– Я хотел его убить, смерть уже сидела на острие моего меча, но тут подумал, что живой Арсун сделает менее хлопотным разоружение этой ползучей банды, – объяснял воевода, еще даже не расставшись с доспехами, лишь сняв шлем, открыв голову в спутанных прядях русых волос, мокрых от пота.

– Здесь нужны ваши знания, – продолжал Ставр, имея в виду нас, паломников. – Люди вы опытные в том, с чем мы не сталкивались прежде: что вообще нам делать с этой массой пленных? И где будут полезнее их жизни? И что творить завтра?

Нет человеку в жизни покоя. Сделав одно, он тянется к новым замыслам. Потому что человек так сотворен и остановить его может только смерть, а если смерть запоздает, будет он говорить: вот раньше… Что раньше было – то ушло, и каждый день приходит голодным, его не насытишь свершенным вчера.

Воевода Ставр отдал приказ пришедшему в себя Арсуну, тот приказал бывшему войску, и стали наполняться гигантские телеги доспехами и оружием. Наполнив, телегу немедленно отправляли к реке, к своим. Боялись, что среди множества пленных найдется тысяча-другая бойцов, которые не захотят исполнить приказ. Напрасно боялись. И удивление поведению абров заставляло бунтовать чувства. Видя услужливость зверолюдей, многие, особенно из молодых Ставровых воинов, брезгливо предлагали посечь всех па месте. Но у других преданные взгляды желтых глаз вызывали недоверие и гнев: а ну как подло притворяются?

Ставр решил устроить лагерь для военнопленных здесь же, в урочище, где произошло первое сражение с абрами. Как давно эго было!

Запели колеса абрских телег. Раскачиваясь, запинаясь в рытвинах, кренясь, подобно челнам, двинулись к реке крытые возы, каждый метров двадцать длиной и метра четыре шириной. Тарканы, чуя впереди воду, охотно передвигали ноги и, наклоняя длинные шеи, заглядывали в глаза людям. Безмозглые животные, чей хозяин тот, кто догадается заставить работать. Но к ним быстро привыкали, уже оценивая по-другому – добыча!..

Уступая робкой просьбе Арсуна, в лагере абров оставили и самок. Их оказалось неожиданно много, несколько тысяч. И всплыли вопросы: не селиться ли пришли сюда абры? Не искоренять ли род людской?

Малинин, отстраненно развлекаясь, посоветовал воеводе, как организовать абров. И тот незамедлительно назначил его начальником лагеря. Виктор, постепенно увлекшись, остался создавать рабочие группы строителей для возведения бараков и охотников, чтобы прокормить эту многотысячную ораву.

И незаметно война уходила в прошлое. Лишь временами ярилось сердце, вспоминая… бой? рану? людоедские котлы?..

У реки нас встречали женщины, дети и немногие мужчины, оставленные для поддержки и охранения. Навезли снеди – все, что было, привезли, разве пожалеешь? Я смотрел на глубокие кадки с медом, туши свиней, бычков, оленей, жарящихся на вертелах. Десятки сотен уток и гусей лежали в плетенках, коричневые, копченые, исходили ароматным жирком. Упревали каши из гороха, гречки, пшена и пшеницы.

Лишь немногие из женщин встречали нас плачем и криками. Лишь немногие воины отдали свои жизни, чтобы совершилось сегодня чествование, чтобы покорить абров на веки вечные. И за едой и питьем я думал: а что дальше? Временная остановка или это наш путь в этом мире? И встречался глазами со своими за столом. Не было лишь Малинина, еще не вернувшегося из концлагеря абров. Рассудительный Илья, в безрассудной надежде вернуть выдуманную Лену отправившийся со мной, Катенька, наша Елена Троянская, влюбленная в мир вокруг себя и в себя в этом мире, Исаев Кирилл Эдуардович, кинувшийся в местную войну, но не забывший глобальную – с самим Господом-Императором, Марго, может быть, чуть-чуть жалеющая о своем безрассудном решении идти с мужем, Семен Кочетов, продолжавший исследовать границы собственных возможностей в тех рамках, что даровал нам Бог-Отец. Михайлов, честно затаивший желание убить меня до лучших времен. И я, во что бы то ни стало решивший вернуть свою Лену, А еще?.. свою память, свою судьбу, свою свободу…

– Воевода! Если ты не решишься сейчас, ты, вместо силы и свободы людей, еще сможешь застать рабство. Сильный становится сильным от преодоления препятствий, без этого слабеет самый могучий, – говорил я ему в ухо. А во второе вкрадчиво вливал яд Исаев:

– Абры узурпировали волю Бога-Отца. Кто, как не ты, может восстановить справедливость и вернуть все на свои места. Наш Господь может в любой момент вернуться, и что он увидит? Те, кто созданы по образу и подобию, вынуждены воевать с низшими слугами. Не пора ли тебе, воевода Ставр, восстановить справедливость и скрытую волю Бога-Отца: стать во главе Империи, чтобы Господь, по возвращении, порадовался.

И пили, и кричали славу воеводе, и воинам, и всем людям, победившим нелюдей. И, поднимая золотой кубок с вином, отвечал Ставр:

– Конь неезженый, только кормленый хилеет, жиреет. Сердце остужается праздностью. Рука сохнет без труда. Мы узнали о нашей силе после победоносной войны. Если войско остынет, станем мы слабее абров. Войску война – дело нужное. – И, помолчав, добавил: – Большому войску – дело большое…

Поражение странным и непостижимым для людей образом изменило абров: в плену они обрели смысл своего существования. Часто можно было теперь увидеть абра, на ходу заглядывающего человеку в глаза, – горели оранжевые глаза с вертикальной щелочкой зрачка, – было в них лишь желание угадать волю людей и быть счастливым от случайного одобрения хозяев. Очень странно.

Арсун легко, словно актер, сбросивший роль захватчика, но оставшийся для своих непререкаемым авторитетом, рассуждал вслух:

– Это, конечно, кнехты. Появились ниоткуда, всех взбаламутили, перевернули все с ног на голову и заполонили дворец и столицу.

– Расскажи о них подробнее. Как они выглядят? Кто они? Что им нужно? – спрашивал Ставр.

– Мы не знаем. Абры всегда занимались садоводством, следили за канализацией, водопроводом. Мы были слугами Господа, его рабочими слугами. И мы не были вхожи во дворец, только по работе. Кнехты появились прямо из покоев Императора. Господа давно не было. Он вновь отсутствовал, и все решили, что кнехты посланы им. Хотя кнехты сразу стали нарушать порядок.

– В чем это выражалось?

– В чем? Например, заявили, что мы, абры, на самом деле не рабочие, а любимые дети Отца нашего Господа, что Бог через них, кнехтов, обязал нас заставить людей исполнять пашу работу, что люди – самые ничтожные, обреченные на подлую жизнь существа. Кнехты убедили нас свободно размножаться.

– То есть как? – не выдержал Исаев.

– Раньше было правило, что за свою жизнь женщина-абра может породить только двоих детей, редко – троих. Это при том, что обычная кладка яиц может доходить до тридцати-сорока. Кнехты убедили снять все ограничения рождаемости, так что за последние полвека наша численность увеличилась раз в сто. Ограничения, конечно, остались, потому что все упирается в количество еды. Но так или иначе, численность наша возросла настолько, что часть наших была послана на окраины завоевать диких людей. Так кнехты называли вас.

– Сколько же всего абров? – интересовался Ставр.

– Сто, может, двести тысяч, точно никто не знает.

– Кто-то должен знать?

– Наверно, кнехты.

– Сколько их? Сколько кнехтов? И кто же все-таки они?

– Их, наверное, тысяч пять-шесть. Видом они как вы, только не носят одежды, потому что покрыты густой бурой шерстью. Поменьше вас, но силы такой же.

Ставр спрашивал, думал и считал.

Пути в замок, расположение замка. Длину дорог. Ширину реки у столицы.

И высоту городских стен.

Сколько живет людей, ставших рабами, что они могут.

Какие бойцы кнехты.

Насколько смелы.

Насколько трусливы.

Что было раньше, уже не будет. Новое пришло, и жизнь стала другой. Непостижимое завладело сердцами, и, глядя на свое, привычное и родное, каждый думал: а как там? и что там? и кто там?