Сколько раз Бассанж предупреждал его, но Бёмер упрямо шёл своей дорогой. — Игра стоит свеч, — любил повторять он. Однако в глубине души и сам в этом сильно сомневался.

Бёмер быстро шёл по улице. И вдруг увидел карету, которую с грохотом по булыжной мостовой тащила четвёрка лошадей. Карета раскачивалась из стороны в сторону, на каждой дверце красовался родовой герб, чехол на козлах был с золотыми блестками. Экипаж что надо. В такой карете могла бы ехать Золушка на свой бал, если бы только не неуклюжая громоздкость. Четверо холёных лакеев стояли на запятках, ухватившись за позолоченные ремни. Несколько верховых сопровождали экипаж. На облучке восседал упитанный крепыш-кучер в шляпе с золотой тесьмой.

Люди почтительно жались к тротуару, перешёптывались: едет кардинал. — Какой кардинал? — переспрашивали деревенские олухи, тем не менее выражая своё почтение к такой персоне. — Как — какой кардинал? — возмущались парижане. — Принц де Роган, кузен её величества, королевских кровей. Возвращается домой после визита к архиепископу Парижа.

Мужчины снимали шляпы, а женщины учтиво приседали.

Красивое лицо принца показалось в окне кареты. Помахивая рукой, он приветствовал прохожих. Вдруг его взгляд остановился на Бёмере. Тот, пятясь, почтительно поклонился. Лицо исчезло. По-видимому, кардинал отдал распоряжение. Карета остановилась, с её задка соскочил лакей и, сняв шляпу, церемонно подошёл к ювелиру. Все в толпе обернулись, чтобы посмотреть на счастливца, удостоенного такого внимания.

   — Месье, — сказал лакей, обращаясь к Бёмеру, — имею честь сообщить вам, что его преосвященство желает поговорить с вами, если вы не против. Проходите, проходите, добрые люди. Дорогу монсеньору!

Все почтительно расступились, и Бёмер, отвешивая вежливые поклоны, с треуголкой в руке, медленно подошёл к карете и остановился перед ней с обнажённой головой. Красивое лицо принца де Рогана вновь появилось за стеклом — весёлое, самонадеянное, озорное. «Может, он и князь Церкви, — подумал про себя Бёмер, — но скорее — принц мира, со всеми плотскими, свойственными человеку грехами. Чего же можно ждать от молодого человека, прошедшего порочную дворцовую школу Людовика XV, где было принято больше ублажать мадам дю Барри, чем поклоняться Богородице. Король весьма подозрительно относился к тем приближённым, которые под тем или иным предлогом отказывались принимать участие в его развлечениях и милых шалостях».

   — Ах, Бёмер, сколько лет, сколько зим! — радостно воскликнул принц. — Ну, как поживает мой старый друг, как к нему относятся в мире? По-моему, вы слишком похудели. Могу дать свой рецепт, как набрать немного в весе: ежедневно перед завтраком несколько устриц со стаканом белого вина. Чудесное средство, очень быстро восстанавливает утраченную жизненную энергию.

Представители высшей знати могли себе позволить любую фамильярность с придворным ювелиром. Он знал своё место при дворе и всегда старался не выходить за отведённые ему рамки. В этом на него можно было вполне положиться. Бёмер ещё раз низко поклонился.

— Позвольте заметить, ваше преосвященство, — ответил ювелир, — что вы просто пышите здоровьем, и выглядите молодцом. Как приятно это видеть!

Бёмеру было приятно видеть принца ещё и потому, что тот был одним из лучших клиентов его фирмы. Даже Бассанж уважал таких людей, как принц де Роган, который никогда не скупился на расходы. Разве могли они оба забыть ящики, набитые дорогими безделушками, которые кардинал в качестве посла в Вене увозил с собой в столицу Австрии, после того как мадам де Помпадур — предшественница мадам дю Барри — умело добилась брака внука короля, дофина, наследника французского трона, с красивейшим бутоном из букета роз — дочерью овдовевшей императрицы Австрии, знаменитой Марии-Терезии. Боже праведный! Сколько же ему, Бёмеру, пришлось совершить «челночных» поездок от своего дома до «Отеля де Роган» — родовой усадьбы его преосвященства — с тяжёлым грузом жемчужных подвесок и колец, футляров с изящной гравировкой и скромным узором бриллиантов на крышке, великолепных эмалированных уксусниц и табакерок для нюхательного табака. Все эти подарки предназначались для придворных дам и кавалеров, которым он таким образом намекал при случае замолвить словечко перед её величеством императрицей о его, Рогана, громадном уважении к ней и к венскому двору. Среди них — и веер из цыплячьей кожи, расписанный знаменитым Ванло. Вокруг девочки, окружённой тремя грациями, летают, словно пчелы, купидончики, а сами грации плетут гирлянду из роз возле фонтана с серебристой струёй. Украшенные жемчугом золотые ребра, монограмма М.А. из бриллиантов, увенчанная короной Франции. Это был настоящий маленький шедевр, достойный юной эрцгерцогини Марии-Антуанетты, чьи черты угадывались в лице девочки. Бёмер даже закусил губу, чтобы не назвать истинную цену такой «забавы». Но принц беспрекословно выложил громадную сумму, даже не поморщился, плюс ещё вознаграждение за целую кучу довольно фривольных безделушек. Это был подарок, достойный будущей королевы Франции. Какое ему, Бёмеру, дело, что этот человек раздаривает дорогие безделушки женщинам, которые ему нравятся, или даже самой императрице Марии-Терезии? Ему всё равно, тем более что заказы не убывали, особенно перед его отъездом из Вены. На кольцах, стоило только нажать маленькую потайную пружинку в хитроумном устройстве, появлялся миниатюрный портрет кардинала: красивое лицо, совсем не похожее на лицо священнослужителя. Сама императрица Мария-Терезия не раз заявляла, что никогда не смогла бы представить неиссякаемый поток колец, миниатюр и прочих золотых безделушек, если бы не видела всё своими собственными глазами. На самом деле подобные выходки кардинала приводили в смущение такую благочестивую женщину, как Мария-Терезия. Поэтому, видимо, в Вене его и торопили с отъездом. «Скорее всего в этом виноваты злополучные кольца», — думал Бёмер. Но какое ему до всего этого дело? Когда его позвали к карете кардинала, он первым делом подумал о том, не заинтересует ли его постоянного клиента шедевр — бриллиантовое ожерелье, — если королева откажется его приобрести? В любом случае можно упомянуть о нём, что в этом дурного? Чем больше дам видят его создание, тем больше у него шансов его продать.

А этот человек знает толк в драгоценных украшениях! Именно он способен освободить короля ювелиров от непосильной ноши.

   — У вас, монсеньор, действительно отменное здоровье, чего вам всегда искренне желает ваш покорный слуга.

   — Ах, оставьте, Бёмер, мой добрый друг. Вот о чём я хотел у вас спросить: нет ли у вас ярких жемчужин, чтобы украсить моё кольцо? Но только не из военной добычи короля. Видите ли, одна миленькая дама просто мечтает о чёрных жемчужинах, которые, по её мнению, сильнее оттенят белизну её ручки. Ах эти дамские капризы! Я хочу, чтобы оно напоминало знаменитое кольцо, которое мой отец подарил мадам де Буффле, когда впервые увидел её во дворце. Кажется, это кольцо, сделанное вашим предшественником, стало одной из его приманок. Мне нужно точно такое же, только за половину цены.

   — Конечно, монсеньор, у меня есть жемчужины, их только что доставили с Цейлона. Но за половину цены? Увольте! Насколько я помню, ваше преосвященство никогда не торговалось. Сейчас для моего ремесла наступили тяжёлые времена.

   — Не стал бы торговаться и на сей раз, если бы к тому не вынуждали обстоятельства. Очень многих милашек хочется достойно отблагодарить. Знаете, ради внимания некоторых женщин можно отдать весь мир, если его спрессовать в одну большую жемчужину, которой владела Клеопатра.

   — У меня есть такой драгоценный камень! — воскликнул Бёмер. — Высшей пробы, поистине королевский камень, предназначенный для императрицы! Женщина ни в чём не сможет отказать мужчине, подарившему ей такую сказочную по своему великолепию вещицу!

   — На свете, мой друг, существует лишь одна женщина, которая не просто королева, но ещё и королева красоты, — сказал кардинал, потупив взор. — Но у неё бриллиантов — хоть отбавляй. Её не соблазнишь другими.