В один прекрасный день он потребовал отстранить Эфраима Бакальчука от командования нашей группой, мотивируя это тем, что тот расстреливает крестьян без оснований. Это обвинение было совершенно несправедливо. В одной деревне были схвачены и расстреляны три селянина, которые охотились за евреями. За премию в несколько килограммов соли они погубили в Замрученьском лесу много евреев, бежавших из Домбровицкого и Высоцкого гетто.

Вместо Эфраима Корчев хотел назначить к нам командиром молодого парнишку Васю, выдававшего себя за бывшего советского летчика. Фактически он являлся одним из окруженцев, которые, чтобы не попасть к немцам в плен, рассеялись по деревням и батрачили у крестьянок, мужья которых были на фронте.

У Сергея Корчева была явная тенденция отстранять евреев от руководящих постов в партизанских группах. Так он поступил в Домбровицкой группе. Он отстранил еврея Пинхуса Наймана от должности командира и на его место назначил Федьку Маслова. Мы сопротивлялись его требованию об отстранении Эфраима Бакальчука, который являлся инициатором создания нашей партизанской группы. В конце концов Сергею удалось отстранить Эфраима. Корчев неправильно информировал Дядю Петю, и поступило распоряжение откомандировать Эфраима к Дяде Пете, где он стал командиром диверсионной группы. Вместо Эфраима командиром был назначен отважный партизан Нахман Зильберфарб. Это был компромисс со стороны Сергея и с нашей стороны. Прежний кандидат на должность командира — Васька — был преступным типом. Однажды, ночуя у нас, Вася увидел у одного из наших партизан часы, память отца. Он попросил дать ему часы, чтобы убедиться действительно ли они на двадцати камнях, и убежал с ними. Зная, что Вася был любимцем Сергея, об этой истории мы умолчали. Но через несколько дней Вася ограбил в лесу двух евреев, а еще через несколько дней он на Бутовских хуторах убил еврея из Городно. Мы потребовали от Сергея выдать Ваську для расстрела, но он отправил его к Дяде Пете в Озерцы, где Васька и был расстрелян.

Затем началась новая серия придирок к евреям со стороны Сергея. За незначительное нарушение дисциплины он расстрелял еврейского партизана Матуса Боброва из Сварыцевичей. Терпение наше было на пределе. Мы намеревались расстрелять Сергея, но в последний момент передумали, опасаясь, что это может вызвать беспорядки, внутреннюю борьбу и отразится на положении невооруженных евреев. Из-за недостатка оружия число вооруженных евреев было невелико. Проблема оружия была наиболее трудной. Десятки евреев ходили без оружия. Это обстоятельство заставило нас закрыть глаза на ряд враждебных выпадов Корчева. Еще больше наше положение осложнилось, когда Корчев решил принять в ряды партизан полицаев. От полиции местечка Высоцк за подписью коменданта Фомина поступило письмо с просьбой принять полицаев в партизаны. Фомин, по кличке «Сотник», служил в деникинской армии. После разгрома деникинцев Фомин бежал в Польшу. Когда Польша была захвачена немцами, Фомин стал комендантом полиции в Высоцке, где он проживал до войны. Высоцкая полиция вместе с немцами провела «акции» против евреев в Высоцке и его окрестностях. Несмотря на наши возражения, Сергей встретился в доме Дмитрия с полицаями, и они стали партизанами, но с условием, что будут вести партизанскую работу самостоятельно и жить в отдельной землянке. Они обещали выполнять задания штаба, главным образом Корчева.

Нас это «родство» очень обеспокоило, тем более что некоторые полицаи были нам известны как убийцы наших близких и родных. Они построили землянку в трех-четырех километрах от нашей и стали нашими соседями. Их было около шестидесяти человек, вооруженных винтовками, немецкими револьверами и гранатами. Во всех отношениях они были сильнее нас. Мне приходилось часто бывать у них в землянке. По распоряжению Сергея я должен был их информировать о победах Красной Армии. Каждый мой визит к ним причинял мне большие страдания. Впоследствии я категорически отказался от этой миссии, мотивируя это тем, что они не проявляют никакого интереса к успехам Красной Армии и притворяются спящими, когда я читаю им сводки. Кроме того, они могли в любой момент меня подстрелить, когда я уходил из их землянки.

Все мы чувствовали, что нам грозит большая опасность со стороны этих бывших полицаев, а теперь партизан. Мы усилили нашу охрану, как дневную, так и ночную. Мы также установили наблюдение за их партизанской деятельностью и следили, куда они ходят. За целый месяц они ничего не сделали, заверяя Сергея, что готовят большое нападение на немецкий гарнизон. Партизаны нашей группы задержали одного полицая, Карпа, у которого были найдены немецкие документы. В них были указания полицаям, как совершить нападение на наш отряд. Им была обещана помощь. Нам и раньше было ясно, что немцы их специально послали в лес, чтобы нас уничтожить, но теперь это стало для нас очевидным. Карпа мы расстреляли, а документы отправили Сергею и Мисюре.

Сергей, видимо, понял, что если он будет и дальше настаивать на своем, его карьере будет положен конец. К тому же он боялся Дяди Пети. В эту же ночь была укомплектована партизанская группа, в основном из евреев, и землянка полицаев была окружена. Сергей вошел в землянку и заявил полицаям, что хочет посоветоваться с ними по очень важному делу. Питая к Сергею полное доверие, полицаи вышли из землянки без оружия. Они были немедленно окружены нашими партизанами, вход в землянку блокирован. Их было сорок с лишним человек. Почти все они были расстреляны. Двум-трем удалось бежать. Была расстреляна также женщина, выдававшая себя за жену «Сотника». У нее нашли удостоверение сотрудницы гестапо.

Через несколько дней немцы и полицаи напали на нашу землянку. Они численно превосходили нас. Завязался ожесточенный бой. Командир наш, Нахман Зильберфарб, отсутствовал, он участвовал в диверсионной операции на железнодорожной линии Кобрин — Пинск. Зильберфарба замещал Борух Маньковский. Он умело командовал нашей группой в этом упорном бою и вывел нас из окружения.

Полицаи и немцы захватили нашу землянку, раскопали могилы Берла Боброва и Велвела Туркенича, выбросили их тела на съедение воронам и диким кабанам.

Как потом выяснилось, привел немцев наш информатор Дмитрий, под опекой которого мы жили в Озерской землянке.

Все дороги и тропинки Полесья и Волыни вели в Сварыцевичский лес. Он был популярен в ближних и дальних деревнях и селах, городах и местечках. Этот гордый лес знали друзья и враги. Он врезался в память партизан ближних и дальних лесов, он запомнился немцам в Пинске, Ровно, Ковеле, Луцке и Бресте.

Когда я во второй половине февраля 1943 года опять прибыл в Сварыцевичский лес, я не узнал своего старого друга, давшего мне приют от злых зверей в человеческом образе. Изменилась вся панорама леса. Когда в декабре 1942 года наша группа ушла в Озерский лес, на снегу были еще волчьи тропы рядом со следами человеческих ног. Помню, как однажды я остался один в нашем камышовом шалаше у тлеющего костра. В эту темную осеннюю ночь все партизаны нашей группы отправились в деревню на поиски пищи. Начало моросить, и огонь стал потухать. Вдруг завыли волки всего в нескольких шагах от шалаша. В нашей группе был всего один наган, и я был безоружен. Я стал раздувать гаснущий огонь, но дождь мешал. Как раз в эти минуты отчаяния я услыхал человеческие шаги. Это наша группа возвращалась с задания. От первого же выстрела волки разбежались с воем, озлобленные тем, что люди ворвались в их царство.

Лес стал перекрещиваться накатанными санными дорогами, изъезженными путями, похожими на улицы. Землянки с дымоходными трубами придавали нашему лагерю вид обжитого поселка. Дым, поднимавшийся вверх из труб, свидетельствовал о том, что в этих землянках живут люди. Как партизаны, так и евреи из семейного лагеря построили себе удобные пещерные жилища и обзавелись небольшим хозяйством: парой горшков, примитивным столом и скамейками.

Все пути и дорожки, полянки и просеки усиленно охранялись. Дикий лес выглядел как военный городок, а землянки — как казармы.