Мари покачала головой. Буйный темперамент Мелины совсем не соответствовал ее внешности. Неужели за ангельским личиком скрывается дьяволенок?

— Отомстить? Но за что, дорогая? Если бы не монахини и приют, кто знает, что бы с тобой стало? Ты права, это плохие поступки. И я тобой недовольна.

Мелина снова заплакала, прижавшись к Мари, которая продолжала ее гладить, вопреки своим строгим словам.

— А потом я была злой с Мадлен! — продолжала, рыдая, девочка. — Я говорила ей разные плохие вещи… Что у нее нет папы, что мама Тере не по-настоящему ее удочерила…

— Откуда тебе это известно? — спросила озадаченная Мари.

— Я слышала, как ты говорила об этом с доктором вчера… Я слушала под дверью…

Мари легонько отстранила девочку и заглянула ей в лицо. Мелина умоляюще смотрела на нее, глаза ее расширились от ужаса.

— Мама Мари, прошу, прости меня, я не знаю, почему я такая плохая! Я не могу себя сдержать! Мадлен — она очень хорошая! И ты, и Камилла… А у меня так не получается. Скажи, ты ведь меня не отдашь обратно?

— Успокойся, — тихо сказала Мари. — Я не сержусь и не собираюсь выставлять тебя за дверь. Не забывай, ты теперь моя дочь! Мелина, удочерение ребенка — это не игра и не каприз. Отныне ты никогда не будешь одна, и я буду о тебе заботиться, пока ты не станешь взрослой. Ты страдаешь от своей злости, завидуешь Камилле и Мадлен, но ведь их воспитывали по-другому, чем тебя! Я помогу тебе, дорогая! Я не хочу, чтобы ты боялась. Подожди, я через минуту вернусь!

Мари вышла, прошла в свою спальню и порылась в ящике комода. Ей нужно было найти то, что помогло бы успокоить девочку. Идея пришла к ней внезапно, простая и великолепная. Она вернулась в комнату Мелины с улыбкой на лице. Девочка ждала ее, дрожа от волнения.

— Посмотри, я принесла тебе то, что всегда будет тебя оберегать, — и от волка-оборотня, и от печали! — сказала она. — Первый подарок — фотография, которую мне самой подарила мать-настоятельница Мари-Ансельм, она управляла приютом до матери Мари-де-Гонзаг. Мне тогда было тринадцать. Ты наверняка узнаёшь эту Мадонну! Это статуя Богородицы с Младенцем, та самая, что стоит в приемной. Теперь эта фотография твоя. Ее место будет на столике у твоего изголовья. Когда почувствуешь, что тебе хочется быть злой, скорее попроси Мадонну прийти тебе на помощь. И вот увидишь — ты не осмелишься ослушаться или насмехаться над подружками… Эта фотография много для меня значит. Надеюсь, она станет дорога и тебе…

— А второй подарок? — спросила Мелина, грызя край простыни.

— Это — портрет твоей мамы. Помнишь, я рассказывала тебе о ней в тот день, когда привела тебя домой? Она была моей подругой, названной сестрой. Думаю, если мы поставим ее фотографию возле твоей кровати, с тобой никогда не случится ничего плохого!

Фотография матери! Мелина приподнялась, опираясь на локоть, и, нахмурившись, стала рассматривать лицо своей настоящей матери. Мари видела, что девочка задрожала, что ее губы приоткрылись, когда она впилась глазами в лицо Леони.

— На этой фотографии ей двадцать лет. Мы тогда еще жили в «Бори», в Шаранте. Скоро мы с тобой там побываем. Это фото сделал один фотограф из Шабанэ. По такому случаю Леони распустила волосы и надела новое платье.

— Какая она была красивая! — пробормотала Мелина. — Значит, это — моя мама… Настоящая…

Своим маленьким пальчиком девочка обвела лицо на фотографии. Это был трогательный и в то же время очень печальный жест. На лице Мелины играла задумчивая улыбка.

— Да, твоя настоящая мама! — сказала Мари, которая едва сдерживала слезы. — Мелина, я уверена, Леони хотелось бы, чтобы ты была славным ребенком, послушным и неленивым. Были времена, когда она помогала мне с моими детьми, по-моему, даже кормила Камиллу из бутылочки.

Мелина попробовала представить эту красивую молодую женщину с фотографии живой и разговаривающей с Мари. И с ребенком на руках…

Улыбка ее мгновенно исчезла, с искривившихся губ сорвался горестный вздох. Вот если бы она была тем ребенком, которого сейчас представила! Девочке страстно захотелось войти в фотографию, чтобы встретиться с матерью прежде, чем она исчезнет. Все могло бы быть по-другому: ей бы не пришлось расти в приюте и никогда бы она не мечтала о другой матери! Это было так несправедливо…

— Почему она умерла? — спросила она.

Девочке не стоило знать эту часть истории. Мари поцеловала ее в мягкую, слегка влажную щеку и ответила ласково:

— Она была очень больна. Леони больше не с нами, но я уверена, она оберегает тебя, будучи на небесах, потому что ты — ее ребенок. А теперь спи! И пообещай мне одно: если когда-нибудь тебе захочется сделать глупость или стать злой, беги скорее ко мне и скажи об этом. Договорились?

— Обещаю, мама Мари! Ты такая добрая! Я очень тебя люблю.

Мелина вздохнула, и ее маленькое тело, до этого момента свернувшееся калачиком, выпрямилось и расслабилось. Она повернулась на бок, положила руки на колени Мари и, зевая, улыбнулась. У нее закрывались глаза. Мари некоторое время сидела с ней рядом, растроганная и задумчивая. Ей придется нелегко, в этом мать Мари-де-Гонзаг оказалась права. Этой девочке понадобится помощь, чтобы обуздать неосознанное желание мстить. Но супруга доктора Меснье была убеждена, что в глубине души дочери Леони прячутся сокровища доброты.

Время поможет ей превозмочь свои слабости, но жизнь в семье между Мелиной, наделенной таким сложным характером, Нанетт с ее «настроениями», Камиллой, растущей и задающейся все большим количеством вопросов, и Адрианом, который все еще сохранял дистанцию по отношению к новому ребенку в доме, обещала быть непростой. Когда дыхание девочки стало ровным, Мари на цыпочках вышла из комнаты.

Наконец и она ляжет… Уставшая, она все же нашла в себе силы прошептать: «Моя Леони, я обещаю тебе оберегать твою дочь и любить ее, как люблю своих собственных детей, до конца моих дней…»

4 августа 1948 года

Мари под руку с Адрианом вошла во внутренний дворик аббатства. В синем атласном платье и кокетливо сдвинутой набок соломенной шляпке, она по привычке двигалась довольно быстро. Супруг согласился пойти с ней вместе на благотворительную ярмарку, устроенную монахинями. Этот ежегодный праздник стал событием регионального масштаба, а аббатство славилось высоким качеством своих товаров.

Исключительный случай — все семейство Меснье было в полном сборе. Лучившаяся радостью Мари обернулась, чтобы удостовериться, что все ее дорогие и любимые рядом. Стояла прекрасная погода, которая гармонировала с радостной атмосферой ярмарки, развернувшейся на открытом четырехугольном участке, ограниченном со всех сторон аллеями. В центре возвышался фонтан. Его прозрачная прохладная вода стекала в монолитный бассейн диаметром около трех метров. Питаемый небольшим источником, в давние времена этот бассейн служил монахам умывальней. Иссушающее августовское солнце серебрило шиферные крыши зданий аббатства, окружавших, подобно защитным крепостным стенам, место, где расположились продавщицы.

Свои столики под полотняными навесами сироты и ученицы аббатской школы расставили на лужайке. Все девочки улыбались, и все же за их улыбками угадывалось напряжение — все они осознавали важность события. Сегодня им предстояло пережить свой «момент славы», которого они ждали несколько долгих месяцев.

Монахини тоже радовались происходящему. Благотворительная ярмарка была для них не только возможностью продемонстрировать работу своих подопечных, но и своего рода развлечением. К тому же удачная ярмарка означала дополнительные поступления в бюджет их благотворительного заведения.

Жители городка встречались перед прилавками, здоровались, обменивались новостями. Отовсюду звучал детский смех, то здесь то там образовывались группки «по интересам».

Мари наслаждалась этим прекрасным днем и ощущением полноты жизни, которое не оставляло ее вот уже несколько месяцев. За это время она поняла, что Мелина — не настолько «трудный ребенок», как она боялась, — все их конфликты быстро исчерпывались. Сейчас девочка в нетерпении перескакивала с ноги на ногу. Она искала подходящие слова, которые помогут убедить Мари отпустить ее погулять по ярмарке одну. Пара минут — и благовидный предлог был найден.