– Эш. – Я протянул руку.

Она на нее просто посмотрела:

– Да, конечно. Спасибо, так сказать, за протянутую руку. Но я не вступаю в физический контакт с неизвестными мне людьми. Полагаю, вы понимаете – здесь масса проблем бактериологического плана… и в плане личной гигиены. Моете ли вы руки после туалета или в носу ковыряетесь… Может быть, вы один из тех мужчин, которые чешут, где не надо, а потом руки нюхают… Я уже не говорю о такой вещи, как личное пространство…

Полный. Абсолютный. Цирк уродов.

Она откашлялась:

– Простите. Я всегда немного волнуюсь в моменты социальной коммуникации с незнакомыми людьми, но я над этим работаю, в смысле вот с детективом-старшим суперинтендантом Дики у меня все в порядке. Не правда ли, старший суперинтендант? Вот с вами я говорю четко и членораздельно и совсем не мычу. Правда, скажите ему, что я не мычу…

Дики улыбнулся:

– Со вчерашнего дня доктор Макдональд является нашим криминалистом-психологом.

– Ах вот как… – выдавил я. Банда фриков для ловли фрика…

Она еще крепче обняла себя рукой:

– Я на самом деле полагаю, что мы должны посетить место захоронения. Мальчик-день-рождения выбрал это место не случайно – он, скорее всего, был уверен, что оно безопасно, что их тела не обнаружат в течение многих лет. Потому что если я убиваю девочек, то я хочу, чтобы они были где-то рядом, и я уверен, что их никто не найдет. А вам бы этого не хотелось? Я что хочу сказать – здесь все дело во власти и обладании, не правда ли? – Доктор Макдональд уставилась на белые резиновые носы своих красных кедов.

Я, поверх ее головы, взглянул на Дики:

– А когда вы вдвоем, она тоже так говорит?

– Очень редко. – И он поднял руку, как будто хотел похлопать ее по плечу.

Она дернулась. Отступила на шаг.

Дики вздохнул:

– Я… это… ладно, не буду вам мешать. – Сунул руку в карман, подальше от греха. – Эш? Ты уже возвращаешься в Олдкасл или у тебя найдется минутка для меня?

Возвращаюсь обратно? Я так и не решил, стоит ли мне направить мой ржавомобиль в сторону Ньюкасла, прижимая к полу педаль газа.

– Я в вашем распоряжении.

– Она как, – я закрыл стеклянную дверь и облокотился на перила ограждения, – с собственной смирительной рубашкой приходит или вы их ей оплачиваете из своего бюджета?

Вид с балкона переговорной комнаты был в высшей степени унылым, как и обещал Сабир: автострада и разгрузочный терминал торгового комплекса. Громадные навесы из стекла и металла накрывали кривобокий треугольник из парковочных мест. А где-то наверху над нами висело низкое темно-серое небо, и свет почти не пробивался сквозь струи проливного дождя. По крайней мере, здесь было относительно сухо – балкон сверху не давал ему пролиться на нас.

В углах балкона мокрые сигаретные окурки образовали запруды – на влажной плитке разбухали ярко-оранжевые цилиндрики. На другом конце яростно дымил сигаретой детектив-сержант Гиллис. Сигаретный дым путался в его бороде, и казалось, что она тлеет. Он мотался взад-вперед, бормоча что-то в мобильный телефон.

Дики закурил сигарету, глубоко затянулся, потом поставил локти на ограждение и стал потирать ладонью мешки под глазами:

– Как артрит?

Я сжал пальцы в кулаки – суставы пронзила боль.

– Бывало и хуже. А как язва?

– Знаешь, когда я принялся за это чертово расследование, я был вроде как неприкосновенный. Вершина моей карьеры, успех… Помнишь серийного убийцу Пирсона? – Еще одна глубокая затяжка. – А сейчас на меня посмотри.

– Так что же на самом деле случилось с вашим судебным психологом?

Дики соорудил из большого и указательного пальцев пистолет, приставил к виску и спустил курок:

– Мозги разлетелись по всему гостиничному номеру в Бристоле три недели назад… – Он оглянулся через плечо на переговорную комнату: – Доктор Макдональд, может быть, слегка чокнутая, но, по крайней мере, в ближайшее время она свои мозги по стенам размазывать не будет. Впрочем, постучим по дереву.

Я обернулся и посмотрел сквозь стеклянную дверь. Она все еще стояла перед увеличенными поздравительными открытками, поигрывая прядью волос. И пристально смотрела на кровоточащее тело Ханны Келли. Я добавил веселья в голосе, даже несколько преувеличенно:

– Ну так это же не ваша вина, как мне кажется? Или я не прав? Как ни крути – Мальчик-день-рождения так и остается тем самым ублюдком, которого надо поймать.

– К тому времени, когда мы поняли, что это он похитил их, было уже слишком поздно: мы опоздали почти на целый год.

След остыл. Свидетелей нет, или они ничего не помнят либо несут какую-то хрень, потому что насмотрелись сериалов по телику и думают, что именно это мы хотим от них услышать. – Дики стряхнул пепел с сигареты и посмотрел на тлеющий кончик. – Мне через четыре месяца на пенсию выходить. Восемь лет работы над одним и тем же чертовым делом – и никаких результатов, мать его… До сих пор. – От табачного дыма его глаза сощурились. – Будет еще два трупа, а может быть, и больше. Мы получим вещественные улики – ДНК, волокна – и поймаем ублюдка. Я получу свои золотые часы и с гордо поднятой головой промарширую к себе домой в Лоссимут[15], а Мальчик-день-рождения будет гнить в засранной тюремной камере весь остаток своей неестественно короткой жизни.

– Поможете с поквартирными обходами? – спросил я без особой надежды.

Пауза.

– Я могу попросить тебя взять доктора Макдональд с собой в Олдкасл? Покажи ей место захоронения – пусть она его почувствует.

Ну да, быть нянькой у психически неуравновешенного психолога – именно это стояло у меня на первом месте в списке жизненноважных вопросов.

– Сам не приедешь?

Дики скривился, углы рта грустно опустились вниз.

– Знаешь, почему я еще здесь, Эш? Почему меня пинком под зад не вышибли из этого дела и не заменили кем-нибудь другим?

– Никто не хочет браться за эту работу?

Кивок.

– Карьерное самоубийство. И если об этом заговорили… мне нужна еще одна услуга. – Он выпрямился, одной рукой потирая поясницу. – Последний наш психолог, Бремнер, он не только мозги себе вышиб, он еще и записи свои с собой забрал. Сжег все в гостиничном мусорном ведре – отключил дымовой детектор, поджег, а потом – бац!

– Мне всегда казалось, что он слегка не в себе. – Я сунул руки в карманы – холодало.

– И с серверами что-то умудрился натворить. Все психологические документы, которые у нас были, – пуф, и нет ничего. Все рассеялось как дым. Сабир пытался восстановить информацию, но Бремнер разрушил все так давно, что резервные копии тоже потерялись. – Дики напоследок затянулся сигаретой и выбросил горящий окурок под дождь. – Не хочется говорить плохо о мертвом и все такое, но…

– Что за услуга?

– Ты ведь еще дружишь с Генри?

– Каким Генри? – Я нахмурился. – С Генри Форрестером? Изредка обмениваемся поздравительными открытками на Рождество, не больше. Я лет сто его не видел.

– Дело в том, что доктор Макдональд должна хоть с чего-то начать. Будет здорово, если она сможет обсудить это дело с ним. Может быть, у него еще сохранились какие-нибудь материалы.

– Так позвоните ему. Пусть пришлет с курьером все, что у него есть.

На другом конце балкона Гиллис щелкнул крышкой телефона, затушил окурок о стену и подождал, когда он упадет на кафельную плитку у его ног.

Дики мрачно смотрел на парковку торгового комплекса:

– Она говорит, что ей нужно встретиться с ним лично и поговорить. С глазу на глаз.

К нам подвалил Гиллис:

– Вы уже сказали ему?

– «Сказали ему» – что?

Улыбка расколола пространство между испачканными в табаке усами и колючей бородой.

– Шетлэнд. Что ты отвезешь Дока повидаться со своим старым приятелем Форрестером.

Я распрямил плечи и задрал вверх подбородок:

– Сам ее таскай. Ведь ты же один у нас выглядишь как викинг хренов.