София в течение некоторого времени обдумывала ситуацию.

— Осмелюсь предположить, — медленно сказала она, — что в данном случае цель оправдывает средства.

— Вот видите, — счастливо защебетала Скаска. — Я торжествую. Я достала вам средство передвижения.

— А теперь, — крикнула она, обращаясь как к Темплетону, так и к лошадям, — гони!

— Но, Скаска, — сказала София с непривычной для нее жесткостью. — Я не понимаю, что беспокоит Темплетона. Лейтенант?

— Да. — Он старался сдержать свои эмоции.

— Этот фургон слишком заметен? Мы уже в большой опасности?

— Подождем до рассвета, — ответил он сквозь стиснутые зубы. — Тогда и увидим.

Но он уже знал ответ. Только благодаря кромешной тьме он мог так глупо обмануться. Теперь, уже готовый к этому, он расслышал характерный звук колес. Реборды на них издавали характерный грохот, вгрызаясь в песок и гравий. Темплетон знал, что через некоторое время он уже будет сходить с ума от этого звука.

— Вы могли бы, по крайней мере, заставить лошадей хоть как-то двигаться, — проворчала Скаска.

От этих звуков Темплетон тоже начинал сходить с ума.

В темноте неторопливо они преодолели несколько миль. Несмотря на свое раздражение, свербевшее в его голове и горле, Темплетоном овладело гипнотически-обманчивое чувство тишины и спокойствия. Сидя на дрожках фургона и управляя лошадьми с помощью вожжей, он представлял, что сидит на корме лодки, а мимо проплывают берега реки. Чувство относительной неподвижности он еще мог понять, но вот почему ему казалось, что он скользит назад, было загадкой. Вдобавок все еще чувствовался запах пороха, хотя они отъехали на добрых пятнадцать миль от вчерашнего поля битвы. Перед его взором возникла яростная атака двенадцатого корпуса. Он словно сверху, находясь на воздушном шаре, увидел солдат, бегущих по жесткой стерне поля.

Резко дернув головой, Темплетон выпрямился и незаметно посмотрел на Скаску: не увидела ли она, что он едва не заснул. Она молчала, но глаза ее блестели в темноте. Приближался рассвет, а пока света хватало только на то, чтобы были видны контуры ее лица.

Беглецы вели себя тихо, будто фургон вез не людей, а железнодорожные рельсы. И вот наступил момент, когда начало светать. Это был бледный свет раннего утра; сегодня он пришел вместе с влагой, которую испаряла покрытая росой трава. Дорога, извиваясь, вела на северо-запад и слегка заваливалась набок там, где она проходила у подножий холмов.

Темплетон не стал дожидаться восхода солнца и, свернув с дороги, подъехал к довольно обширному, огороженному забором пастбищу.

— Ну, а теперь в чем дело? — осведомилась Скаска. Ее кулачки, лежащие на бедрах, вместе с согнутыми в локтях руками изображали пародию на женскую ярость. — Вам, похоже, снова нужно проверить ваш фургон?

Она горделиво задрала голову и усмехнулась.

Темплетон повернулся к ней с изогнутыми от нарастающего гнева бровями. Но усилием воли он удержался от резкого ответа и даже попытался улыбнуться. Скаска была нездешняя, непривычная к Америке. Она пользовалась привилегиями аристократки в снежной России, где графини могут воровать фургоны, когда им вздумается. Она знала мало об Америке, но о людях знала чуть больше. Темплетон видел сейчас, что она преднамеренно дурачилась не столько перед ним, сколько для того, чтобы как-то ободрить людей в фургоне.

— Думаю, надо замаскировать фургон. Его слишком легко узнать. Видно даже, где военные выжгли свой знак на дереве.

Скаска наклонилась и посмотрела туда, куда показывал Темплетон. На серебряной стенке фургона раскаленным железом были выжжены буквы «U.S.».

Темплетон посмотрел, что было под рукой: доски от забора, кукурузные стебли, несколько бревен и проволочные отходы. Больше в их распоряжении не было ничето. Он начал обкладывать вагон чем попало.

— Давай, я помогу тебе, — сказала София.

Темплетон поднял голову, чтобы ответить, но его, сверкнув единственным глазом, опередил Юэлл.

— Нет, эта работа не для вас. — Он встал с сиденья и спрыгнул через боковую дверь на землю. — Это я знаю наверняка.

Он сделал знак, и все мужчины, включая Натана, приступили к работе. Буквально через несколько минут вид фургона совершенно изменился. То, что было грубо, но крепко сделанным для нужд войны фургоном, превратилось в ветхую на вид крестьянскую повозку. К нему как попало были прикручены проволокой сломанные и расщепленные доски, а щели между ними были кое-как залеплены грязью. С боков свисали, прикрывая колеса, кукурузные стебли. Даже постромки и дышло пострадали — их изрезал ножом Юэлл, чтобы придать им изношенный вид.

Они достали из-под сиденья возницы большой квадратный кусок холста, который также для вида изрезали ножом и измазали грязью.

София помогала, несмотря на уговоры и протесты мужчин. Она старательно втаптывала грязь в холст и потом помогала Натану натягивать его на повозку.

Только Скаска не принимала участия во всем этом; она отошла в сторону и влезла на вершину близлежащего холма, где и оставалась в полном бездействии. София смотрела на нее, озадаченная и отчасти возмущенная ее отчужденностью. И только спустя некоторое время она догадалась: графиня выполняла роль часового.

«Это правильно», — подумала она и мысленно поблагодарила свою подругу за столь необходимую для их безопасности предусмотрительность.

После того как работа была сделана, все отошли в сторону и полюбовались безобразно ветхим видом фургона. Затем со смехом и радостными криками беглые рабы залезли обратно в фургон и для маскировки накрылись холстом. Фургон теперь был не чем иным, как полуразбитой телегой, везущей на свою ферму всякий хлам.

Скаска величественно сошла с холма и влезла вместе со всеми в фургон.

Ее манера держаться была жизнерадостной, но очень величественной, как будто она и не принимала участия в контрабанде людей и конокрадстве. Темплетон, сменивший свою лейтенантскую форму на серый кожаный жакет Юэлла, превратился в простого сельского парня. Он погонял лошадей и насвистывая незатейливую мелодию. Для такой старой, разбитой дороги они ехали с вполне приличной скоростью, хоть и не так быстро, как хотелось бы Скаске.

Первым человеком, которого они нагнали, был ссутулившийся, понуро бредущий по дороге солдат. Более тощих вояк Темплетон не встречал ни разу за полтора года службы. Бледнокожий и рыжий, он казался тоньше, чем винтовка, которая висела у него на плече и прикладом касалась дорожной пыли.

Темплетон притормозил фургон.

— Эй, парень, ты что, потерял свою часть?

Испуганный юноша обернулся, и Темплетон понял, что тот даже не слышал едущего по дороге фургона. Парень слегка подтянулся и автоматически перечислил слова в том порядке, в котором они, видимо, приходили ему в голову:

— Вэверли, Уилфред, рядовой, бригада Ферреро, Девятый корпус, сэр.

Он выговаривал слова с сильно выраженным канзасским или миссурийским акцентом.

— Мне это ни о чем не говорит, — проворчал Темплетон с нарочитым местным выговором. — Мне нужно только, чтобы ты слегка поторопился и дал проехать.

Парень почти отпрыгнул на обочину фута на четыре от дороги, прямо в грязную траву. После этого, набравшись храбрости, он осмелился задать вопрос:

— Вам не встречались дезертиры, сэр?

— Что? Не понял.

— Дезертиры, сэр.

Он посмотрел на Скаску, но ему не пришло в голову, что по внешнему виду вряд ли она может быть женой фермера. Не привлекли его внимания ни старый фургон, ни его накрытый грязными тряпками груз.

Темплетон потер подбородок:

— Нет. Не встречались.

— Мне приказано разыскивать дезертиров, сэр, поэтому я должен был вас спросить.

Он казался таким несчастным, что Темплетон с трудом удержался от смеха.

— А что ты будешь делать, если найдешь их?

Парень немного приподнял винтовку, и лицо его приняло строгое выражение.

— Я заставлю их вернуться в свои части.