С ним, возможно, произошло то же самое. Может быть, и ему хотелось распрощаться с самим собой, отдохнуть от себя. Отправиться куда глаза глядят, отыскать мирный уголок. «Большое озеро с прозрачной водой… и зеленые холмы на горизонте», — подумалось ей.

Она начинала ему завидовать — мог бы, в конце концов, и с собой пригласить.

Тут она вспомнила, что до сих пор сидит в одних трусах, а пиццу должны вот-вот привезти. Бросила шнур, встала и пошла в спальню одеться.

На секунду испугалась, что наткнется там на стоящие повсюду цветы, подвенечное платье, подарки… У нее не было уверенности, что она вынесет это испытание.

Но спальня выглядела как обычно. Про себя она его за это поблагодарила. Натянула старые штаны, красную рубашку и рухнула на кровать.

Уставилась в потолок.

Невольно улыбнулась, задумавшись о том, сколько всего она видела на этом потолке.

Курьер Пиццы-молнии не заставил себя ждать.

Она подбежала к двери и приоткрыла ее. Курьер собирался что-то сказать, но она сунула ему деньги и захлопнула дверь у него перед носом.

Потом вернулась в гостиную, открыла коробку и села на прежнее место к стене.

Она умяла пиццу с такой скоростью, словно боялась почувствовать ее вкус.

Должно быть и впрямь не на шутку проголодалась.

Когда голод отпустил, ей нестерпимо захотелось разреветься.

Она так по нему скучала!

Она легко могла представить его в райских кущах или даже рядом с собой, как он разглядывает вместе с ней свой собственный труп. Но то был всего лишь его дух. А его самого не было.

И тут она с невероятной остротой ощутила всю безысходность своего одиночества.

Да, но кот-то его — скотина! — куда запропастился?

Некоторые животные принимаются безутешно выть, когда умирает хозяин; другие теряют всякий интерес к жизни и вскоре умирают сами. Почему же этот кот не корчится от боли у ног своего хозяина?

А она сама?

Выть-то она тоже не выла, да и корчиться не собиралась.

А умереть вместе с ним она готова?

С сомнением посмотрела на пустую бутылку, коробку из-под пиццы и окурки сигарет.

«Но я ведь не кошка!» — сказала она громко.

И чуть слышно добавила: «А жаль».

Подумала немного и принялась тихонько мурлыкать. Потом встала на четвереньки и посмотрела на него. Медленно приблизилась к нему, продолжая мурлыкать, и уселась у его ног.

Приподняла голову и лизнула ему пятку.

Но тут же отпрянула и встала на ноги. Рыдания подступали к горлу.

Она обошла вокруг него и направилась в ванную.

Дверь оставила открытой, чтобы не терять его из виду.

Чем дольше она на него смотрела, тем прекраснее он ей казался.

Он добился своего.

Она разделась и легла в ванну.

Положила руку между ног.

Начала медленно ласкать себя, не отводя от него взгляда.

Остановилась.

Начала снова.

И опять остановилась.

Снова, еще внимательнее посмотрела на него. Продолжила.

Остановилась совсем.

«Как же так, Джозеф: почему ты меня не дождался?»

Они продолжали идти, не говоря ни слова.

Человек снова почувствовал гнев. Он оставил на земле людей, которых любил и которых ценил намного выше себя самого. Некоторые из них верили в Того, кто шел сейчас рядом с ним, в Его безграничную милость, в обещанный Им рай.

Но не он.

— Это отвратительно.

— Не спорю.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— У меня нет выбора.

— Чего?!

— Повторяю: у меня нет выбора.

— Так это же ты сотворил мир таким, какой он есть, или нет?

— Увы, — сказал Бог, опустив голову, — это я.

— Тогда Ты мог бы сотворить что-нибудь получше.

— Я не смог.

— Почему?

— Такой уж Я есть.

— Не понял.

— Я создал вас… потому что считал Себя совершенным. Но вы сами — лучшее доказательство тому, как сильно Я ошибался. На самом деле Я далек от совершенства.

— Ну, а с самоубийствами-то для чего Ты все это затеял?

— Я постепенно улучшаю вашу природу. Спустя тысячи лет существования человечества прогресс очевиден.

— Извини, но то, что творится сейчас на земле, трудно назвать совершенным.

— Я не имел в виду земной мир, Я говорю о мире здешнем. Я не совершенен, но уж и не злодей! Я не могу вас убивать. Вы должны по своей воле отвергнуть ту жизнь, которую Я вам дал.

— А все те, кто умирает, вовсе этого не желая, — разве этот кошмар не называется убийством? Или я не прав?

— Нет. И это, возможно, единственное Мое оправдание в твоих глазах. С тех пор, как был создан род человеческий, ни один из вас не умер в полном смысле этого слова. Я слишком поздно осознал, к чему идет дело. Тогда я предоставил земным делам идти своим чередом и принял решение допускать сюда только тех, кто отказывается смириться. Что касается остальных, то есть тех, кто умирает против своей воли, то их Я возвращаю на землю. До тех пор, пока они не поймут. Уже много тысячелетий я жду, пока все вы наконец поймете.

— Да что Ты мне тут заливаешь?

Человек посмотрел на Бога и понял, что Он говорит серьезно.

— Тебе самому, — сказал Бог, — понадобилось три попытки.

Она ушла под воду с головой.

Открыла глаза.

И оставалась под водой так долго, как только могла.

Почувствовала, что задыхается.

Придержала голову руками.

Но дольше выдержать не смогла.

Резко выпрямилась, села, судорожно глотая воздух. Разрыдалась.

Она не плакала уже много лет.

— Алло!

— «С открытым сердцем»!

— Чего-чего?

— Тот фильм называется — «С открытым сердцем»!

Франсуаза повернулась на другой бок. Андрес дотянулся до зажигалки на тумбочке, посветил и убедился, что она проснулась. Посмотрел на часы и сказал в телефонную трубку:

— Ты обалдел, что ли, — три часа ночи!

— Я только что на него наткнулся! «С открытым сердцем»… Я только что вспомнил… Это же ясно!

— Джозеф…

— Ну?

— Ты мог подождать со своим открытием до утра?

— А что?

— Ты разбудил Франсуазу и детей.

— Детей?

— Ты слышишь: Стив… то есть, Джеймс, плачет, а у Франсуазы ребенок в животе бунтует.

— Извини.

Андрес промолчал и тотчас простил Джозефа — на то и старший брат, чтобы звонить ему среди ночи. Он зажег свет и посмотрел на Франсуазу — свою жену. Она улыбалась ему, поглаживая живот.

— Ничего страшного, братец, мы все равно не спали.

— Ты разве не хотел узнать название?

— Хотел, Джозеф, но нельзя же думать только об этом…

— Вот оно что… Не хочешь пропустить стаканчик?

— Нет.

— Почему?

— Я завтра с утра работаю.

— Так я же не предлагаю тебе пропустить стаканчик завтра с утра.

— Джозеф!

— Извини.

Джозеф извинялся уже второй раз, и снова Андрес чувствовал, что сердиться не на что — виноват-то он сам. Ему подумалось: должно быть, Джозеф безотчетно берет его вину на себя. Он пронаблюдал, как Франсуаза вылезает из постели, потом устроился поудобнее и спросил брата:

— Ну и чем ты сейчас занимаешься?

— Да так, салат вот приготовил… фотографии смотрю…

— Какие фотографии?

— А почему ты спрашиваешь «какие фотографии?», а не «какой салат?».