Мари вздрогнула, поймав свое отражение в зеркале гардероба. Удивленная, она на мгновение остановилась. Честно говоря, она смотрела на себя в зеркало очень редко. Просто была не из тех женщин, которые с утра до вечера изучают свое отражение. Что ж, похоже, в комплиментах, которые она часто получала, была доля правды — она выглядела моложе своих лет. Мари пристально разглядывала свои гладкие щеки, тонкий носик и чувственные розовые губы. В уголках глаз и на лбу наметились морщинки, но такие легкие, что облачка рисовой пудры было достаточно, чтобы их замаскировать. И только в моменты, когда мрачные мысли брали верх над природной веселостью, в ее красивых золотисто-карих глазах отражались тяготы прожитых лет. И неудивительно, ведь глаза — зеркало души… А в душе пятидесятичетырехлетней женщины осталось так мало свойственной детям невинности и наивности… И все же Мари не утратила своей способности радоваться каждой мелочи и улыбаться, даже когда на сердце грусть.

Матильда взяла на себя обязанность следить за прической матери. Каскад шелковистых кудрей спадал на плечи Мари, спереди, с правой стороны лба, струилась волнистая прядь. «Эта прическа и правда мне очень идет! Неужели я становлюсь кокеткой?» — подумала она, надевая меховую шапочку.

Через пять минут Мари уже шла через площадь, с наслаждением вдыхая морозный, пахнущий свежестью воздух. Порыв ветра забросил ей за воротник горсть снежинок, которые тут же растаяли, оставив на шее ласковый след своего прикосновения. Мари улыбнулась.

«Это же надо, в моем возрасте так радоваться прогулке под снегом! Иногда, по словам Адриана, я веду себя как девчонка… А ведь у меня уже есть внуки!»

На территорию аббатства Мари ступила, пребывая в удивительном состоянии духа — она была весела и серьезна одновременно. Она сразу же ощутила царивший в этом месте покой. Прекрасные пропорции здания, золотистые отблески на скульптурах фронтона… Эта картина взволновала бы сердце любого ревностного католика.

В этот вечерний час в церкви было пусто. Перед алтарями святых трепетали огоньки многочисленных свечей. Тонкий запах фимиама всколыхнул в памяти Мари облако воспоминаний. В этой самой церкви она, маленькая сирота, всем сердцем молила Господа подарить ей родителей и настоящую семью…

«Пришлось многое пережить, и случилось это не так быстро, однако небеса вняли моим мольбам!»

Она прошла вдоль левой стены туда, где, с недавних пор окруженное металлическими решетками, находилось надгробие могилы святого Этьена. Местные жители искренне чтили память этого отшельника. Столько их приходило сюда, чтобы помолиться, попросить благословения или помощи, что его каменное лицо и руки частично стерлись. Светлый камень хранил следы тысяч пальцев, каждый из которых уносил на себе крохотную частичку изваяния.

«Подумать только, пришлось оградить могилу решетками! Я часто молилась святому Этьену, но никогда не осмеливалась прикоснуться к святыне. А ведь говорят, что в этой церкви даже что-то украли. Какой стыд!»

Но разве можно было расти в приюте Обазина, в стенах, возведенных за многие века до твоего рождения, и неуважительно относиться к основателю аббатства, историю которого детям рассказывают уже в подготовительном классе? Легенды приписывали монаху-цистерцианцу, которого звали брат Этьен, множество чудес. Мари, которая попала к сестрам конгрегации Святого Сердца Девы Марии будучи трех лет от роду, очень рано открыла для себя радость чтения благодаря историям о жизни святого.

Приблизившись к решетке, она вдруг услышала всхлипывания. Мари замерла и прислушалась. Она не ошиблась — у надгробия кто-то плакал. Растроганная и удивленная, она спросила:

— Кто здесь?

Никто не ответил. Но и всхлипывания стихли, как по мановению волшебной палочки. Мари на цыпочках подошла ближе.

— Здесь кто-то есть? — снова спросила она.

Что-то шевельнулось в тени колонны. Приблизившись, Мари увидела сжавшуюся в комок девочку. Почти черные волосы обрамляли крохотное, как у котенка, личико. Она посмотрела на Мари своими блестящими от слез ярко-голубыми глазами.

— Но… Что ты делаешь здесь совсем одна? — воскликнула Мари. — Моя бедная крошка, что с тобой случилось?

Девочка шмыгнула носом. Она дрожала от холода, а может, и от отчаяния.

— Как тебя зовут? Думаю, мы уже где-то виделись… Ты ведь из приюта, правда?

— Да, мадам, — шепотом ответила девочка.

Мари опустилась на колени рядом с ней. Она вспомнила, что видела эту девочку во время воскресных прогулок сирот по городу. Она держала за руку сестру Женевьеву.

— Но почему ты сидишь на земле? Пол холодный! Не бойся меня, подойди поближе! Я тоже, как и ты, когда-то была сиротой. Сестры вырастили меня здесь, в Обазине. Я тогда была такая же маленькая, как и ты.

Девочка перестала плакать. Все ее внимание теперь было приковано к Мари. Кто лучше поймет страдания покинутого ребенка, чем тот, кто и сам рос сиротой? Ласковый голос этой красивой дамы окончательно успокоил ребенка: девочка встала и прижалась к руке Мари, которая продолжала говорить в надежде ее утешить.

— Скажи мне, моя крошка, почему ты плачешь? Ты выглядишь такой несчастной!

— Это потому, что у меня нет мамы! И папы тоже нет! И я решила тайком приходить и просить у святого Этьена сотворить чудо. Он один может дать мне маму! Но… у меня не получается!

Мари постаралась не улыбнуться. Девочка наверняка боялась, что она начнет над ней насмехаться. Как она понимала эту отчаявшуюся малышку, которая в нескольких словах высказала всю глубину своего горя! Только сироты не понаслышке знают, какой беспросветной кажется жизнь без родительской защиты и ласки! И самое страшное для большинства из них то, что они никогда не знали своих родителей, своих корней, семейной истории и причины, по которой попали в приют.

— Я думаю, у тебя есть мама, — сказала Мари после недолгой паузы. — Ее имя — мама Тере, и она заботится о тебе каждый Божий день! Она такая добрая, такая ласковая… Ты ведь и Мадлен тоже знаешь, правда?

— Конечно! — шепотом отозвалась девочка. — Она — любимица мамы Тере. Мне так сказала старшая девочка.

— Это неправда. Не слушай тех, кто рассказывает такие глупости! У мамы Тере никогда не было любимиц. Мадлен попала в приют двухлетней малышкой, поэтому мама Тере ее опекала. Без мамы Тере, без ее заботы и любви, эта девочка наверняка бы умерла. А возможно, и ты тоже, кто знает… Поэтому забудь всю эту чепуху и скажи мне, как тебя зовут. Я уверена, у тебя очень красивое имя, такое же красивое, как твои голубые глаза!

Девочка задумалась. Она долго смотрела на Мари. Сказать, как тебя зовут, — не такое уж легкое дело. Имя — это единственное достояние сироты. Однако после долгого изучения красивой незнакомки девочка решилась довериться ей и грустно произнесла:

— Меня зовут Мелина, и мне двенадцать лет.

Супруга доктора Меснье удивилась такому ответу. Для своего возраста девочка была очень маленькой. Ей можно было дать самое большее лет девять. Растроганная до глубины души, Мари обняла этого худенького ребенка и погладила по волосам.

— Мелина! Какое красивое имя! А меня зовут Мари, и я учительница в школе. Скоро я приду сюда, в аббатство, и буду учить тебя и твоих ровесниц. Мелина, ты не должна грустить в канун Рождества! Завтра вечером ты будешь петь в церкви вместе с другими девочками, верно?

— Да, мадам, но мне все равно грустно. Когда мы гуляем по городу, я вижу за окнами домов людей. У них есть семья, и дети такие радостные, ведь они у себя дома… А у меня нет мамы! Сестры очень добрые, но это… не одно и то же. И дома у меня тоже нет!

— Иногда дети бывают несчастными, даже если живут со своими родителями в родном доме. Не завидуй другим, это ни к чему хорошему не ведет и только усиливает твою печаль. Да, кстати, а ты подумала, как волнуются сейчас сестры? Они ведь наверняка всюду тебя ищут! Это нехорошо, ведь они так добры ко всем сиротам! И ты совсем замерзла, сидя здесь на холодных плитах!