У выхода из парка его ждал племянник. Ещё не придя в себя от охватившего его волнения, Мирабо, схватив его за руку, страстно прошептал: «Какая удивительная женщина, такая благородная и такая несчастная. Я спасу её!»

Мирабо обычно не бросал слов на ветер и немедленно приступил к решительным действиям, чтобы сдержать революцию и обезвредить Национальное собрание.

Наступило временное затишье. Но это было лишь затишье между двумя бурями. Одна пронеслась, вторая надвигалась.

Через несколько дней — 14 июля — парижане впервые праздновали День Федерации, день взятия Бастилии, один из самых прекрасных дней в истории Франции. Королева, сидя на трибуне напротив Военной школы, присутствовала на этой «премьере». В её волосах — трёхцветные ленты революции. Под звуки труб и бой барабанов сам Талейран отслужил мессу. Сердце Франции, казалось, билось в унисон с сердцами громадной, многотысячной толпы. Печальное лицо королевы вдруг прояснилось, и она подняла на руках маленького дофина.

— Да здравствует королева! Да здравствует дофин! — поплыли громкие вопли над площадью.

Вечером начались весёлые массовые танцы. Как здорово проходит «первый день патриотизма»! С революцией, кажется, покончено.

Но такие надежды явно были преждевременными. У революции, как у гидры, несколько голов. Все сразу не срубить. В Нанси начался мятеж якобинцев. Королеву обвинили в кровавой расправе над парижанами, учинённой на Марсовом поле генералом Лафайетом. Судьба снова принимается наносить ей удары.

В марте 1791 года тайный сообщник, «лев революции» Оноре Мирабо, который одновременно служил королеве и революции, умер прямо на трибуне Национального собрания. Со смертью Мирабо двор остался в одиночестве. И было принято неверное решение — постыдное бегство. Но король оправдывался в таком шаге — разве могут пленники вести бой?

Подписывая указ о принесении священниками гражданской присяги, Людовик XVпоморщился, словно от зубной боли.

— Уж лучше вообще не быть королём, — бросил он стоявшему рядом де Ферзену, — чем оставаться французским королём в таком положении.

После того как 10 мая 1791 года пала Пий VI после шестимесячного ожидания строго осудил принятый Национальным собранием гражданский устав клира, королева тоже поняла, что ничего другого, кроме побега, не остаётся. Нужно добраться до крепости Монмеди, где дислоцируются верные войска под командованием де Булье. Там король соберёт свою армию и направится на усмирение мятежников. Если эта затея провалится, то придётся обращаться за помощью к «союзникам», то есть к родной Австрии. Итак, побег. Мария-Антуанетта вот уже несколько месяцев обдумывала этот план. Две тётки короля — Аделаида и Виктория — сбежали ещё в феврале, и всё обошлось. Может, повезёт и им.

Мария-Антуанетта взяла организацию побега в свои руки, поручив все приготовления тому человеку, от которого у неё нет никаких тайн, которого она любит и которому безгранично доверяет, — де Ферзену. Тот был очень польщён опасным заданием.

— Я живу только для того, чтобы верой и правдой служить вам! — сказал он ей при встрече наедине.

Теперь граф частый гость во дворе Тюильри, он обсуждает с королевой все подробности побега, приносит ей фальшивый паспорт на имя мадам Корф и тайные письма от генерала Булье.

Сам генерал приехал в Париж, чтобы всё подробно обсудить с королевой. Они договорились, что он вышлет конные разъезды к крепости Монмеди и дальше до самого Шалона-сюр-Марн. Им предстоит защитить беглецов, если король со своими спутниками будут опознаны. Де Ферзен развернул лихорадочную деятельность. Он вёл переписку с генералом Булье, с иностранными державами, подобрал надёжных дворян, которым предстояло переодетыми играть роль слуг и курьеров, заказал на своё имя большую карету, приготовил на дорогу триста тысяч ливров (у короля с королевой нет денег!), тайком пронёс в Тюильри простую одежду для королевы и её домочадцев и вынес оттуда бриллианты Марии-Антуанетты. Его подпольная деятельность продолжалась целых два месяца, и в любой момент заговор мог открыться. Де Ферзен за всё поплатится головой. Но королева любит его, и он гонит от себя такие мысли. Нет, она верит ему, она знает, на что способен её любимый. И он никогда не предаст её.

Но, ослеплённый любовью, граф совершал одну ошибку за другой. Он приобрёл громадную, просторную карету на отличных рессорах, роскошно убранную, пахнущую ещё свежим лаком. В.ней будут ехать пять человек — отец, мать, сестра короля, двое детей. Вся королевская семья в сборе — любому французу этот коллективный портрет знаком с детства. Такая роскошная карета не могла не вызвать подозрения в пути у любого кучера на постоялом дворе, любого конюха, любого почтмейстера. Де Ферзен недальновиден. Он горит желанием обеспечить своей возлюбленной все мыслимые удобства в дороге. Поэтому предусмотрены серебряный сервиз, гардероб, провизия, стульчаки. Естественные потребности отправляют даже королевские особы. Винный запас — монарх понимает толк в хороших винах и охотно их пьёт. Чтобы тащить эту роскошную тяжёлую колымагу, на которой лишь не нарисовали королевские геральдические лилии, понадобится не меньше восьми лошадей. Неплохая маскировка...

Можно, конечно, в какой-то степени понять беглецов. Ведь в анналах истории не сохранился ни один прецедент «бегства короля». Все церемониалы были до мельчайших подробностей разработаны на протяжении столетий: в каком виде, в каком наряде появиться на приёмах, на обедах, выезжать на охоту, сидеть за карточным столом или слушать мессу. Но вот как бежать королю и королеве из дворца своих предков и в чём при этом быть одетым — на сей счёт не было никаких предписаний. Приходилось таким образом импровизировать...

Наконец после долгих проволочек был назначен день побега — 19 июня 1791 года. Дальше медлить невозможно, у этого мерзавца Марата просто сверхъестественная интуиция. Вдруг, как гром среди ясного неба, в газете «Друг народа» он опубликовал статью, в которой говорит «о существовании в стране заговора с целью похищения короля...» «Стерегите как следует короля и дофина, держите под замком австриячку, её невестку и всех членов семьи; потеря может стать роковой для нации!» — провозглашал этот пророк.

Мария-Антуанетта, узнав об этом, была вынуждена перенести дату отъезда.

Вечером 20 июня 1791 года даже самый внимательный наружный наблюдатель не смог бы обнаружить в Тюильри признаков чего-то необычного. Солдаты Национальной гвардии стояли на своих постах, после ужина по своим комнатам разбрелись камеристки и слуги. В большом зале король мирно беседовал со своим братом графом Прованским, а остальные весело играли в триктрак.

Одиннадцать часов вечера. Граф Прованский с женой, которые тоже сегодня ночью бегут из Парижа, покинули дворец. Королева с принцессой ушли к себе и даже приказали своим служанкам их раздеть, так как они, мол, ложатся спать. Нельзя допустить ни тени подозрения у прислуги.

В полночь королева, надев простенькое серое платье и чёрную шляпу с густой фиолетовой вуалью, тихо спустилась по потайной лестнице во двор, где её уже ждал провожатый.

Король тоже притворно лёг в постель, чтобы отвести все подозрения. Но как только слуги ушли, он через другую дверь направился в комнату сына, где лежал — какое унижение! — дорожный наряд: простая одежда, грубый, из конского волоса парик и шляпа лакея. Напялив на себя это чудовищное одеяние, король спустился по внутренней лестнице вниз, в зал, где в стенном шкафу его ожидал лейб-гвардеец Мальден. Он поведёт короля через двор по только одному ему известному маршруту, чтобы не вызвать тревоги у стражи.

Вскоре вся семья оказалась в сборе в заранее пригнанном сюда де Ферзеном фиакре. Сам граф в одежде обычного кучера забрался на козлы. Удары кнутом по спинам лошадей, и фиакр тронулся в путь. Короля в одежде слуги и королеву в обычном платье госпожи среднего сословия повезут через заснувший Париж к первой преграде — пограничному шлагбауму парижской таможни. Там неподалёку их должна ждать вместительная карета.