— Неужели ты ничего не боишься?
— Нет! Если будешь бояться всего, кто же выйдет на борьбу за независимость и единство? Если хочешь быть спокойным — вступай в борьбу. Выбрав путь борьбы, надо готовить себя духовно к пыткам, к тюрьме и ссылке, к террору. Я сам решил поступать именно так.
— Но нам предстоит долгая борьба.
— Я согласен с тобой насчёт долгой борьбы. И для такой борьбы нужно организовать движение. Я хочу отдать все свои силы, чтобы организовать его. Если движение начнётся, а мы попадёмся им в лапы, не будем сожалеть. Нас заменят другие.
Чем больше говорил Ту, тем более взволнованно звучал его голос. Хоанг восхищённым взором следил за Ту, поднимающимся на трибуну; он безгранично любил его. Хоанг думал: «Мало таких, как этот парень. Если бы у всех был такой несгибаемый боевой дух…»
Появление Ли Нгок Ту на трибуне аудитория встретила бурными аплодисментами. Журналистка Ван Ань щёлкнула затвором фотоаппарата. Ли Нгок Ту улыбнулся и слегка наклонил голову, отвечая на аплодисменты. Дождавшись тишины, Ту сказал:
— Дорогие друзья! Я хотел бы изложить вам сегодня некоторые свои соображения и мысли об идеалах молодого человека на современном этапе. Молодёжь — это становой хребет государства, его надежда, его будущее. Будет процветать государство или придёт в упадок — это во многом зависит от молодых. Поэтому у каждого из нас должен быть в жизни идеал. Без идеалов наша жизнь превратится либо в бессмыслицу, похороненную в тине пошлости, либо в достойный презрения эгоизм и индивидуализм. Идеалы — это крылья, на которых мы отправимся в жизненный полёт.
Речь Ту воодушевляла всех, в аудитории то и дело раздавался гром аплодисментов и крики одобрения: «Верно, правильно!», «Браво, Ту!». Глаза оратора блестели, лицо раскраснелось, в голосе всё больше слышался энтузиазм. Аудитория становилась всё более единодушной, будто в неё бросили какой-то реактив, соединивший слушателей в один возбуждённый организм.
В это мгновение за окнами аудитории послышался резкий звук сирен и визг тормозов автомобилей. Студенты насторожились. Собравшиеся были полны решимости дать отпор, ибо они всегда были готовы ответить на принудительные акты, применявшиеся дьемовским правительством против студенческой молодёжи. В динамиках но-прежнему звучал звонкий голос Ли Нгок Ту:
— Друзья, храпите спокойствие. Насилие никогда не сломит наш дух. Станем плечом к плечу, будем единым монолитом, и никакая сила не одолеет нас.
Литературовед Данг Хоанг, медик Чан Минь и другие студенты, составляющие ядро зарождающегося движения, быстро расставили сильных и смелых ребят по периметру аудитории и ближе к двери, чтобы защитить девушек и дать им возможность отступить в дальние углы помещения.
На сей раз была не простая облава, не обычный разгон собрания. Нго Динь Кан официально начал наступление на студенческое движение, которое являлось для него своеобразной раковой опухолью, разъедающей порядок изнутри. Кан бросил два десятка бронемашин и полторы сотни полицейских и солдат войск спецназначения — «зелёных беретов», чтобы окружить университет, терроризировать студентов. Полицейские с пистолетами и резиновыми дубинками в руках, солдаты войск спецназначения, обвешанные гранатами, кинжалами, автоматами, ворвались в аудиторию. Студенты, крепко взявшись за руки, встали стеной возле входа и преградили им путь. Солдаты и полицейские обрушили на юношей град ударов, безжалостно били их дубинками и прикладами, но жестокие удары не сломили духа молодых людей. Защищавшиеся не расцепляли рук, преградили путь нападавшим, не позволяя им дотянуться до друзей. И девушки-студентки тоже показали, что они способны бороться: пришли на помощь юношам. Солдаты били студентов прикладами по рукам, полицейские надевали сопротивляющимся наручники, валили их на пол, выволакивали и бросали в крытый грузовик, поджидавший у входа. Они схватили более сорока человек, среди которых были Ли Нгок Ту и Данг Хоанг.
А в дальнем углу аудитории находился человек, молча наблюдавший с самого начала зверское нападение полицейских и «зелёных беретов» на студентов. Сначала этот человек растерялся. Но потом, убедившись в жестокости и бесчинстве нападающих, он бросился к группе студентов и вместе с ними стал швырять в полицейских всё, что попадётся под руку. Это была То Лоан.
Ли Нгок Ту и Данг Хоанга бросили в тесную, тёмную и сырую камеру в тюрьме Тхыатхиен. Ту громко поносил всё семейство Нго Динь Дьема:
— Вот тебе и демократическая свобода по-дьемовски! Фашисты проклятые! Сколько волк ни рядись в овечью шкуру, всё равно хвост не спрячешь! Сукин сын! — Повернувшись к Данг Хоангу, он сказал: — Мы перед новой борьбой. Сейчас испытывается стойкость нашего духа. Всё станет ясно — где ложь, где правда. Сейчас, как никогда, нам надо сохранять присутствие духа. Отступать нельзя. Мы должны быть едины в решимости вынести любые пытки, в отвержении любых посул и в разоблачении клеветы.
— Я клянусь тебе, что не струшу, — взволнованно произнёс Данг Хоанг.
Вечером того же дня начальник отделения тайной полиции вызвав Данг Хоанга и Ли Нгок Ту на допрос. Сначала он говорил ласково:
— Вы неопытны, да, да, неопытны. Вы же студенты, почему же вы не болеете за учёбу? Вот сдадите выпускные экзамены, будет у вас положение, много денег, хороший дом, автомобиль. Разве есть большее счастье? А вы посмели публично нападать на представителей власти. Вы же знаете, что ожидает тех, кто выступает против государственной власти, — тюрьма! И — прощай будущее, прощай счастье…
— Каждый человек представляет будущее и счастье по-своему, — сказал Ту, глядя начальнику прямо в лицо. — Мы учимся и считаем, что наше будущее и наше счастье заключены в счастливом будущем нации. Мы не помышляем о хороших домах и лимузинах, когда строятся тюрьмы для наших соотечественников, когда используют иностранное оружие и иностранных солдат, чтобы убивать их, когда нашу родину разорвали надвое.
Начальник побагровел, но продолжал с улыбкой:
— Ну, такие слова недостойны настоящего гражданина. Вы знаете, что здесь надо выбирать выражения, чтобы потом не раскаиваться. Это, знаете, не пустая угроза. Ваша судьба в наших руках. Или вы ответите чистосердечно на все вопросы, поклянётесь, что отныне будете заняты только учёбой, и тогда получите милостивое прощение президента Нго, или будете продолжать упорствовать — и тогда распрощайтесь с семьями и с университетом. Ну-ка скажите, кто вас подбил выступать против государственных властей, а?
— Напрасно настаиваете, господин, — отчеканил Ли Нгок Ту. — Нас никто не подбивал. Только патриотизм наших душ, только совесть интеллигента побудили нас пойти на это. Мы выступаем против несправедливого угнетения, против торговли нашей родиной, против притеснений народа, против…
Не ожидая, пока Ли Нгок Ту закончит фразу, начальник стукнул кулаком по столу.
— Наглец! — воскликнул он, выпучив глаза. — Да ты уже отравлен вьетконговским ядом!
— Я не вьетконговец, — не уступал Ли Нгок Ту. — Это большая честь, что вы считаете меня за вьетконговца, потому что Вьетконг — это патриоты. Начальник взревел как дикий зверь. Побледнев, он выскочил из-за стола, схватил стоявший в стороне стул и швырнул его в Ту. Юноша ловко увернулся. Тогда начальник подбежал к нему и начал избивать. Ту упал на пол, закрыв лицо от ударов.
Данг Хоанг подбежал к ним и попытался удержать разбушевавшегося полицейского:
— Нельзя так бить!
— А-а, теперь ещё и ты, ублюдок! — взревел тот. Из коридора вбежало несколько охранников. Они набросились на Данг Хоанга.
Изрядно потрудившись и отдуваясь, начальник отделения тайной полиции ткнул пальцем в сторону обоих студентов:
— Ладно, ублюдки, я даю вам возможность подумать. А там посмотрим, как вы будете сопротивляться мне. Оставьте их! — приказал он подручным.
Охранники впихнули юношей в камеру. Мужественное поведение Ту перед врагами вызвало у Данг Хоанга ещё большее восхищение другом.
В последующие дни юношей неоднократно вызывали на допросы, то вместе, то поодиночке. И каждый раз Хоанг видел, что Ту сохраняет свой гордый, непреклонный дух. Однажды они увели Ту одного. Данг Хоанг остался в камере и с беспокойством ждал возвращения друга. Когда дверь наконец открылась, два охранника внесли Ту и с порога бросили его на пол камеры. Юноша был без сознания. Одежда его была изодрана в клочья и запятнана кровью, лицо — в грязи. Хоанг испуганно позвал друга. Не открывая глаз, Ту проговорил как в бреду: