Как болела голова! Вдруг Лена словно живая предстала передо мной, я попытался отогнать неуместное воспоминание, только терзающее меня, но сначала это не удалось… И такая тоска! такая тоска!..

Потом я уснул.

Меня разбудил пинок по ребрам. Не понимая, где нахожусь, я посмотрел вверх. Ко мне опускалась ярко-розовая пасть зверя, обрамленная мелкочешуйчатой броней.

Я взял себя в руки; оранжево-желтый, разделенный вертикальной черточкой зрачка глаз приблизился ко мне.

– Не сдох еще? – с какой-то добродушной интонацией сказал зверь, протягивая мне блюдо. – На, поешь, тебе силы понадобятся, прежде чем отправишься за новым телом.

Руки у него были вполне человеческие, если не обращать внимания на чешую и буро-зеленый цвет. Ногти грубые, почти когти, и так же, хотя и под тупым утлом, заострены.

На плетеном блюде лежал большой кусок странно приготовленного мяса. Но очень вкусного. Внешне это напоминало ветчину или переваренный студенъ. Внутри я нашел кость.

Я отвлекался, стараясь не думать о том, что меня ожидает. Голова почти не болела. Циновку, загораживающую вход, откинули. Ясно и чисто звенел жаворонок, пахло перегретым цветением трав. Часовой с копьем заглянул ко мне и приказал выходить. Я показал на связанные ноги.

– Не можешь? – засмеялся он. Странно было слышать такие человеческие звуки из пасти крокодилов.

Часовой разрезал мне путы и подтолкнул к выходу.

Перед входом в юрту предводителя этого звериного сброда мне приказали ждать. Прошло не менее получаса, прежде чем началось действие. Я был готов к этому, потому ждал спокойно, просто глазея по сторонам.

Должен сказать, что, если мысленно убрать их пресмыкающиеся головы, они ничем не отличались от людей. Одеты – так же, броня – та же, суетились, как люди, и ругались и приказывали…

Шок испытал, когда увидел женскую фигурку в сарафане, туфельках, с платком на плечах, но выше!.. зубастая, вполне, возможно, для кого-то миловидная пасть… И все равно я не мог определиться… не мог избавиться от чувства отстраненности, глупого равнодушия визорского зрителя. Впрочем, последующие события излечили меня от великодержавного снобизма.

Выдержав паузу, вышел Величайший, сверкая начищенным серебряным доспехом с золотой насечкой, на голове – золотой шлем с острым гребнем Несколько минут внимательно разглядывал меня.

– Вчера ты объявил себя паломником к Богу-Императору. Что ты сегодня скажешь?

– То же самое. Что могло измениться за ночь?

– Ты, собака, не имеешь права задавать вопросы. Если попробуешь еще сказать хоть слово без разрешения, тебя накажут.

– А разве меня все равно не накажут? Вождь махнул рукой, и спину мне обжег резкий удар бича.

– Если хочешь такой платы за вопросы, то задавай, – милостиво разрешил он – Да, тебя обязательно накажут, потому что вряд ли ты пройдешь испытание. Как и все до тебя, впрочем. Раньше, правда, Бог-Император прощал всех без разбора, но мы, его слуги, не можем позволить себе равняться с Богом. Не будем терять время.

Он помолчал и пожевал челюстями. Казалось, что он просто с чавканьем, ритмично открывает и закрывает пасть.

– Бог-Император, отлучаясь последний раз – это было несколько поколений назад, – так вот, отлучаясь, повелел нам, своим ближайшим и любимейшим слугам, задавать паломникам вопрос, на который ответит только посвященный. Задам тебе его и я, но только из уважения к памяти Бога. Слушай. Итак, кто в молодости ходит на четырех ногах, в зрелости на двух, а в старости на трех? Бог-Император повелел задавать этот вопрос только людям-паломникам. Впрочем, только люди и совершают паломничество Ты слушал? Тебе понятен вопрос? Отвечай!

Я увидел, как с неба, игнорируя суету вокруг, упал ястреб, и запищал застигнутый врасплох сурок. Не мешая охоте, абры обходили гордую птицу.

В вопросе Бога, переданном через ящера-слугу, не было ничего сложного. Еще на заре человечества этот вопрос, по преданию, задавал людям сфинкс. Лишь Сократ ответил: это человек. Человек во младенчестве ползает на четвереньках, в зрелом возрасте ходит на двух ногах, а в старости при ходьбе опирается на палку. Загадка давно стала общекультурной, и задавать ее было бессмысленно. Ответ знали все. Мог, конечно, попасться невежественный паломник, но вряд ли – среднюю школу заканчивают все.

И еще я вспомнил Малинина с его лекцией о Боге-Императоре и подумал; чем я рискую? Если зверюги захотят меня прикончить, то прикончат в любом случае.

– Ты готов отвечать?

– Готов.

– Ну так не заставляй нас ждать, собака!

– Ответ прост: это Боги. Боги, как и люди, породившие их, стареют и нуждаются в подпорках. Вначале, когда человек был молод, его боги бегали на четвереньках, как зверо-боги Древнего Египта и Индии. В зрелости Боги воплотились в образы Зевса, Вишну, Христа, Аллаха, Будды, а потом исчезли, потому что пережили себя. Сейчас, когда человек стал всемогущим, Богам необходимы подпорки.

Вождь некоторое время молча разглядывал меня оранжевыми глазами, смотрел па набирающее высоту солнце, на суету за пределами площади, щелкал челюстями и наконец изрек:

– Какой же ты паломник, если говоришь такое. – Он повернулся и шагнул к входу в свою юрту, сверкающую в солнечных лучах золотым шитьем на зеленом блестящем шелке. Не успев

зайти, он показался вновь. Я увидел в этой его суете признак волнения, если вообще эта ящерица могла волноваться.

– Какой же ты паломник, если смеешь так оскорблять Богов? – загремел он. – Впрочем, ты единственный, кто ответил правильно. И это подозрительно, потому что Бог-Император, покидая нас, оставил нам эту загадку скорее как пример парадокса, поэтому вряд ли он хотел бы услышать ответ. Тем более от тебя, собаки!..

– Ты, слуга, не хочешь выполнить прямое распоряжение хозяина?

– Мы были его слугами, раб. Но, доверив нам дворец, он тем поставил нас на одну ступеньку с собой. Уже полвека мы с блеском исполняем его функции, тем уравняв себя с Создателем.

– Ты не можешь найти убедительный довод, чтобы нарушить волю хозяина. Проклятие Бога-Императора падет на тебя и твой народ. А проклятия Богов не всегда исполняются немедленно, но всегда неизбежны,

– Молчать, собака! Снять с него рубаху! – вдруг приказал он и, подождав, распорядился: – Подними левую руку!

Немедленно ко мне затрусил абр, один из свиты или охраны. Я еще не мог различать их. Он заглянул мне под мышку и, повернувшись, объявил:

– Клеймо на месте.

– Ты, собака, трижды преступник. Ты преступник из-за неуважения к Богу, преступник, потому что клеймен собачьим клеймом, и, в-третьих, потому что первые два довода на самом деле излишни. Ты ответишь за свою богопротивную природу. И немедленно.

Собственно, подумал я, он руководствуется правилом любого правителя: ты виноват, потому что я убежден в твоей вине. Остальное прилагается. Беседа наша была чем угодно, только не попыткой поиска справедливости. Я виноват, потому что я – человек.

– Ты хочешь убить меня? – спросил я.

– Я? Нет. Это Бог-Император этого хочет.

– Ты нарушаешь его волю.

– Тебе ли, не верящему в божественность Создателя, рассуждать о его воле!

– Я не говорил, что не верю. Я говорил, что образ Бога стареет вместе с людьми.

– Это ересь. И я уверен, только люди способны на подобное богохульство. Вы порождение дьявола.

– Люди созданы по образу и подобию Бога. Вы видели Бога-Императора, он похож на нас, а не на вас.

– Пускай похожи, но не значит богоравны. Бог, создавая вас без всякого оружия, вложил в вас инстинкт убийц. Вы обречены вести постоянную войну, потому что обязаны защищать свою собственность, без которой вы слабее лани, – у той хоть копыто есть, чтобы ударить. Поэтому вы такие злобные, Подлые, жестокие и враги всего, что живет. Вы – убийцы. И сейчас мы посмотрим, как ты сможешь убить. Если сможешь, – добавил он.

После некоторого шевеления, суеты и взволнованных криков привели абра. Я смотрел, как тот снимает с себя одежду. То же сделали со мной. Нас поставили перед вождем. Мы стояли рядом; он был