Моя Песнь Оскорбления стала известной. Ей обучали девочек в качестве назидания, ее распевали во время месяца предсвадебной церемонии, чтобы оградить невест от жизненных ловушек. Таким образом, позор Снежного Цветка стал известен всему уезду. Меня же все это просто подкосило. Какой смысл быть Госпожой Лу, если в моей жизни нет любви?

Прошло восемь лет. За это время император Сяньфэн умер, к власти пришел император Тунчжи[19], а тайпинский мятеж закончился где-то в отдаленной провинции. Мой первый сын женился, его жена забеременела, переехала в наш дом и родила сына — первого из многих дорогих мне внуков. Мой сын сдал свой первый экзамен, чтобы стать шен юань, районным чиновником. Он тут же принялся учиться дальше, чтобы стать сю цай, чиновником провинции. У него оставалось мало времени для жены, но я думаю, она неплохо чувствовала себя в нашей верхней комнате. Она была хорошо образованной молодой женщиной, хорошей хозяйкой и очень мне нравилась. Моя дочь, которой исполнилось шестнадцать лет, переживала свои годы закалывания волос. Она была обручена с сыном торговца рисом в далеком Гуйлине. Я могла больше никогда не увидеть свою Нефрит, но этот союз в будущем мог укрепить наши связи с торговцами солью. Семейство Лу было состоятельным, уважаемым и удачливым. Мне было теперь сорок два года, и я приложила все свои силы, чтобы забыть Снежный Цветок.

Однажды поздней осенью на четвертый год правления императора Тунчжи Юнган поднялась к нам в верхнюю комнату и прошептала мне на ухо, что какая-то женщина хочет видеть меня. Я попросила ее проводить гостью наверх, но Юнган глазами указала мне на мою невестку и на мою дочь, которые вместе вышивали, и отрицательно покачала головой. Либо Юнган позволила себе дерзость, либо случилось что-то серьезное. Не сказав никому ни слова, я спустилась вниз. Как только я вошла в главную комнату, стоявшая там молодая девушка в поношенной одежде опустилась на колени и коснулась лбом пола. Похожие на нее попрошайки часто приходили к моим дверям, так как все знали о моей щедрости.

«Госпожа Лу, только вы можете помочь мне, — умоляюще произнесла девушка, переместившись поближе ко мне, но не разгибая спины и упираясь лбом в мои «золотые лилии».

Я нагнулась к ней и дотронулась до ее плеча. «Дай мне твою миску, и я наполню ее».

«У меня нет нищенской миски, и мне не нужна еда».

«Тогда зачем же ты пришла?»

Девушка принялась плакать. Я попросила ее встать, но она не двинулась с места. Я снова погладила ее по плечу. Юнган стояла рядом и смотрела в пол.

«Встань!» — приказала я.

Девушка подняла голову и посмотрела на меня. Я не могла не узнать ее. Дочь Снежного Цветка выглядела точно так же, как ее мать в этом возрасте. Ее волосы выбивались из-под заколок и свисали прядями вдоль лица, такого же бледного и чистого, как весенняя луна, в честь которой она была названа.

Я с тоской вспомнила о том времени, когда она только должна была родиться. Сквозь туман долгих лет я смотрела на ее дочь, не зная, что мне следует сделать.

Девушка кивнула, и я взяла рукой холодную руку Снежного Цветка. Она пошевелилась, не открывая глаз, а затем облизала свои потрескавшиеся губы.

«Я чувствую…» Она потрясла головой, словно стараясь отогнать какую-то мысль.

Я тихо позвала ее по имени и нежно сжала ее пальцы.

Глаза моей лаотун приоткрылись, и она постаралась сосредоточить свой взгляд на мне, не веря в то, что она видела. «Я почувствовала твое прикосновение, — наконец пробормотала она. — Я знала, что это ты». Ее голос был слабым, но как только она заговорила, годы боли и тоски улетели прочь. За разрушительным воздействием болезни я увидела и услышала маленькую девочку, которая много лет тому назад предложила стать ее лаотун.

«Я слышала, ты звала меня, — солгала я. — И я пришла так быстро, как только смогла».

«Я ждала тебя».

Ее лицо исказилось от боли. Другой рукой она ухватилась за живот и невольно поджала ноги. Дочь Снежного Цветка молча смочила тряпку в воде, отжала и дала ее мне. Я взяла ее и вытерла пот со лба Снежного Цветка, выступивший во время спазма.

Превозмогая боль, она заговорила:

«Прости меня за все, но ты должна знать, что я никогда не колебалась в своей любви к тебе».

Не успела я выслушать ее признания, как последовал новый спазм, сильнее прежнего. От боли она снова закрыла глаза. Я снова смочила тряпку и положила ей на лоб. Затем я опять взяла ее за руку и была рядом с ней, пока солнце не село. К этому времени остальные женщины ушли, а Весенняя Луна сошла вниз, чтобы приготовить обед. Оставшись наедине со Снежным Цветком, я откинула ее одеяло. Болезнь захватила ее плоть и скормила ее опухоли, которая внутри ее живота разрослась до размеров младенца.

Даже сейчас я не могу объяснить, какие чувства я испытывала. Так долго я чувствовала себя оскорбленной, так долго я гневалась на нее. Я думала, что никогда не смогу простить Снежный Цветок, но не эти мысли занимали меня в тот момент. Вместо этого я думала о том, что утроба моей лаотун снова подвела ее и что ее опухоль, должно быть, росла в течение многих лет. Я должна была поинтересоваться…

Нет! Не то. Я чувствовала себя оскорбленной все это время, потому что я все еще любила Снежный Цветок. Она была единственной, кто знал мои слабости и любил меня, несмотря на это. И я любила ее, даже когда бесконечно ненавидела.

Я подоткнула под нее одеяло и принялась хлопотать. Мне нужно было найти хорошего врача. Снежному Цветку следует принимать пищу, и нам нужен прорицатель. Я хотела, чтобы она боролась, как боролась бы я сама. Вы видите, я все еще не понимала, что мы не можем ни контролировать проявления любви, ни изменить судьбу другого человека.

Я поднесла холодную руку Снежного Цветка к своим губам. Потом спустилась вниз. Мясник сидел ссутулившись у стола. Сын Снежного Цветка, теперь уже взрослый молодой человек, стоял рядом со своей сестрой. Они смотрели на меня с выражением, которое точно переняли у своих матери, — гордым, терпеливым, многострадальным, умоляющим.

«Сейчас я поеду домой, — сказала я. Лицо сына Снежного Цветка выразило разочарование, но я успокаивающе подняла руку. — Завтра я вернусь. Пожалуйста, устройте мне место, где я буду спать. Я не уйду отсюда, пока…» Продолжать я не могла.

Я полагала, раз уж я вмешалась, мы выиграем эту битву, но у нас оставалось всего две недели. Две недели из моих восьмидесяти лет, чтобы показать всю мою любовь к Снежному Цветку. Я ни разу не покинула ее комнаты. Все, что входило в мое тело, приносила дочь Снежного Цветка. Дочь Снежного Цветка уносила все, что из него выходило. Каждый день я обмывала Снежный Цветок, а потом умывалась этой водой сама. Ведь много лет назад я поняла, что Снежный Цветок любит меня, когда она решила умыться со мной из одного таза. Теперь я надеялась, что она видит, как умываюсь я, вспомнит прошлое и поймет, что ничего не изменилось между нами.

По ночам, когда все уходили, я перелезала со своего временного ложа, которое мне приготовили, в постель к Снежному Цветку. Я обнимала ее, стараясь согреть ее иссохшее тело и облегчить ее мучения, из-за которых она стонала даже во сне. Каждую ночь я засыпала, воображая, будто мои руки — это две губки, которые могут впитать опухоль из ее живота. Каждое утро я просыпалась, ощущая ее ладонь на моей щеке и встречая взгляд ее запавших глаз.

Много лет Снежный Цветок лечил доктор из Цзиньтяня. Теперь я послала за своим. Он осмотрел Снежный Цветок и покачал головой.

«Госпожа Лу, никакое лечение не поможет, — сказал он. — Все, что вы можете, — это ждать смерти. Вы узнаете об этом по багровым пятнам у нее на ногах прямо над бинтами. Сначала они дойдут до щиколоток, потом распространятся по всем ногам, ноги распухнут, а жизнь в ее теле замедлит свое течение. Вскоре после этого, мне думается, изменится ритм ее дыхания. Вы поймете сразу. Вдох-выдох — потом ничего. Как только вы подумаете, что она умерла, она вдохнет снова. Не плачьте, Госпожа Лу. К тому времени, когда конец будет близок, она не будет чувствовать боли».