В редакции на меня была возложена обязанность подбора и редактирования материала. Основным источником информации служил радиоприемник. Я переводил для Тимофеева на русский язык документы и материалы немецкой прессы. Тимофеев часто посылал партизан в города и районные центры, занятые немцами, для сбора документов и информации о преследовании немцами гражданского населения. Часть этих материалов мы публиковали в нашем «Червоном прапоре». Среди партизан, ходивших за материалами, был еврей из Влодавы Миллер. Он свободно говорил по-польски и выглядел, как поляк.

На меня было возложено также издание газеты на польском языке «Червоный штандар». С этой целью меня направили в польские семейные лагеря, находившиеся в лесах вокруг Владимирца, недалеко от деревень Степангород, Гута и Белое. Эти польские семейные лагеря создали в лесах поляки, бежавшие от разбоя бандеровцев. В тех лесах находились украинские партизанские отряды имени Богдана Хмельницкого и имени Шевченко, а также отряд шитовцев[72]. Было удивительно, что поляки находили защиту у чисто украинских отрядов.

Путь в польские семейные лагеря был очень рискованный, так как по всем дорогам, ведущим туда, рыскали банды бандеровцев. Мне в помощь был выделен партизан Саул Галицкий, работавший до войны бракером леса и знавший хорошо все лесные дорожки.

Мы утром благополучно прибыли в Степангород. Там переночевали. В этом селе стояла разведка упомянутых выше отрядов. На рассвете мы направились в польский лагерь. Мы нашли его глубоко в лесу, на возвышенности. Люди еще спали в кустах.

Там, в этом семейном лагере, было около трехсот польских семей, бежавших от налетов бандеровцев на польские села и колонии. Некоторым удалось привезти с собою кухонную утварь, сундуки с одеждой, коз, коров. Каждая семья жила уединенно, отдельно от других, устраивала свое жилье между несколькими деревьями, где и находилось ее хозяйство.

Мы представились, объяснили, что мы — партизаны, и сообщили им, что при нашем Соединении формируется польский партизанский отряд имени Тадеуша Костюшко. Лагерный комитет созвал митинг. Собрались на полянке. Я рассказал о нашем партизанском движении и о той помощи, которую мы ждем от них в нашей борьбе с фашизмом, подчеркнув опасное положение, в котором находится польский семейный лагерь — в любой момент можно ожидать нападения бандеровцев. После моего доклада развернулись прения, из которых можно было заключить, что тут мало желающих вступить в партизаны. В таком большом лагере нашлось всего двадцать пять молодых крестьян, записавшихся в партизанский отряд. Остальные решили сидеть на своих местах, полагаясь на чудо. Они не хотели расставаться со своими сундуками, узлами, со своими коровами и козами, которые паслись в лесу.

Мы поехали с Галицким в другие польские лагеря, где встретили то же самое безразличие к партизанскому движению. Только единицы записались в отряд. После этого я посетил партизанские отряды и провел инструктаж культработников по организации выпуска стенных газет.

Поляки из семейных лагерей в конце концов поплатились за свое бездействие. Через несколько дней после нашего посещения польских семейных лагерей на них напали банды бульбовцев и бандеровцев. Только считанные семьи спаслись, бросив все свое добро и скот.

Я понял теперь всю безосновательность упреков в пассивности евреев в гетто со стороны так называемых «еврейских друзей». Рассказанное мною о поведении поляков, то, что я своими глазами видел, свидетельствует об их апатии, дезориентации и безразличном отношении к партизанской борьбе. Апатия евреев в гетто была вызвана совсем другим. Они ведь не имели ни малейшей помощи и даже моральной поддержки. Евреи безусловно включились бы в борьбу против своих палачей, если бы они получили хоть малейшую помощь. Несмотря на окружавшую евреев вражду и кровожадность, в гетто было большое движение Сопротивления, и восстание в Варшавском гетто было его высшим выражением.

Мы провели в польских лагерях три-четыре дня и возвращались тем же путем, что ехали сюда. Ехали мы целую ночь по самым опасным местам, где орудовали бандеровцы. С одного края леса раздалась стрельба в нашу сторону. Мы сейчас же повернули в другую сторону своих лошадей и проехали это место благополучно.

На рассвете мы вернулись в лес на свою стоянку и застали всех на колесах. Также и штаб был готов к походу. Мы вместе с остальными работниками редакции «Червоного прапора» двинулись к лесам и селам на реке Стырь.

Караван нашего Соединения прибыл в польское поместье Ласицкое. Польский помещик сумел болотистые земли в самом сердце полесских трясин и чащоб превратить в плодородную почву. Он прорыл каналы и осушил болота. Ласицкое стало на полесских землях оазисом. Вдоль каналов были высажены деревья. Аллея из декоративных деревьев вела к возвышенности, на которой сверкало своей белизной двухэтажное здание. Оно выглядело, как дворец в сказочной стране. Дом был построен в красивом стиле с нишами в стенах и со статуями в них, напоминавшими о древних рыцарских временах.

Вокруг дома распростерся еловый лес, а вокруг извивались аккуратно прорытые каналы, где водилось много рыбы разных видов. Недалеко от каналов были пруды и озера.

В этом прекрасном здании расположились штаб и редакция. Работники редакции разместились на первом этаже, выделив две большие комнаты для редакционной работы. Большие венецианские окна выходили на солнечную сторону аллеи. Стены были увешаны коврами и картинами, на которых были изображены охотники и звери. Сам помещик в страхе перед партизанами бежал к немцам, оставив здесь часть прислуги.

Было начало июля 1943 года. После всех скитаний и странствий все это казалось нам какой-то фантастической действительностью, как будто мы поселились на курорте.

Мы себе позволяли кататься на лодках и купаться сколько душе угодно. Видно, поговорка о том, что «к хорошему скорее можно привыкнуть, чем к плохому», в полной мере относилась к нам. Находясь в Ласицком, хотелось забыть, что мы граждане лесного государства, где потолком нам служило небо, а постелью — мхи, а то и просто голая земля. Нам хотелось подавить в себе осознание реальной действительности, забыть, что большой вражеский гарнизон находится всего в 28–30 километрах от нас — в Пинске.

Мы нашли в этом сказочном замке вволю продовольствия. В страхе перед нами графские слуги открыли ворота всех амбаров, где было много разного добра. Они вылавливали для нас рыбу в прудах и каналах.

По вечерам мы устраивали развлечения с песнями и танцами. Организатором этих вечеров была наша повариха и завхоз Александра Михайловна, бывшая артистка московского театра.

У нас создались самые благоприятные условия для творческой работы. Возможно, что для наших изданий в лесах слово «пресса» звучит высокопарно. В партизанских условиях пресса была втиснута в узкие рамки. Не обо всем можно было писать. Не могли быть отражены, например, личные переживания, полные мучительных эмоций, тяжелых настроений и дум. Наша пресса не могла уделить места художественной литературе, искусству, культуре. Изредка печатались стихотворение или очерк на боевую тему. Иногда печатался фельетон антинемецкой и антифашистской направленности. Все статьи писались кратко, простым языком. Содержание их носило пропагандистский характер в соответствии с задачами партизанского движения. Все издания имели основную задачу — информировать и освещать положение на фронтах, а также публиковать документы о немецких зверствах, разъяснять населению справедливость нашей борьбы с фашизмом и повышать идейный уровень и самосознание самих партизан. Красной нитью проходил тезис, что война против фашизма принесет мир и свободу всем народам. Печатались также очерки о партизанском героизме и отваге.

Во второй половине июля вышел в Ласицком наш первый номер газеты «Червоный прапор». В нем были опубликованы приказ Верховного командования и полное подробное сообщение о победе Красной Армии под Орлом — Белгородом. Генерал Бегма написал по этому же поводу статью, в которой призывал партизан к активным действиям. Победа под Орлом — Белгородом нас ободрила. После победы под Сталинградом она была второй по значению победой Красной Армии над немцами.