— Перемена места здесь ни при чем, — отрезал Джонни. — Ты болен. Я возьму у тебя кровь на анализ, дам тебе что-нибудь от диареи и от высокой температуры.
Они прямиком направились в военный городок, несмотря на сетования Тэма по поводу номера, забронированного в отеле «Флэшмен».
— Я пошлю им записку и все объясню, — уверила его Хелена.
После этого Тэм уже не возражал и был рад повалиться в устроенную на скорую руку постель в свободной комнате у гостеприимных Уатсонов. Он даже проглотил «мерзкие лекарства», на чем настоял Джонни. Зажгли огонь в очаге, и вскоре Тэм сбросил с себя одеяла, весь мокрый от пота. Софи сидела рядом с ним, обтирая влажной тканью его лицо и шею, волнуясь и едва сдерживая слезы.
— Ох, милая, — прохрипел он, — прости меня, пожалуйста! Как ужасно начинается наша семейная жизнь.
— Замолчи, Тэм, — прошептала она. — У нас еще все впереди.
Наконец он забылся неспокойным сном, и Хелена увела Софи из его комнаты.
— Пойдем, выпьешь немного на ночь. Пусть теперь лекарства делают свое дело.
— Он воспринимает их прием как собственную несостоятельность, — вздохнула Софи, взяв из рук Джонни стакан виски с содовой.
— Надеюсь, ты смотришь на это иначе, — сухо сказал ее кузен.
— Но я понимаю, о чем он думает, — вступилась за Тэма Софи, — если принять во внимание его крепкую веру в «Христианскую науку».
— У него температура под сорок, дизентерия и, видимо, малярия, а может и кое-что похуже. Тэм поступил глупо, до сих пор не обратившись к врачу.
Софи проглотила слезы.
— Я просила его показаться доктору два дня назад, но Тэм, казалось, шел на поправку.
— С лихорадкой всегда так: она периодически обостряется, если ее не лечить.
— Ты ни в чем не виновата, — вмешалась Хелена. — Джонни, не дави на бедную девушку.
— Прости, я не хотел.
Подойдя к кузине, он заключил ее в объятия.
— Мы поставим его на ноги, так что не волнуйся, пей виски.
Этой ночью Тэм потел и метался, бормоча что-то бессвязное и вскрикивая. Один раз он вдруг сел на их общей постели и с ужасом уставился на что-то, видимое только ему. Софи попыталась его успокоить, но он оттолкнул ее и ударил в висок, как будто она представляла для него угрозу. Софи встала и, завернувшись в одеяло, сидела у окна, пока сквозь занавески не забрезжил рассвет, а судорожное дыхание Тэма не заглушили утренний щебет птиц и скрип колодца, означавший, что слуги уже проснулись.
Одевшись, Софи вышла на веранду и, вдыхая холодный воздух, стала наблюдать за тем, как заснеженные вершины далеких гор заливает солнечный свет. Ее сердце вдруг наполнилось покоем. В памяти возник смутный образ — возможно, отца. Он показывал ей, маленькой девочке, пики Гималаев, хотя где это было, она не могла сказать. Софи надеялась, что они с Тэмом побывают в Мурри, где в предгорье провели свой медовый месяц ее родители, но понимала, что сейчас это невозможно. Теперь она желала лишь одного: чтобы Тэма оставила терзающая его лихорадка и к нему вернулись былые жизненные силы. В первую их встречу в лагере лесников недалеко от перевала ее пленили его жизнелюбие и энергичность. Этот апатичный человек, раздавленный болезнью, был ей чужим. Софи снова вспомнила встревожившие ее слова Боза о ранении Тэма: «Он уже не тот, каким был до газовой атаки».
Софи постаралась выбросить эти мысли из головы. Тэм выздоровеет, и она всегда будет рядом с ним — не важно, что было в прошлом. Именно это они обещали друг другу на церемонии бракосочетания.
Обеспокоенный результатами анализа крови Тэма, Джонни обратился к хирургу Макманнерзу, чтобы классифицировать его лихорадку. Несмотря на усиленную дозу хинина, принятую в течение нескольких дней, лихорадка не отступала. Голова Тэма раскалывалась от боли, а руки и ноги словно сжимали тисками. К ночи температура поднималась, и он не мог проглотить ни кусочка.
Временами Тэм не узнавал Софи и кричал, призывая няню. Лишь когда жена ложилась рядом с ним и держала его голову на своей груди, гладила его волосы, отгоняя докучавшие его воспаленному рассудку страхи, он немного успокаивался.
От подслушанного разговора между Джонни и Макманнерзом, сидевшими на вернаде, сердце Софи обливалось кровью.
— Полагаю, у него лихорадка денге, — сказал хирург. — Хинином ее не вылечить.
— Боже мой, бедный Тэлфер! — ахнул Джонни. — Что же нам делать?
— Если судить по результатам анализа, у бедняги нет никаких шансов выжить. Однако у парня стальная сила воли. Все, что мы можем, — облегчать его страдания и сбивать температуру. Остальное — в руках Всевышнего. А эта замечательная девушка, на которой он недавно женился, возможно, единственный человек, который способен помочь ему вернуться к жизни.
— Да, милая Софи, — вздохнул Джонни. — Она будет бороться за него до конца.
После этого Софи отказывалась отходить от Тэма, страшась того, что он в любую минуту может ее покинуть. Она сидела с ним ночи напролет, обтирая его страдающее тело влажной тканью. Софи то укутывала его одеялами, то раскрывала, в зависимости от того, жаловался он на озноб или на жар. Она пела и рассказывала мужу истории, как ребенку, — как оказалось, звук ее голоса его успокаивал. Софи помогала его переодевать. Она глядела на его беспомощное нагое тело, гадая, состоится ли когда-нибудь их первая брачная ночь, и тут же принималась корить себя за столь эгоистичные мысли.
Однажды рано утром девушка была разбужена от чуткого сна каким-то шумом.
— Тэм! — ахнула она, сразу же заметив перемену в его дыхании.
Ей приходилось слышать жуткие рассказы о «предсмертном хрипе». Софи схватила его за руку — она была холодной.
— Тэм!
Он вздрогнул от боли. Софи разжала его ладонь.
— Скажи что-нибудь, Тэм!
— Я… я хочу пить, — просипел он. — Дай мне воды, милая.
— Сейчас, конечно, — ответила она.
У нее отлегло от сердца, когда она услышала его голос. Софи быстро принесла стакан кипяченой воды и помогла мужу попить, поддерживая его тяжелую голову ладонью.
Истратив на это все силы, Тэм повалился на спину.
— Спасибо.
Отставив стакан, Софи села на край кровати, держа мужа за руку. Неужто лихорадка наконец отступает?
Тэм вглядывался в нее мутными глазами.
— Где я?
— Дома у Джонни и Хелены.
— У кого?
— У моего кузена, доктора Джонни Уатсона. Он выдал меня за тебя замуж, помнишь? Мы у них дома, в Пинди.
— В Пинди? — переспросил Тэм, помрачнев. — Почему?..
— Мы здесь… Ладно, мы просто приехали их навестить, — улыбнулась Софи.
— Я чувствую себя обессиленным, — прошептал Тэм. — Сколько я пролежал?
— Пять дней.
Его взор наконец прояснился.
— Пинди… У нас медовый месяц?
Софи кивнула.
— Боже, какой же я никудышный муж!
Он отвернулся, чтобы она не видела слез, которыми наполнились его глаза.
Наклонившись, Софи поцеловала Тэма в лоб.
— Вовсе нет. Ты дрался эти пять дней за свою жизнь, словно лев.
— Ты все время была со мной, — просипел он.
Она снова кивнула, и к ее горлу подступил ком. Как же она боялась его потерять!
— Ну что? — улыбнулась Софи сквозь слезы. — Поешь немного? Супа. Ты несколько дней ничего не ел.
Тэм кивнул.
— Можно супа.
Софи поднялась на ноги и поспешила к двери, торопясь сообщить кузену весть о том, что Тэм очнулся.
— Софи! — прохрипел он.
Обернувшись, она увидела на его изможденном лице улыбку.
— Спасибо, милая.
***
Прошло еще несколько дней, прежде чем Тэм достаточно окреп, чтобы встать с постели и покинуть пределы веранды. Укутанный в одеяло, он сидел в плетеном из лозы кресле на свежем воздухе и глядел на далекие горы, пока Хелена и Софи крутились возле него, заставляя есть мягкую пищу и пить много горячего сладкого чая. О болезни Тэма сообщили в Лахор, и он получил дополнительную неделю оплаченного отпуска на выздоровление.