Ах! государыня! наш рыцарь уебён!
Во огорчении он шел отселе вон,
Ложился на кровать, печальные три блядки
Старались возбудить в нем сил его остатки;
Стоя вокруг него, они взялись дрочить,
Но в деле не могли успеха получить;
Хуй, голову склоня, лежал, не поднимался,
Казалося, с его печалью соглашался.
Вдруг делается шум, вдруг делается крик,
И сердцу нашему наводит страх велик;
Ночтоже. далее? Дивитеся вы штуке,
Что дверь, которая затворена на крюке,
Отшиблась, не стерпя ударов многих жоп,
И вмиг представился!.. Уж мать его уеб!
Какой ебака вдруг явился пред народом!
И самый Сатана не сладил бы с уродом!
Шматина толстая, большая без пути —
Грозила самого Приапа уети! —
Казалось, храмина от страха задрожала,
И жопа, зря его, далеко прочь бежала.
Приметя Слабосил, что столько он хуяст,
И ах! предвидя то, что перцу он задаст,
— Так это Шестираз, — сказал с печальным взглядом,
Попятился, потом поворотился задом.
Но только молвил он, как сей его схватил,
Поверг к своим ногам [и] хуй в жопу вколотйл,
Ни крику, ничего не слушая нимало,
Без всякой жалости взоткнул его на пяло;
Я, видя такову над рыцарем беду,
Без всякой трусости оттоле прочь иду;
Что делать? я желал врагу лишь только люту,
Чтобы до смерти он заебся в ту минуту!
