КАТЕНЬКА По всей деревне Катенька За целочку слыла, И в самом деле Катенька Невинною была. В деревне той все девушки Давно перееблись, Нигде не встретишь целочки — Любой скажи: ложись! Терешка был хват-молодец И парень хоть куда. Знакома между пиздами Была его елда: Под нею девка всякая Обдрищется сейчас И не дает уж более, Испробовав в тот раз. «Кобылу еть приходится! — Терентий говорил. — А еть порой так хочется, Что просто нету сил!» Однажды наша Катенька Шла к речке за водой. Терешка из-под кустика Кричит: — Катя, постой! Игрушка есть хорошая, Из Питера привез! Ты ею, раскрасавица, Утрешь всем девкам нос! Остановилась Катенька — Терешка был пригож! Что, мол, кричишь, Терентьюшка? Отсель не разберешь! — А вот, купил я а Питере, Гляди, каков пузырь! Его надуть, так годен он Для междуножных дыр! Достал тут из-за пазухи Резиновый он хуй: — Смотри-кась, надувается! Его меж ног просуй! Как только там зачешется — Просунь его слегка, — И вот тебе, Катюшенька, Не надо мужика. Спасибо скажешь, Катенька, Узнавши в ефтом скус. А коли не пондравится — И это не конфуз: У нас побольше сыщется — Потешу им тебя! Поверь ты мне, Катюшенька, Ведь говорю любя! Сказав «спасибо», Катенька Помчалась за водой. Наполнив ведра, с радостью Спешит скорей домой. С подарком же Терешкиным Несется за сарай И ну в пизду игрушку ту Втыкать, вскричав: «Ай-ай!» Ой, больно! Знать, Терентий-то Не ту игрушку дал! Пойду к нему — другую он, Получше, обещал. Терешка наш у мостика Катюшу стережет. И видит: раскрасневшись вся, Она к нему идет. — Тереша, знать, не эту ты Игрушку подарил, А между ляжек чешется, Так хочется — нет сил? — Другую дам я, Катенька! Пойдем со мной в кусты! Хоша она заветная, Но нравишься мне ты, И вот тебе, друг-Катенька, Ее я подарю! Ложись скорее на спину И расставляй дыру! Недолго думав, парень наш Свой хуй в пизду всадил. Вся помертвела Катенька, И вырваться нет сил. Катюшу отмахал он тут, Пожалуй, раз с пяток. Наебшись, вынул хуй он свой, Обтерши о листок. Глядит: Катюша мертвая (Заеб до смерти, знать!), А на траве под жопою Говна, чай, с фонтов пять! Поник своей головушкой Преступник молодой, И отошел от Катеньки, И скрылся за горой. По всей деревне Катенька За «елочку слыла, Но все же смерть приятную От хуя приняла! СКАЗКА О ПОПЕ ВАВИЛЕ
Жил-был сельский поп Вавило, Уж давненько это было, Не припомню, право, где, Ну… у матери в пизде. Жил он сытно и привольно, Выпить был он не дурак, Было лишь ему то больно, Что плохой имел елдак. Так, хуишко очень скверный, Очень маленький, мизерный; Ни залупа не стоит, Как сморчок во мху торчит Попадья его Ненила, Как его ни шевелила, Чтобы он ее уеб — Ничего не может поп. Долго с ним она вожжалась И к знахаркам обращалась, Чтоб подняли хуй попа — Не выходит ни кляпа. Попадья была красива, Молода и похотлива И пошла по всем давать, Словом, сделалася блядь.. Кто уж, кто ее ни еб: Сельский лавочник, холоп, Целовальник толсторожий, И проезжий, и прохожий, И учитель, и батрак — Все совали свой елдак Но всего ей было мало, Все чего-то не хватало. Захотела попадья Архирейского хуя. Долго думала и мнила, Наконец и порешила: К Архипастырю сходить И Владыке доложить, Что с таким-де неуклюжим Жить она не может мужем, Что ей лучше в монастырь, А не то, так и в Сибирь. Собралась на богомолье, Захватила хлеба с солью И отправилась пешком В архирейский летний дом. Встретил там ее кутейник, Молодой еще келейник, И за три полтины ей Посулил, что Архирей Примет сам ее отлично И прошенье примет лично, Что хотя он и суров, Но лишь только для попов. Вот в прихожую поставил И в компании оставил Эконома-старика, Двух просвирен и дьяка. Все со страхом стали рядом, Сам наверх пошел с докладом, И из задних из дверей Вскоре вышел Архирей. Взор блестящ, движенья строги; Попадья — бух прямо в ноги: — Помоги, Владыко, мне! Но могу наедине Я тебе поведать горе, — Говорит с тоской во взоре. И повел ее аскет В отдаленный кабинет. Попадья довольно смело Говорит ему, в чем дело, Что ее поп лет уж пять Не ебет; к тому ж опять Хуй его-де не годится, А она должна томиться Жаждой страсти в цвете лет. Был суровый ей ответ: — Верно, муж твой сильно болен Иль тобою не доволен, Может быть, твоя пизда Не годится никуда? — Нет, помилуйте. Владыка! Она вовсе не велика, Настоящий королек… Не угодно ли разок ? — Тут тихохонько Ненила Архирею хуй вздрочила, Кверху юбку подняла, Под него сама легла, Толстой жопой завиляла, Как артистка подъебала, И зашелся Архирей Раз четырнадцать над ней. — Хороша пизда, не спорю; Твоему помочь я горю И готов и очень рад, — Говорит святой прелат. — Все доподлинно узнаю И внушу я негодяю, Что таких, как ты, не еть — Значит, вкуса не иметь, Быть глупее идиота. Мне ж когда придет охота, Уебу тебя опять, Приходи, ебена мать! — И довольная Ненила Тем, что святости вкусила, Архирея уебла, Весело домой пошла. На другой день духовенство Звал Его Преосвященство Для решенья разных дел. Между прочим повелел, Чтоб дознанье учинили О попе одном, Вавиле, Досконально: точно ль он Еть способности лишен? И об этом донесенье Сообщить без замедденья. Так недели две прошло, И вот что произошло: Благочинный с депутатом, Тож с попом его собратом, К дому батьки подъезжал И Вавилу вызывал. — Здравствуй! Поп Вавила, ты ли? Вот зачем к тебе прибыли: На тебя пришел донос, Уж не знаем, кто донес, Что ты хуем не владеешь, Еть совсем, вишь, не умеешь, А от этого твоя Много терпит попадья! Что на это нам ты скажешь? Завтра ж утром ты покажешь Из-за ширмы нам свой кляп, Крепок оный или слаб. А теперь ты нам не нужен, Дай пока хороший ужин! — Поболтали, напились, Да и спать все улеглись. На другой день утром рано Встало солнце из тумана. Благочинный, депутат Хуй попа смотреть спешат. Поп Вавила тут слукавил, Он за ширмами поставил Агафона-батрака, Ростом с сажень мужика. И когда перед отцами Хуй с огромными мудами, Словно гирю, выпер он — Из-за ширмы Агафон. — Что ж ты, мать моя, зарылась! Эта ль штука не годилась? — Благочинный возгласил И Ненилу пригласил Посмотреть на это чудо: — Тут, наверное, полпуда! И не только попадья, Не вполне уверен я, Что любая б из княгиней Хуй сей мнила благостыней! — Ах, мошенник! Ах, подлец! Хоть духовный он отец! Это хуй-то Агафона! И примета: слева, вона, Бородавка! Мне ль не знать, Что ж он врет, ебена мать! — Так воскликнула Ненила. И конец всему, что было. |
