— Ты права, моя Камилла, но ведь он часто нам пишет! И сегодня нам особенно повезло, ведь приедет и Матильда! Думаю, скоро она выйдет замуж. О, посмотри-ка, кто вышел нас встречать, — Нанетт и малыши!

Растроганные Камилла и Мари обменялись взглядами. В золотистом вечернем свете пожилая женщина в черных, если не считать белоснежного чепца, одеждах, одной рукой державшая за ручку Жана, а второй прижимавшая к своей груди Бертий, представляла собой необычное и вместе с тем волнующее зрелище.

— А вот и вы, мои курочки! — воскликнула Нанетт. — Посмотрели бы вы, как эти двое слушаются свою прабабушку! Ангелы, да и только…

4 июля 1946 года

На площади в Прессиньяке собралась оживленная и шумливая толпа. Церемония бракосочетания в таких маленьких сельских общинах всегда вызывает живой интерес, а Элоди и ее суженый Фирмен Варандо пригласили на свадьбу добрую половину жителей поселка. Здесь были крестьяне и торговцы с супругами, старики в надвинутых на глаза беретах, опирающиеся на палочки, и весь этот «бомонд» совершенно спокойно соседствовал с персонами куда более значительными — мэром, нотариусом, их женами и детьми.

Мари с некоторым смущением наблюдала за всеобщим оживлением. Она знала большую часть собравшихся, и все же ее не покидало ощущение, что для жителей поселка она стала чужой. Казалось, невидимый барьер теперь отделял ее ото всех этих людей. Она узнала и некоторых своих бывших учениц, но так и не решилась ни к одной из них подойти. И это ее немного огорчало.

«Я слишком нарядно оделась, — упрекала она себя. — Я же говорила Адриану! Эта шляпа из органди, бежевое шелковое платье… Это слишком роскошно! Они-то запомнили меня девчонкой в галошах… И вот я являюсь сюда, разряженная в пух и прах, этакая супруга доктора!»

Эти размышления удерживали ее от участия в общем веселье. Она стояла у подножия памятника погибшим в войне 1914—1918 годов. На постаменте стоял солдат пуалю[4], в руке у него была винтовка, на голове — каска. Возвышаясь над хохочущими, наряженными в яркие одежды жителями поселка, собравшимися здесь в этот летний день 1946 года, он, казалось, со строгим видом наблюдал за ними.

Но не только Мари чувствовала себя не в своей тарелке. Те же ощущения испытывала и Элоди. По правде говоря, в сельской местности нечасто увидишь пару старше пятидесяти, решившуюся предстать перед кюре. Будущая новобрачная успела пожалеть о том, что пригласила столько народа. Ей приходилось прокладывать себе путь сквозь толпу, держа под руку своего седовласого жениха.

— Смотрите-ка, Фирмен и Элоди! Они идут!

Лизон и Матильда воспользовались тем, что толпа немного отхлынула, чтобы подойти ближе к своей матери. На старшей дочери Мари было светлое простое платье, из украшений она надела только нитку жемчуга. А вот экстравагантный наряд средней вызывал возгласы восторга и удивления. Скромность была Матильде неведома. Она знала, что все считают ее очень красивой, и любила привлекать к себе взгляды. Сегодня на ней было туго стянутое в талии красное платье с головокружительным декольте. От отца она унаследовала не только черные волосы и смуглую кожу, которая уже успела немного загореть, но и выразительные черты лица и красивые карие глаза. Мари долго любовалась ею, но к восхищению примешивалось раздражение. Наконец она сказала:

— Матильда, тебе не стоило так сильно краситься! Что, увидев тебя, подумает кюре? В Дом Божий не входят с такой раскраской на лице!

— Мама, у тебя талант портить людям настроение! Разве ты не заметила, что моя помада подобрана в тон платья? Я купила его специально для этого дня. В Бриве это последняя мода! Побольше цвета, веселья… Война закончилась! Хватит лишений, и да здравствует Америка! В последнем фильме, что я видела, исполнительница главной роли, Ава Гарднер, была накрашена, как я! Кстати, говорят, я на нее похожа. И мой жених так считает. А ты что скажешь?

— И где он, этот отважный юноша? — прыснула Лизон.

Матильда тряхнула черными волосами и ответила в таком же шутливом тоне:

— Я не захотела брать его с собой! Эрве настаивал, он хотел со всеми вами познакомиться, но я была против! Я хочу насладиться обществом родственников… по-холостяцки. Хотя бы еще раз!

Свободные манеры Матильды и ее современный лексикон приводили ее родных в замешательство. Молодая женщина была похожа на бурлящий родник, вечно куда-то стремящийся, свободный и неукротимый. Маленькая дикая кошечка, которая требует к себе внимания и ласки, искусно пряча свои страхи и слабости за игривостью и острыми коготками, — Матильда была выше их понимания. И тем не менее все они любили ее и принимали такой, какая она есть.

Мари воздержалась от дальнейших комментариев: дочь она все равно не могла изменить. Она поискала глазами Адриана и увидела, что он оживленно беседует с помощником мэра. Пару минут она рассматривала своего любимого мужа, того, кто сумел приручить ее тело и душу. Он был таким красивым! Высокий рост и горделивая посадка головы делали его похожим на английского джентльмена, серебристые волосы поблескивали на солнце. Ей захотелось пробраться сквозь толпу к нему, подойти и прошептать на ухо слова нежности, которые уже готовы были сорваться с ее губ: «Моя любовь, мой нежный и такой красивый Адриан! Знаешь ли ты, как сильно я тебя люблю? Если бы я могла выйти за тебя второй раз, я бы не колебалась ни секунды…»

В этот момент в поле ее зрения появились Поль и Камилла. Она перевела взгляд на младшую дочь. В атласном розовом платье с пышными рукавами девочка была хорошенькой, как картинка. Прическа из завитых волос удивительно шла ей, а прыгающие у лба кудряшки придавали шаловливый вид. Поль в своем строгом сером костюме в полоску был очень привлекательным.

«Он тоже похож на меня, — подумала Мари. — У него мой подбородок и мой лоб. Волосы чуть светлее, почти как у моего отца. Только Матильда взяла много от Пьера, и не только во внешности, но и в характере… Увы!»

Да, Пьер был раздражительным и гневливым. Мари вспомнила его приступы холодной ярости, раскаты его голоса… Сколько раз он грохал по столу своим крепким кулаком… Причиной всех этих перепадов настроения были страдания, которые он скрывал и которые Мари, тем не менее, легко читала по его лицу. Ревность! Вожделение! Невысказанные желания! Фрустрация! Она так и не смогла стать такой подругой этому страстному мужчине, какая была ему нужна. И ее природной мягкости оказалось недостаточно, чтобы спасти их супружеский союз. Пьер искал свою вторую половинку — женщину, снедаемую таким же сильным огнем, какой полыхал и в нем самом… Мари же была полной противоположностью его идеала. В своей дочери она узнавала то же отсутствие чувства меры, тот же пылкий темперамент и… неспособность прислушаться к голосу разума. Матильда временами позволяла себя уговорить, однако ее натура всегда брала верх.

«Интересно посмотреть на ее счастливого избранника, сумевшего завоевать ее сердце и не обжечь при этом себе крылья… Что ж, будущее покажет, как долго бедный Эрве продержится с ней рядом. Только бы Матильда была счастлива в супружестве!» — со вздохом подумала Мари.

Наконец к ней вернулся Адриан в сопровождении Венсана. Судя по их лицам, оба были довольны общением с жителями Прессиньяка.

— Знаешь, Мари, хорошенькие же вещи я узнал о сегодняшнем новобрачном! — сказал ей тихо Адриан. — Говорят, он обогатился на спекуляциях где-то в Лиможе, если я правильно понял. И он даже этого не скрывает! Невероятно! Война не для всех стала несчастьем. Какой стыд! И все же наш мсье не любит, когда ему об этом напоминают.

— Заметьте, в наших краях он такой не один, — сердито отозвался Венсан. — Я и других знаю. В школе мальчики иногда невольно проговариваются о том, чем их родители занимались во время оккупации.