчерашний вечер Рато Сокар.

Элинор отводил взгляд, и морщина скорби корежила его лоб. Он уже не мог справиться с тем, что пожирало этого юношу изнутри, вытягивая силы. Целитель только облегчал его мучения, и то ненадолго. А глубокой ночью у журналиста началась лихорадка. Он то кричал, пугая обслугу Дэсвери и гостей, то стонал, а потом и вовсе принимался с кем-то разговаривать. Та-Дюлатар снова сидел у его постели, смыкая глаза только для того, чтобы нырнуть на пустошь, выйти в иной пласт реальности и там ненадолго отпугнуть подступающего Желтого всадника — палача, готового исполнить приговор. Тот отступал, но вскоре возвращался, и врач понимал, что жить Ноиро осталось совсем немного.

Вот и теперь тот говорил из последних сил, передавая слова неизвестного доброжелателя. Или же это была ловушка? Ноиро не знал. Он почти ничего не соображал. Его одолели бесконечные кошмары, навеянные злобной фантазией черного раванги. Кошмары приходили из мира, где все имело способность обретать плоть и материализоваться, но самыми жуткими были те, которые не обладали зримой формой и проявлением.

— Я не смогу поехать за нею… — сказал он, уже почти забыв, с чего начал речь и о ком говорил прежде: на рассудок наплывала вязкая дурнота.

— Я съезжу, — заверил его мэтр Дэсвери. — Вы отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь. Мы все сделаем.

— У меня нет связи с музыкантами, но им нужно сообщить… Ту-Эл… он знает, где шкатулка. Я ничего не менял, она все еще там. Заберите ее. Эгмон знает… Знает шифр, а ключ… он у меня в обложке удостоверения…

— Мы постараемся найти музыкантов, ключ и шкатулку. Спите, Ноиро.

Тот улыбнулся и почти невнятно ответил:

— Да я уже скоро… высплюсь…

Телеведущий стиснул челюсти и стремглав покинул комнату, а Та-Дюлатар вернулся на свое прежнее место и сел, поглаживая Ноиро по голове.

— Жалко, я так и не вызволил Нэфри… — пробормотал Ноиро, отвернув голову, чтобы взглянуть в окно.

«Я пойду за ней, — вдруг сказал Элинор где-то на грани его сна и реальности. — Она там из-за меня, и вывести ее оттуда смогу только я».

«Почему? — с безразличием подумал журналист, не оглядываясь на него, хотя всем своим существом чувствовал его безумное отчаяние, тем более удивительное, что происходило оно от горя, а само горе было связано со скорой смертью человека, Элинору не близкого и, можно сказать, мало знакомого. Все их прежнее общение сводилось к назиданиям, тычкам, окрикам и недосказанностям. Ноиро казалось, что он привязан к их с Нэфри учителю куда больше, чем тот к ним, и вот получается, что все совсем не так, как он полагал. — Почему сможешь только ты?»

«Возможно, сходство с неким человеком, имеющим власть в Тайном городе, поможет мне больше, чем кому бы то ни было иному. Но сначала нужно спасти тебя»…

Ноиро медленно вкатился в сон-бред. Вот он у Гэгэуса, и тот отдает ему пленки, отдает видеоматериалы, что-то говорит, потом читает написанную им статью и отправляет текст на верстку для первой полосы… Вот они с Сокаром сидят перед телекамерами и говорят то, что не дали сказать Сэн-Тару Симману три года назад… Вот едут из телестудии, и по дороге Ноиро узнает, что Та-Дюлатар уже в Кемлине, что Дэсвери предложил ему и его спутникам остановиться в его доме, поскольку в Кийаре сейчас очень опасно. Вот Хаммон наконец рассказывает свою историю девятнадцатилетней давности, и замученный болезнью журналист даже не знает, верить ли этому, столь фантастичны его злоключения. Но тогда все, все встает на места, исчезают белые пятна в биографии Та-Дюлатара. Это невероятно, но объяснимо. Это потрясло бы Ноиро еще месяц назад, но теперь ему было не до потрясений.

«Я мог бы помочь, бог-целитель», — метнулась еще чья-то мысль, и она заставила журналиста проснуться.

Рядом с сидящим Элинором стоял тот юный Птичник, Айят. Ноиро снова едва признал его. Юноша был одет на манер обычных жителей Кемлина, и его чужестранность выдавал только акцент да некоторая экзотичность черт лица.

Лекарь и Птичник обменялись несколькими фразами на языке дикарей Франтира. Кивнув, Айят подступил к Ноиро и тоже сел, скрестив ноги, но прямо на пол, у его изголовья. Посидев неподвижно — журналист чувствовал только слабое покалывание то здесь, то там во всем теле — юноша начал медленно раскачиваться и что-то бормотать с полуприкрытыми глазами. Догадавшись о его действиях, Та-Дюлатар встал, запер двери, перебрался в дальнее кресло, где можно было дать телу полностью расслабиться, и ускользнул в иное пространство.

«Явись!» — тихонько шепнул Призыв, адресуясь к Ноиро.

Умирающего мало что держало в теле, и он охотно кувыркнулся к ним на радугу.

Та-Дюлатар по-прежнему был Незнакомцем, а вот Айят больше напоминал птицу, красивого серебристого хищника из пустыни Агиза, который умеет так протяжно кричать в небесах, приветствуя солнце! Сокол висел над ними, паря на восходящих потоках горячего воздуха бездны.

Здесь Ноиро было хорошо, силы полностью вернулись, точно и не было никакой болезни, и возвращаться не хотелось нисколько.

«Я хотел бы остаться тут», — признался он своим спутникам.

«Это не выход, — Та-Дюлатар ждал от него этой мысли, и журналисту вспомнилось, что ведь и целитель был проклят два десятилетия назад, а значит, сполна пережил все то, что сейчас происходит с Ноиро. — Сначала проклятие пожирает тело физическое, затем принимается за тонкие оболочки, а закончится все гибелью, полным растворением твоей сути».

Взмахнув огромными крыльями, Айят встал наконец-то на ноги-лапы, и длинные когти царапнули хрустальную поверхность, нисколько ее не повредив.

«Идем искать», — сказал он, заглядывая в глаза Ноиро золотистым оком, обведенным черной каймой.

«Искать?»

«Лазейку. Тебе надо выбраться и спрятаться, иначе ты скоро умрешь, — спокойно объяснил юноша. — Но спрятать тебя с живыми не получится, тебе надо к Змею Мира».

Он указал крылом на спираль. Незнакомец же молчал, неподвижно сидя на краю радуги и свесив одну ногу в пропасть.

«Кристиан, о чем он толкует?» — взмолился Ноиро, надеясь, что его оставят в покое и дадут прилечь хотя бы прямо здесь, на радуге, и крепко заснуть.

Элинор поднял капюшон и посмотрел из-за плеча. Видимая часть его лица сверкнула серебром.

«Не знаю. Это доступно только Говорящим — помнишь, я рассказывал тебе о них? Айят — сын Аучар, она научила его своим умениям или же он был к ним предрасположен самостоятельно. Но мне незнакомо то, о чем говорит он. Я слабый псионик, Ноиро. Положись на Айята, он знает, что делает».

Айят ждал, распустив крылья. Было в его антропоморфности что-то притягательное, что не отпугнуло бы и в реальном мире. По крайней мере, так показалось Ноиро, который в своей жизни с человекоптицами еще ни разу не пересекался, зато в «тонкой» вселенной привык уже почти ко всему: здесь метаморфозы всегда выглядели естественно.

«Смелей! — подбодрил сокол. — Просто держись!»

Ноиро понял, чего он добивается, и ухватился за его шею. Так он раньше таскал на себе маленькую сестру, сажая на закорки и поддерживая под колени. Перья птицы были плотными и мягкими. Айят немедленно оттолкнулся от моста и камнем ринулся в огненную пропасть, на лету расправляя полотнища крыльев. Пестрые перья с мягким шелестом трепетали в воздухе.

Словно почуяв жертву, навстречу им из неведомых глубин вырвалась волна пламени. Она всегда охотилась на ротозеев или отчаянных смельчаков.

«Неужели он хочет, чтобы мы с ним сгорели и таким образом очутились на том свете?» — мигом проскочила мысль, и Ноиро не испытал ни малейшего страха: после былых путаных кошмаров этот хотя бы был очевиден и предсказуем.