Роль положительных героев исполняли выстроившиеся против подобных чудовищ рационалисты-индивидуалисты, «люди разума»: Хэнк Реардэн, владелец лучших сталепрокатных заводов и изобретатель «металла Реардэна», революционно нового сплава; Франциско Доминго Карлос Андрес Себастьян д'Анкония, цветущий наследник меднодобывающей династии д'Анкония; Дэгни Таггарт, восхитительная красавица и действующий вице-президент железнодорожной компании «Таггарт Трансконтинентал»; добившийся успеха собственными силами нефтяной магнат Эллис Вайет; супербанкир Мидас Маллиган; судья Наррагансетт, юрист, выступающий за интересы деловых кругов; и с десяток прочих — все легко узнаваемы по героическим именам, точеным лицам и идеальному атлетическому телосложению. Коллективисты ни на что не годились, а у индивидуалистов хорошо — просто великолепно — выходило все, за что бы они ни брались. Почти у всех имелись собственные компании, они самостоятельно поднялись с нуля до небывалых высот без чьей-либо помощи и покровительства, даже дети индустриальных магнатов не получали никаких поблажек, а должны были заработать каждый унаследованный пенни. Они поставляли на рынок товары и услуги максимально возможного качества — то есть лучшие, самые качественные, безопасные, приятные для всех органов восприятия и рассудка, обеспечивающие высочайшую отдачу за каждый доллар. Индивидуалисты производят эти качественные товары не из ложной альтруистической преданности «потребностям общества». Как раз наоборот: все эти люди были невероятными эгоистами и понимали, что добиться успеха на рациональном рынке — где конкуренты не знают жалости, а потребители не знают терпимости — можно, лишь преуспевая. Стоит ли говорить, что они берут за свои товары невероятно большие деньги и платят работникам крохотную зарплату, и, разумеется, обе суммы определяются беспристрастной рыночной логикой. Будучи сторонниками принципа свободной конкуренции, они полностью отказались от государственной поддержки и насилия как инструмента торговли — и никогда, абсолютно никогда не врали.

К сожалению, эта самая чистота характера сделала индивидуалистов уязвимыми перед коллективистами. Поскольку разум был их второй натурой, они наивно не понимали, как работает мозг нерациональный, а их самоуверенность не позволяла им увидеть, насколько такие люди опасны, если встанут у тебя на пути. Когда их лучшие начинания встречали презрением и равнодушием, когда их производительное корыстолюбие назвали «безудержной жадностью», когда правительство, «действующее во благо общественного благополучия», облагало их налогами, регулировало их деятельность и просто грабило средь бела дня… они ничего не делали. Они страдали и недоумевали по поводу такой несправедливости, но никак не могли понять, в чем ее истоки, и продолжали себе трудиться, соглашаясь со взваленной на них неоправданной ношей и стараясь преодолеть все возможные препятствия на пути их развития.

Отдельные индивиды бунтовали. Голубоглазый блондин-философ по имени Рагнар Даннешильд положил в рюкзак Аристотелев «Органон»[179], вышел в открытое море и заделался капером; он рассекал по Атлантике на современнейшем пиратском судне, гоняясь за кораблями с материальной помощью, направлявшиеся в народные республики Европы и Азии. Эллис Вайет в ответ на «альтруистические» промышленные налоги поджег собственные нефтяные скважины и исчез. Медный король Франциско д'Анкония сделал вид, что идет на сотрудничество с верхушкой коллективистов, а сам втянул их в горнодобывающую аферу, которая свела на нет их награбленное богатство.

Но величайшим чемпионом среди индивидуалистов был некий таинственный человек по имени Джон Галт. Работая инженером на каком-то, ныне исчезнувшем «Автозаводе XX Века», Галт изобрел самогенератор, Священный Грааль мира технологий, который улавливал из воздуха статическое электричество и преобразовывал его в полезную энергию, становясь практически безграничным источником экологически чистой движущей силы: то есть вечным двигателем. Но Галт отказывался продавать изобретение тиранам, сколько бы ему ни предлагали, и уж точно не собирался делиться с ними просто так; а когда руководство «Автозавода XX Века» выдвинуло план по коллективизации компании, он разломал генератор и пулей унесся оттуда, поклявшись «остановить двигатель мира».

Джону Галту открылась истина: индивидуалисты, подобно греческому титану Атланту, держали на плечах весь мир — мир, набухший от коррупции и губительной нелогичности альтруистской этики. Люди разума ошибаются, считая, что стоит поднапрячься — и груз станет легче. В лучшем случае они отсрочат падение цивилизации еще на одно-два поколения, позволив при этом тяжести неблагодарного мира раздавить их самих. Но это не вариант. Галт понял, что Атланту надо расправить плечи. Индивидуалисты должны устроить забастовку против своих угнетателей; закрыть шахты и заводы, загасить печи, перекрыть трубы и уйти — в Атлантиду, долину в самом далеком уголке Скалистых гор, утопический анклав, куда не дотягивается власть правительства. Когда свет их творческих возможностей исчезнет повсеместно, а коллективисты останутся скрежетать зубами в полной темноте, тогда все и каждый наконец поймут, «кто от кого зависит, кто кого содержит, кто источник богатства, кто кому дает средства на жизнь и что с кем произойдет, когда кто-то выйдет из игры»[180].

Описанная в «Атланте» вселенная была черно-белой, абсолютно серьезной, бесконечно великодушной к тем, кто выучил все ее правила, но жестокая с теми, кто старался бежать реальности или искать с ней компромисс. На каждый вопрос имелся лишь один правильный, объективный ответ, до которого можно додуматься, и как только он станет ясен, все разумные люди примут его за истину, касается ли он науки, экономики либо сферы более личной. Для людей разума даже сердечные дела проходили по совершенно логичным схемам. Когда, например, Дэгни Таггарт повстречала Хэнка Реардэна, им просто суждено было стать любовниками, поскольку в строгой иерархии мыслящих рационально Дэгни была самым совершенным женским воплощением разумного начала, а Хэнк на протяжении первых двух третей книги — самым совершенным воплощением разума в мужчине. Потом, на странице 652, Дэгни пришлось совершить вынужденную посадку в Атлантиде, и она встретила наконец Джона Галта, самого рационального человека на свете — истинного патриарха разума, неумолимого и непогрешимого. И разумеется, Дэгни поклялась Галту в вечной любви, Галт поклялся ей; а Хэнк Реардэн во мгновение ока переместился в категорию любимого друга. И Хэнк не взревновал. Ревность считалась коллективистским чувством, нерациональным желанием незаслуженного ценного объекта, а Хэнк Реардэн не был ни коллективистом, ни иррациональным человеком; следовательно, что и требовалось доказать, он не просто не ревновал — он и не мог ревновать. Напротив, он даже восхищался более уместной симметрией нового союза, как мог бы восхищаться четкими архитектурными линиями хорошо выстроенного небоскреба. Он понимал, что Дэгни и Галт стали парой, потому что это логично, и не проливал слез из-за собственной утраты.

К странице 927 все индивидуалисты бежали в Атлантиду, остался только один. Это была Дэгни Таггарт, которая, несмотря на свою любовь к Джону Галту, отказывалась бросить железные дороги. Когда падение империи альтруистов стало неотвратимым, по всей Америке стали вспыхивать очаги анархии и хаоса, но Дэгни продолжала верить, что окончательного краха можно избежать. Разумеется, к концу даже злодеи должны внять здравому смыслу, и, разумеется, в самый последний момент они задерут лапки и скажут: «Ну все, хватит. Вы были совершенно правы, а мы глубоко заблуждались. Не надо обрушивать на нас ваш гнев».

Подобная капитуляция была бы рациональной, но коллективисты не действовали рационально. Даже после того, как Джон Галт вышел в национальный эфир с 58-страничной речью, в которой с неопровержимой логикой закладывались основы забастовки, они все равно не сдались. Вместо этого коллективисты послали шпионов проследить за Дэгни Таггарт, когда та пойдет на рандеву с любовником, и арестовали Галта. Его не казнили; коллективисты признали, что Галт умнее их, и попытались заставить его поступиться собственными ценностями и стать их экономическим царем. Он отказался, и его отволокли в Государственный институт науки, чтобы там его сломили на дыбе электронной Убеждающей машины доктора Флойда Ферриса. Дерзость Галта под пыткой была настолько героической, что Джеймс Таггарт (злой альтруистичный брат Дэгни) пережил экзистенциальный кризис, который сделал из него калеку и погрузил в кому.