«Ежедневный этот путь…» Ежедневный этот путь, Еженощный этот шепот Не сумел он зачеркнуть,— Слишком прочен долгий опыт. Вот ушла — как умерла. Неизвестно, что страшнее. Но с собой не унесла Годы, прожитые с нею. Баллада о натурщице Отменная натура,— Светясь сто раз на дню, Жила на свете Нюра Под странной кличкой «Ню» Нет, не озоровала По комнатам мужским, А лишь позировала По лучшим мастерским. А кожа цвета лилий, Изысканно бела. Да и по части линий Точеная была. С нее не раз писали Цариц или богинь, Красавиц на эмали,— Попробуй их покинь! То — их! А ей ли сладко? К ней жизнь и так, и сяк. На рукаве заплатка. Все наперекосяк. И что же с нею сталось? Чудак, да ты забыл: Всех поглощает старость, Кто прежде молод был. Но сохранился в храмах И в галереях след, Со стен, без рам и в рамах, Свой излучая свет. Фиалкина Дивится женская бригада: Опять Фиалкина брюхата, Опять подходит к рубежу И говорит опять: — Рожу! А что без мужа или с мужем, Мы не пожалуемся, сдюжим. Я не какая-то овца. Я выращу и без отца. Еще скажу тебе, бригада: Коль не судьба, то и не надо. И чем постылого костить, Я буду деточек растить. «Там, где люди не спеша…» Там, где люди не спеша Выходили на прогулку, Продвигался не дыша По вечернему проулку. Вдруг увидел, в землю врос, Будто стукнулся о стену. — Что, вернулся? — свой вопрос Выбросила как антенну. — Не хочу тебя, враля, Не люблю и не ревную…— Словно зонд из корабля — Прямо в сферу неземную. «Не ушла, но сказала: «Уйди!»…» Не ушла, но сказала: «Уйди!» — С этой точки отсчета Позади и уже впереди Словно выжжено что-то. «Уходи!» — прозвучала над ним Наивысшая сила. Навсегда этим словом одним Жизнь ему занозила. Мадонна на вокзале Мадонна в раннем мире первозданном, Задумчивая, ждущая давно — «С младенцем на руках и с чемоданом У ног». Мы знаем это полотно. Пока пред нею в храпе или в давке Идет она из неизменных пьес, Она сидит на деревянной лавке С рельефною резьбою «МПС». Она сидит с людьми чужими рядом, Нейлоновою блузкой шелестя, Она глядит спокойным юным взглядом И кормит грудью малое дитя. А над вокзальным застекленным сводом, В той вышине, где все им нипочем, Снежинки вьются редким хороводом, Пронизанные солнечным лучом. Родные — Неродные? Чепуха! Мы родня под общим кровом!.. Но гранатная чека Сдвинута недобрым словом. — Эти дети — от него. Посмотрите, как похожи!.. И, однако, отчего У самой мороз по коже? Ну, а он?.. За столько лет, Что смотрел на эти лица, Может, в них оставил след, Тот, который нынче длится?.. «За шею обняла…» За шею обняла Вошедшего с метели И жаром обдала Уюта и постели. На цыпочки слегка Привстала, обмирая. А у него щека Морозно-молодая. Так стужа и тепло Заметнее при встрече… Завьюжено стекло, Но внятно дышат печи. Двойной судьбы виток, Дальнейшего основа. И этот резкий ток Взаимного озноба. «Свое еще не отлюбя…» Свое еще не отлюбя И ожидая в жизни смуту, Не отпускала от себя Она его ни на минуту. Предчувствуя его уход Или предвидя долю вдовью, Его любила целый год Захватническою любовью. Облако Вспоминается сквозь сон — Как смеялась, что болтала, Беспрерывный сладкий звон Телефона и бокала. Мужа верные друзья И ее друзьями были. Не какие-то князья: Что давала — ели-пили. Он ушел — хватило сил Жизнь начать ему сначала. Ни один не позвонил, Ни одна не забежала. Не осталось ничего,— С прошлым прочно распростилась, Ибо облако его Вместе с ним переместилось. |
