Процедура на таможне прошла без сучка и задоринки, но увы — неудача. На условленном месте кареты не оказалось. Снова потеря времени. Её долго искали поблизости по тёмным улицам и переулкам, пока наконец, обнаружили. Она стояла с потушенными фонарями, запряжённая четвёркой лошадей. Только теперь де Ферзен мог подогнать свой фиакр к карете вплотную, чтобы королевские особы перебрались в неё, не замарав непролазной грязью обувь. Опять этикет. Наконец всё готово. Но уже половина третьего: они на два часа запаздывают.

Де Ферзен погнал лошадей, не скупясь на удары хлыстом, и через полчаса все уже были в Бонди, где их ожидал гвардейский офицер Валери с шестёркой свежих лошадей. Здесь придётся попрощаться. Король, вдруг вспомнив о наветах на супругу, неожиданно приревновал её и категорически заявил, что больше не нуждается в сопровождении де Ферзена.

Граф слез с облучка, подошёл к карете, открыл дверцу и низко поклонился Марии-Антуанетте.

— Прощайте, мадам Корф! — печальным голосом сказал он.

Теперь карета, которую везла шестёрка лошадей, катилась очень быстро по накатанной дороге. Впереди Шалон, а там должен поджидать выдвинутый авангард кавалерии под командованием молодого герцога Шуазеля.

Вот наконец и Шалон. На часах — четыре часа. Здесь по плану они должны были быть в два тридцать. Нужно поторапливаться. Впереди Сен-Менеульде — там их должны ждать драгуны, — за ним маленький городок Варенн, а после него — рукой подать и до крепости Монмеди, где они будут, наконец, в полной безопасности.

Ещё два часа по тряской дороге. Вот и Сен-Менеульде. Но там нет драгун. Где же они? Местные жители сказали, что драгуны были здесь, кого-то ждали, но, наверное, им это надоело, и они куда-то ускакали. Остался лишь их командир. Вот что такое опоздание! Пышная карета остановилась, из неё вышли все путешественники. К ним на лошади подъехал командир отряда, отдал им честь.

Этот жест офицера привлёк внимание двадцативосьмилетнего местного почтмейстера Жана Батиста Друэ. Он — ярый республиканец, член клуба якобинцев, горой стоит за революцию. Что-то странное происходит в их сонном городке. Вначале сюда явился отряд драгун, потом вот эта роскошная карета с гайдуками в дорогих ливреях. Командир вытягивается перед пассажирами в струнку.

«Кто же они такие? — размышлял Друэ. — Должно быть, знатные аристократы или эмигранты. Важные птицы. Нет, эту контрреволюционную сволочь нельзя упустить!»

Карета, которую теперь тащили свежие лошади, загромыхала по мостовой по направлению к Варение.

Не прошло и десяти минут после отъезда экипажа, как в городке стал распространяться слух: в роскошной карете путешествует королевская семья!

В возникшей суматохе только один человек не терял головы. Это почтмейстер Друэ. Он велел двум друзьям, членам революционного якобинского клуба, опрометью скакать в Варенн, чтобы перехватить подозрительную карету и допросить её пассажиров.

Как это довольно часто бывает, один человек меняет ход французской, а может, и мировой истории...

После непредвиденной задержки перед Варенном, где не оказалось, как было условлено, сменных лошадей, форейторы за приличную дополнительную плату согласились довезти карету до отеля «Великий монарх» (ирония судьбы!), где король надеялся сменить уставших лошадей и продолжить путь. Карета медленно подъехала к входу.

   — Стой! Стой! — вдруг раздались громкие крики!

Беглецов уже ожидал мэр городка с аппетитной фамилией Сос («соус» — фр.). Стоящий рядом бакалейщик осветил их лица фонарём.

   — Куда направляетесь?

   — Во Франкфурт, — ответила тихим голосом Мария-Антуанетта.

   — Ваши паспорта!

   — Прошу вас, умоляю, поскорее, мы спешим, — говорит она, протягивая бумаги.

Но Сос не спешил. Он направился в общий зал харчевни «Бра Д’Ор», чтобы всё внимательно изучить при ярком свете. Карету загнали во двор и там оставили под присмотром вооружённых солдат. Из харчевни до беглецов долетали обрывки фраз. По-видимому, там внутри шла перепалка. Мелкий лавочник, трусливый Сое, душой и телом преданный королю, боялся угодить в какое-то дрянное дело и, бегло просмотрев бумаги, бросил:

   — Всё в порядке. Пусть едут дальше!

Но сидевший здесь же за столом с друзьями за кружками с вином Друэ вдруг вскочил и ударил кулаком по столу.

   — Я уверен, что в задержанной вами карете находится король с членами своей семьи. И если вы позволите им выехать из страны, то тем самым совершите серьёзное преступление — государственную измену. А вы прекрасно знаете, что за такое полагается!

Расстроенный Соc подошёл к карете, открыл дверцу и при свете фонаря внимательно оглядел всех пассажиров. Неужели вот эти женщины в шляпах под вуалью, этот толстяк в помятой одежде — члены королевской семьи? Что-то не верится. Но нельзя беспечно относиться к предостережению почтмейстера Друэ. Мало ли что потом будет!

Соc нашёл выход из положения. Нужно повременить.

— Выходите... Визы и паспорта получите завтра! Мадам Корф со своими домочадцами может переночевать в моём доме. Уже поздно. Куда вы поедете? На дорогах ночью небезопасно.

Хитрец был себе на уме. «К завтрашнему утру всё выяснится. И никто не призовёт меня к ответу за оплошность».

Король, подумав, согласился. «К утру здесь наверняка будут драгуны и всех вызволят».

Вновь королева и её близкие родственники становятся пленниками революции.

Король со всей семьёй спокойно вошёл в дом мэра и прежде всего потребовал, чтобы ему принесли бутылку вина и кусок сыра. О королевских привычках не так просто забыть.

Мадам Соc принесла сыр, хлеб, бутылку вина, стаканы.

В первой комнате разместились национальные гвардейцы с вооружёнными крестьянами и полицейскими Варенна. Двери во вторую были широко открыты, и они отлично слышали все, о чём разговаривали король и королева с Сосом. Никто из них никогда не видел в лицо короля, только, может, на монетах. Кто этот толстяк в завитом парике в большой круглой шляпе, который жадно пьёт вино и закусывает его чёрным хлебом с сыром? На самом ли деле он лакей мадам Корф, или же Людовик XVI, король Франции и Наварры? А эта строгая дама в шляпке с вуалью, в простом сером запылённом платье? Неужели она на самом деле гордая и элегантная королева Франции?

В напряжённой обстановке прошёл час. Сос куда-то ушёл, ничего никому не сказав. Он вернулся не один — за ним, за спиной, стоял какой-то человек. Это — местный судья Десте, муж дочери одного офицера, охранявшего подвалы с провизией королевы. Он очень хорошо знал в лицо как Людовика XVI, так и Марию-Антуанетту.

Войдя в комнату, он прямо направился к королю и почтительно ему поклонился:

   — Добрый вечер, сир!

«В комнате находилось пять человек, и этот несчастный своим приветствием «Добрый вечер, сир» нанёс смертельный удар всей пятёрке: оно означало гильотину для троих — для короля, королевы, и принцессы; длительная агония в Тампле для дофина, а для дочери королевы ссылка, смерть и пресечение династии», — так писал позже Виктор Гюго.

Наступила мёртвая тишина... Наконец король, поднявшись из-за стола, сказал:

   — Да, я ваш король!

Наступило утро. У отеля собралась плотная толпа людей. Два комиссара — Ромер и Байон — прокладывали себе путь через эту серую массу. Поднялись на второй этаж.

Байон в чёрном костюме, взволнованный, бледный, падая с ног от усталости, подошёл к королю. Он едва мог говорить, слова давались ему с большим трудом:

   — Сир, вы знаете... Весь Париж негодует. Нашим жёнам, нашим детям снова грозит опасность. Вы дальше никуда не поедете... Этого требуют интересы государства... Да, сир, наши дети, наши жёны...

Мария-Антуанетта подошла к комиссару и, взяв его за руку, подвела к спящей дочери.

   — По-вашему, я не мать?

   — Скажите, чего вы хотите, — перебил её король.

   — Сир, но декрет Национального собрания...

   — Где он?

   — У моего товарища.

Бледный, смущённый Ромер протянул королю декрет. «Национальное собрание лишает Людовика XVI прав монарха... все должностные лица обязаны сделать всё, что в их силах, чтобы арестовать членов королевской семьи... король отныне во всём обязан подчиняться Национальному собранию...»