То было время могущества Фам Cyaн Фонга. Он сделал так, что японцы, убившие старую жену Циньва, схватили и отца очаровательной студентки, бывшего давним другом Фонга. Он добился того, что отец настоял, чтобы девушка дала согласие выйти замуж за Фам Суан Фонга. Словно яркий бутон, расцветший в саду и сорванный безжалостной рукой, увядала молодая жена Фонга, а вся её душа, все помыслы по-прежнему стремились к студенту-фармацевту из Ханоя. Прочь от Фонга — скандального, развратного человека, видевшего в ней только самку.

То Лоан появилась на свет после того, как молодая супруга Фам Cyaн Фонга один только раз встретилась со студентом-фармацевтом, своим единственным, своим любимым. Этот секрет молодая женщина доверила только своему младшему брату.

Проживая долгое время с семьёй старшей сестры, Тхо не только знал, насколько трудно ей живётся, но и постепенно догадался о том, чем занимается Фам Суан Фонг. И чем больше узнавал зятя, тем сильнее жалел старшую сестру, тем больше замыкался в себе. Он вынужден был молчать и делать вид, что ничего не замечает.

Однажды жена Фам Cyaн Фонга случайно увидела мужа пасмурным днём, когда мокрое небо плавало в реке. Он отправился на реку Ароматную побеседовать со старым китайцем. Вернувшись домой, она всё рассказала Тхо. Тхо разволновался, рассуждая, что если Фонг узнает о том, что его заметили, когда он шёл на это тайное свидание, то его сестре несдобровать. Тхо не мог представить себе, в чём причина этого безотчётного волнения и каждодневной боязни за сестру, и поэтому предпочёл умалчивать о своих чувствах.

Однажды супруги Фам Cyaн Фонг отправились покататься на лодках, и жена Фонга во время этой поездки погибла. После похорон Тхо несколько дней не выходил из своей комнаты. Он поседел. Горюя после гибели старшей сестры и страшась приближающейся к нему самому какой-то грозы, Тхо в то же время должен был постоянно быть внимательным до предела, чтобы ни словом, ни жестом не выдать переполнявшие его чувства. Он знал, что любая неосмотрительность может привести к тому, что его постигнет участь сестры. Он хотел уехать с виллы, но Фам Суан Фонг заставил его остаться. Тхо прекрасно понимал, зачем зять сделал это. У него была своя корысть: Фонг хотел выяснить, как поведёт себя Тхо после смерти старшей сестры и как он относится к этому печальному событию. Со своей стороны Тхо решил остаться на вилле Бонглай по многим причинам. Он рассуждал так: если я буду упорствовать и сразу уеду, зятёк всё равно не оставит меня в покое; мне надо осторожно и скрытно найти свидетельства гибели сестры; на моей совести — позаботиться о воспитании единственной дочери сестры, и надеюсь, наступит такой день, когда я смогу рассказать ей всю правду. Если я этого не сделаю, она ожесточится и обидится на меня.

И вот в это самое время Фам Суан Фонг был убит.

Тайная полиция сразу же схватила Тхо. Тхо пытали изо дня в день, добиваясь от него утвердительного ответа на один вопрос: «Верно ли, что Вьетконг послал тебя убить Фам Cyaн Фонга и завладеть его имуществом?» Его силой заставляли подписать заготовленный протокол. Тхо заметил, что на допросах присутствовал молодой американец, который сидел молча, курил сигарету либо жевал резинку. И хотя Тхо ни в чём не признался, они завели на него судебное дело и вынудили его разыграть акт убийства по написанному ими сценарию, чтобы сфотографировать всё это.

На одном из пересыльных пунктов ему удалось убежать из-под стражи.

То Лоан молча слушала рассказ дяди. Всё было для неё необычным. Почему жизнь такая запутанная, почему в ней так много неясного? Ей казалось, что она уже больше не властна над своими мыслями. Сон это или явь? Что это — рассказ о её собственной семье или о жизни каких-то других людей? Глаза дяди, его полные искреннего горя и печали слова говорили девушке о том, что ему нельзя не верить. Ещё ни разу в жизни её нервы не были напряжены так, как сейчас. Девушка уронила голову на руки и простонала:

— Мамочка!

— Успокойтесь, успокойтесь, прошу вас, — мягко сказал Фан Тхук Динь. — Я хотел бы только добавить несколько слов о том, как я понимаю это дело. Тот, кто организовал убийство Фам Суан Фонга, хотел устранить американца, тайно следившего за его деятельностью. Этого американцы ещё не знают. А если и знают, то должны будут делать вид, что им ничего не известно. Однако они быстро состряпали дело о преступлении, организовали шумиху и с какой-то целью далее встретились с вами. Наверное, чтобы попытаться выяснить, что вы обо всём этом думаете. Насколько я знаю, до суда вы были совсем другим человеком, не так ли?

Всю дорогу, пока Фан Тхук Динь вёз То Лоан домой, она была в каком-то полузабытьи. Вдруг, вспомнив, что у неё в кулаке по-прежнему золотая булавка с бриллиантом, она протянула это украшение Фан Тхук Диню.

— Мне… мне больше не нужна эта вещь, — сказала она тихо. — Но, умоляю, почему вас так интересует этот судебный процесс?

— Видите ли, дорогая девушка, я тоже юрист и тоже пытаюсь понять смысл странных судебных процессов, — спокойно ответил Фан Тхук Динь. — Но сегодня вам и так досталось, вы измучены. Давайте поговорим об этом подробнее в следующий раз.

В аудитории «С» слушатели, собравшиеся без разрешения начальства, сидели рядами. Здесь были не только литературоведы, шумели студенты и других факультетов. Кроме студентов эти беседы в аудитории привлекали и многих других патриотически настроенных молодых интеллигентов города Хюэ. Обычно эти разговоры переходили в дискуссии. Здесь спорили, высказывали мнения, разъясняли друг другу непонятные вопросы. Здесь проявлялась горячность, свойственная молодёжи. Здесь произносили искренние, пламенные речи, говорили прямо о том, что лежит на душе и волнует ум. Здесь легко относились к угрозам и опасности. Круг обсуждаемых вопросов был весьма широким. Стоило только посмотреть на названия тем для дискуссий, чтобы понять пылкость этих молодых людей: «реформа преподавания в высшей школе для сохранения её национального характера»; «использование вьетнамского языка вместо иностранных языков на всех факультетах университета»; «ответственность студенческой молодёжи за существование государства и нации»; «охрана национальной культуры от иностранного влияния». Мало-помалу среди дискуссионных тем появились и такие, за которые тайная полиция могла бы арестовать на месте: «о конституции республики, о свободе и демократии»; «вьетнамская нация и вьетнамская земля— единое целое» и другие.

Ли Нгок Ту заметно выделялся на этих беседах. Ту был студентом-третьекурсником литературного факультета. Элегантный, изящный, белокожий, со светлыми глазами, он был не только кумиром многих девчонок. Его уважали и студенты других университетов за отвагу и красноречие. Каждый раз, когда он поднимался на трибуну, гром аплодисментов заполнял аудиторию. Его мелодичная, целенаправленная, как бы идущая из самого сердца речь сильно увлекала, словно призыв, побуждение к действию. Содержание его речей, как и содержание его статей, которые публиковал университетский журнал, захватывало и убеждало. Дискуссий в аудитории «С» ждали, чтобы послушать Ту, точно так же, как ждали выхода университетского журнала с его статьёй, чтобы первыми прочитать её. Преподаватели также причмокивали языком от удовольствия, расхваливая молодого студента. В своих выступлениях он касался даже таких вопросов, за которые его могли в два счёта выставить из университета: мир и нейтрализм, переговоры между Севером и Югом и другие. Студенты считали Ту выразителем чаяний молодёжи.

Сегодня аудитория тоже была до отказа заполнена. Ждали Ли Нгок Ту. Данг Хоанг, друг Ту, крепко пожал ему руку, когда тот собирался подняться на трибуну.

— Мы все восхищаемся твоей твёрдостью, — сказал он, — но советуем быть осторожнее; если будешь говорить слишком резко, они не оставят тебя в покое.

— Революция — это борьба, это уничтожение несправедливого сегодня, чтобы построить прекрасное завтра. В борьбе нельзя осторожничать. Это слишком большая подлость, — возразил Ли Нгок Ту.