В кабинете, куда меня ввели, к удивлению своему, я обнаружил давешнего громилу из космопорта. Он оказался лейтенантом, и фамилия его, фатальным образом повлияв на судьбу, прекрасно вписывалась в систему его профессиональных обязанностей. Звали лейтенанта Павел Григорьевич Стражников.

Инструкция, видимо, приписывала использовать генералами придуманный этикет общения с задержанным, поэтому все шесть легавых дружно представились. Первым назвался майор, возглавляющий всю банду и, кроме того, отдел по особо опасным преступлениям: Михайлов Виктор Александрович.

Я, собственно, не старался запомнить их имена. Мне было не до того, потому как ночное приключение странным образом подействовало на меня, вызвав прилив раздражения.

Я прилетел сюда, чтобы разобраться со своими проблемами, и тут же оказался участником загадочных и непонятных мне событий.

И я был крайне раздражен.

Молчание заставило меня вернуться в кабинет. Майор Михайлов, фигурой живо напомнивший мне половозрелого копта, все еще вертел перед собой изъятое у меня удостоверение и непонятно почему медленно приходил в ярость.

– Неужели тот самый? – спросил лейтенант Стражников, получил утвердительный ответ и встал со своего стула. Похлопывая по руке дубинкой, двинулся ко мне. – Ах ты!.. – злобно зашипел он.

– Только начни, я тебе сразу личико попорчу, – сказал я.

Он сумел взять себя в руки, хотя глаза продолжали метать молнии, а зубы сжимались так сильно, словно изо всех сил удерживали рвущуюся из нутра брань.

– Вы, ребятишки, не думайте, что я испугаюсь вашей формы. Я честно выполнил свой долг перед обществом. Я здесь на законных основаниях. Вы только дотроньтесь до меня, и, клянусь, вас тут же вынесут отсюда.

И я вновь ухмыльнулся, не спуская глаз с дубинки верзилы. Я знаю, какое произвожу впечатление, когда этого хочу.

Конечно, я не высок, как лейтенант, и не кажусь атлетом, как майор, но они, возможно, и дня не протянули бы там, где я прожил бесконечные десять лет.

И эти годы наложили свой отпечаток.

Глаза у меня серо-стального цвета; я привык видеть мир под прицелом. Только в редкие минуты мои глаза теплеют, становясь воплощением искренности и доброжелательности.

Волосы – светло-русые. Внешность моя подразумевает натуру выдержанную, хладнокровную и волевую.

На самом деле я импульсивен. Я сначала действую, а потом думаю, и не всегда первое находит одобрение у второго.

И я давно был бы уже трупом, если бы мир наш имел в основе хоть крупицу логики и разума.

Позади майора было огромное, на всю стену окно. Я мог наблюдать за изменением дичавшего от ярости лица майора. Мне было непонятно, чем вызвана его неприязнь ко мне.

Если не считать лейтенанта, невзлюбившего меня (взаимно, впрочем) еще со вчерашней встречи, остальные трое вели себя сдержанно, хотя и не скрывали непонятного мне удивления. Один из них – полковник: проницательные темные глаза, цепкий взгляд из-под серых бровей, редкие, но выразительные жесты, режущие воздух в подтверждение слов, – время от времени озвучивал поразивший факт моего появления, повторяя, словно заевший механизм:

– Это же надо! Это же надо!

Я все еще стоял и, заметив сей прискорбный факт, поспешил исправить ошибку, нарочито грубо пододвинув стул ногой.

– Встань, подонок! – рявкнул майор, едва я плюхнулся на стул.

– Майор! – успокаивающе сказал полковник. – Пусть сидит.

– На что же ты, скотина, рассчитывал, приехав обратно?

– Майор! Вы совершаете большую ошибку. Вы арестовали невиновного и законопослушного гражданина.

Я полез в карман и вытащил сигарету. Они тут же расслабились. Я закурил и ухмыльнулся:

– Уволят тебя, майор.

– Ах ты, подонок!..

– Хватит! – заорал я. – Предъявите обвинение, и покончим с комедией. Я только вчера прилетел в Мечтоград и желаю отдохнуть после своего вояжа. А вместо отдыха стражи порядка, сами больше похожие на уголовников (почем девочки? – кивнул я побагровевшему лейтенанту), доставляют меня в какой-то вонючий участок. Тут пахнет сговором, – злорадно добавил я.

– Ничего, – спокойно произнес майор. – Говори, говори. Ты думаешь, если ускользнул от правосудия, смотался на Уран, так теперь уже никто не предъявит тебе счет? Ладно убил отца – это ваше семейное дело, но кроме того, ты подорвал взвод охраны. Это все были мои друзья, а командир – мой брат. Так что ты, парень, сделал большую ошибку, вернувшись сюда.

– Подумать только! – не сдержал майор своих эмоций. – Подумать только! Это после всего, что он натворил, – еще и возвращается! Жаль, что ты погибнешь не от моей руки. А погибнешь ты очень быстро. Скажи мне, ублюдок, зачем тебе понадобилось убивать нашего Премьер-Министра? Ведь по праву наследования ты после его смерти спокойно правил бы и нами, и всей Империей. Это выше моего понимания. – Майор за содействием повернулся к коллегам.

– Ничего, – продолжил он. – Я думаю скоро получить удовольствие, присутствуя на твоих похоронах. Ну, ясно теперь тебе положение вещей?

Чего уж яснее. Теперь стало понятно, почему мое появление в полицейском управлении вызвало такой ажиотаж. Игра оказалась даже грязнее, чем я предполагал.

Я распылил взвод охраны, убил собственного папочку, и все это для того, чтобы досрочно овладеть постом Премьер-Министра и так дожидающегося меня.

Правда, дожидаться в таких случаях приходится долго, потому что, как я слышал, высшие чины в Империи (не считая Императора, ибо он бессмертен) живут две-три сотни лет, прежний Премъер-Министр достиг, помнится, своих средних лет. Так что дожидаться его отставки пришлось бы еще сотни полторы лет. Долго, конечно…

Меня, кстати, одно время занимал факт вопиющей социальной несправедливости: одни имеют все и живут дольше, другие, лишенные роскошной праздности, обречены на какие-то сто лет жизни. Потом, правда, оказалось, что действие прививки Фролова-Коршунова каким-то сложным образом обусловлено наличием врожденных умственных способностей. Отбор элиты Империи начинался с роддома.

Оказалось, и ребенок какого-нибудь бродяги может стать долгоживущим, а отпрыск члена правительства может быть обречен на короткую жизнь.

Мне между тем надоела эта полицейская комедия. Я поднялся и, забывшись, резко подскочил со стула. Я все еще не привык к нормальной силе тяжести.

Подойдя к огромному полукруглому столу, центр которого, по праву хозяина, занимал майор, я сел на столешницу ближе к нему и выпустил клуб дыма в сразу побагровевшее лицо.

– Майор! Если бы вы тут в столице занимались делом – я имею в виду и вас и ваши средства массовой информации – и если бы попробовали проверить мои отпечатки пальцев и структуру сетчатки, вас ждал бы сюрприз.

Майор, которого мое наглое поведение, вероятно, лишило возможности соображать, некоторое время смотрел на меня в упор. Однако справился с собой.

– Не будь дешевкой, Орлов. Ты выжил на Уране, и это твой плюс, перед формальным законом ты чист. Но неужели ты думаешь, тебе простят убийства родственники и друзья погибших. Кровь за кровь, смерть за смерть.

– Майор! – попытался вставить полковник. – Так нельзя…

Но мы с майором были уже в таком состоянии, что просто отмахнулись.

– И это говорите вы, страж порядка, призванный защищать букву закона. Уж не хотите ли вы сами меня убить?

– Да, хочу! – выкрикнул он и сжал тяжелые кулаки. – Хочу, но не буду. Пусть за меня это сделают другие. Мне доложили, что тебя еще в космопорте обстреляли…

"Кто же их направил? – подумал я. – Кто пустил дезинформацию о прибытии Орлова? Кому нужно раскручивать скандал вокруг буквально "выеденного яйца"?"

– Майор! Я в нарушение, правда административных, правил оставил у себя удостоверение личности Николая Орлова и готов уплатить, если надо, штраф.

Попрошу провести идентификацию сетчатки и отпечатков пальцев. И выдайте мне новое удостоверение, которое я не успел получить по прибытии. Они все молча смотрели на меня.

– Вас что-то смущает? – ехидно поинтересовался я.