Динь сидел молча, всем своим видом подчёркивая глубочайшее уважение к сказанному Нго Динь Каном. Отметив вежливость и благопристойность молодого человека, тот несколько смягчился.

Он выплюнул бетель и стал разглагольствовать о своём авторитете среди соотечественников, о своём таланте руководителя, организовавшего в здешних местах аппарат власти, абсолютно преданный президенту Нго и ему самому… Потом он стал расспрашивать о Нго Динь Дьеме, о супругах Нго Динь Ню, поинтересовался, как работалось с американцами в канцелярии президента. Затем перешёл к вопросам о семье и о жизни самого Фан Тхук Диня. Узнав, что Динь родился в семье, враждебной революции, и что он живёт один, так же как и он сам, Нго Динь Кан улыбнулся довольной улыбкой.

— Ну что ж, мы, видимо, сработаемся, — сказал он. — Президент Нго поступил очень умно, направив вас ко мне в помощники.

Он рассказал Диню о плане «ветер изменил направление». Фан Тхук Динь уже слышал о нём от Лэнсдейла перед выездом в Хюэ. Лэнсдейл тогда подробно изложил его на встрече братьев Нго с представителями ЦРУ. Динь там тоже присутствовал, так как было уже решено, что его направят в помощь Нго Динь Кану для осуществления этого плана в Центральной зоне. Теперь, слушая изложение Нго Динь Кана, он отметил лишь ту особенность, что тот присвоил себе разработку данного плана, который, оказывается, потребовал большого напряжения мысли, подготовки разных вариантов, перед тем как был послан президенту на утверждение.

— Президент похвалил план и призвал к выполнению его во что бы то ни стало, — изрёк Нго Динь Кан. — Он же прислал вас помочь мне в делах. В плане я говорю предельно ясно: коммунисты готовят удар с трёх направлений: из горно-лесистой местности, которую они контролируют, из равнины и изнутри города. Мы соответственно должны, ударить по ним на всех этих избранных ими направлениях. Это будет решающая схватка.

— И вы наверняка уже имеете план конкретных действий? — в голосе Фан Тхук Диня была сама вежливость.

— Своя же палка бьёт по собственному горбу! — самодовольно засмеялся Нго Динь Кан. — Этого вам знать пока не нужно. Я расставил достаточно сил на всех этих трёх направлениях. Коммунисты подвергнутся совершенно неожиданным ударам, и когда они схватятся, то вся их организация будет уже полностью развалена. Ха-ха… В одном из этих направлений — город, и мы должны обратить внимание на рабочих и учащуюся молодёжь. Я считаю, что институты открывать незачем. Нынешняя молодёжь, нахватавшись зданий, любит рассусоливать то одну, то другую теорию, не считается со взрослыми и вообще ничего не признаёт. После средней школы их всех надо забирать в военные училища. Как вы думаете? Нашей армии не хватает людей, к тому же будет меньше беспокойстве с оппозицией, да и вообще тогда будет меньше бед от них.

Вы не могли бы сказать, что мне предстоит делать, чтобы оказаться достойным доверия президента? — спросил Фан Тхук Динь, пытаясь вернуть собеседника к нужной теме.

— Вы только что приехали, отдохните несколько дней, разберитесь в обстановке. Когда появится дело, которое потребует вашего участия, тогда я попрошу вас дать мне совет. А пока отдыхайте…

«Опять подозрительность и своеволие», — подумал про себя Динь. Он больше ничем не интересовался, а лишь попросил, чтобы ему предоставили личный автомобиль без шофёра и чтобы к нему не приставляли никаких телохранителей. Это нужно для того, пояснил он, чтобы можно было свободно, всесторонне и непосредственно изучить обстановку, чтобы быть способным оказать действенную помощь во многих делах, так же как в своё время он имел честь оказывать её, находясь подле президента.

— Будьте самим собой, покровительственно сказал Нго Динь Кан и с хитрецой посмотрел на него. Он подумал о дошедших до него слухах относительно того, что Динь любитель пошляться по барам и чайным. Поэтому Кан рассмеялся и добавил: — Всякий одинокий человек предпочитает свободу.

Сегодня, глядя на учащуюся и студенческую молодёжь, собравшуюся в институте, Динь вспомнил слова Нго Динь Кана: «…город, и мы должны обратить внимание на рабочих и учащуюся молодёжь»… Он подумал: «А ведь это именно и есть один из узлов тревоги Нго Динь Кана. Это также один из объектов, на которые нацелен план „ветер изменил направление“. Он ведь сказал, что уже расставил силы. Что это за силы?»

— Динь!

Этот весёлый окрик заставил его вздрогнуть; он повернулся: всё такая же шикарная причёска, всё те же длинные загнутые ресницы и те же маленькие, аккуратные и чуть надменные губы. Это была Ван Ань. Диню с трудом удалось подавить внезапно нахлынувшее на него волнение.

Она выглядела изящно в брюках и блузке с обнажёнными белыми руками. Ван Ань держала записную книжку, сбоку висел фотоаппарат «роллейфлекс» с открытым объективом. Рядом с ней была девушка моложе её на несколько лет, одетая в длинное платье нефритового цвета, с белой сумочкой в руке.

— Здравствуй, Ван Ань.

Ван Ань подвела подругу к Фан Тхук Диню и представила их друг другу:

— Фан Тхук Динь, доктор юридических наук, мой друг по учёбе во Франции… А это То Лоан, учительница средней школы Кимлонг, моя близкая подруга в этом городе. Оба слегка поклонились друг другу. Динь повернулся к Ван Ань.

— Ну а ты? — спросил он её. — Ты не сказала, чем теперь занимаешься. Где?

— Прошу прощения, — засмеялась Ван Ань, — я и позабыла. Теперь я корреспондент газеты «Зиен дан».

— Ого, уже стала корреспондентом! И как тебе эта профессия?

— Мне она подходит, так как это свободная профессия и она даёт возможность много ездить, со многими общаться.

— Я верю, что с твоими знаниями, твоим умом и твоим пониманием окружающего ты станешь незаурядной журналисткой.

— Ты перехваливаешь, — пожала плечами Ван Ань. — Каким там пониманием, если я часто не могу понять даже тебя!

Динь прыснул от смеха и повернулся в сторону То Лоан:

— Прошу простить меня, мы встретились с вашей подругой после большого перерыва, и это просто смешно. Вы не слушайте, что говорит Ван Ань обо мне, будто я труднопонимаемый человек.

— Вы не стесняйтесь. — сказала То Лоан, посмотрев в глаза Диню. — Хотя мы и подружки, у меня свои собственные взгляды и мысли.

— Например, помнишь, — продолжала Пан Ань, — как мы были с тобой в тот день вместе в Сайгоне и вдруг произошла та неожиданность. Я так переживала за тебя. Когда же я нашла возможность вернуться, то тебя нигде не было. Я так и не знаю, чем закончилось тогда это дело. Не понимаю, как тебе удалось спастись?

— Уважаемая журналистка, — сказал Фан Тхук Динь, смотря прямо в полные иронии глаза Ван Ань, — вы берёте интервью в неположенное время. Среди нас новая знакомая, а мы всё говорим о своём, это ведь невежливо, правда, То Лоан?

— Прошу прощения, но у меня дела, нужно встретиться с несколькими знакомыми, — сказала То Лоан, решив уйти.

— Нет-нет, оставайся здесь, — схватила её за руку Ван Ань. — Динь же сказал: мы давно не виделись, и нам просто весело, и нет никаких серьёзных разговоров.

— В первый раз встретились, и я ещё не имел удовольствия побеседовать с вами, — поддержал её Динь, явно желая, чтобы То Лоан осталась.

В этот момент раздались аплодисменты. Зал был полон. Все смотрели в сторону трибуны. Там перед микрофоном появился пухлый юноша с круглым белокожим лицом. Он предложил всем спеть перед митингом песню «В путь». И грянула песня. Её звуки неслись, как ветер, как рокот бушующих волн. Песня ещё более сблизила людей, слитых теперь в прочнейший монолит, она очищала души и сердца от всего наносного.