— Алло, Иван Петрович! Ну, как, встретимся мы завтра на электроциклетных гонках? Да? Отлично! Знаете, этот вид спорта я не сменяю ни на какую атлетику, не говоря уже о футболе. До скорой встречи!

Физики и инженеры, занимающиеся исследованием атомной структуры различных металлов, работают в отдаленном крыле институтского здания. Данные структурного анализа дают возможность устанавливать соотношение составных частей и технологию новых сплавов. Именно таким путем удалось придать оболочке ракеты необходимые ей качества.

Результаты исследований доводятся до всеобщего сведения только после окончательного уточнения и тщательной проверки на практике. Поэтому правом входа в бюро пользуется лишь строго ограниченное число сотрудников института.

Три конструктора, предъявив полученные от дирекции пропуска, вошли в просторный вестибюль специального бюро. Пивоваров, главный инженер бюро, встретил их глухим ворчанием, долженствующим означать нечто среднее между «Добрый день» и «Что вам от меня угодно?».

Странный человек, этот Пивоваров! Задумчивый, устремленный в одну точку взгляд, до предела скупые движения и слова. Сфинкс. Так прозвал его Геннадий, и невозможно было придумать более подходящего прозвища. У главного инженера узкие, словно бы всегда сощуренные глаза, квадратный подбородок, а густые, назад зачесанные волосы образуют над головой черный купол.

К счастью Кузьмина и Летягина, сотрудники бюро, заботам которых передал их Пивоваров, не стремились подражать своему начальнику. Завязалась горячая дискуссия. Она прерывалась лишь в те моменты, когда гости углублялись в предоставленные им схемы и формулы. Структурщики сообщили, что в последнее время они особенно усиленно работают в области полупроводников. Как показали исследования, именно полупроводники придают различным сплавам наибольшую стойкость. В некоторых из них межатомные связи в десятки раз сильнее, чем в специальных сталях. Материал для оболочки космического корабля был создан именно на основе удачного сочетания полупроводников и легких металлов.

— Формула оболочки! Вот исходный пункт наших поисков. Не так ли, Геннадий? — воскликнул Летягин, взволнованно глядя на товарища.

Что говорить, еще вчера Геннадий слепо следовал всем наставлениям главного конструктора. Но сегодня он уже сам пытался искать выход из создавшегося положения. И это было для Павла самым главным.

Пивоваров хранил формулу сплава для оболочки ракеты отдельно, в сейфе. — Под семью замками, — шутили сотрудники. На просьбу конструкторов Сфинкс опять пробормотал что-то невнятное, но все же открыл сейф и достал документы.

Про Пивоварова недаром говорят, что в любом веществе он с закрытыми глазами видит атомы, чувствует их взаимодействие и связь. «Человек с необыкновенным пространственным воображением» — говорят о нем специалисты. От Пивоварова Кузьмин и Летягин узнали, какие атомы входят в состав нового сплава и как они расположены. Наконец, и Силантьев приблизился к столу главного инженера.

— Делать нечего: взялся за гуж — не говори, что не дюж! — Всеволод Александрович развел руками, давая понять, что пересилил себя и начинает интересоваться работами структурщиков.

— Мы должны сознаться, товарищи, что до сих пор действовали в разнобой, — сказал Летягин, прощаясь с сотрудниками бюро. — Начиная с сегодняшнего дня, мы должны сделать все, чтобы идти параллельными путями. Но если мы не пойдем навстречу друг другу, мы рискуем никогда не встретиться.

— На твоем месте, Павел, я не взялся бы пересматривать законы геометрии, — вмешался в разговор Кузьмин. — Скажи лучше, что впредь нам придется постоянно работать совместно со структурщиками. Или, быть может, мы предложим Николаю Александровичу подчинить спецбюро моторному цеху? — заключил он, весело подмигивая Летягину.

В моторный цех оба молодых человека возвращались почти друзьями. Силантьев молча следовал за ними. У двери в цех главный конструктор внезапно обратился к Летягину:

— Знаешь, Павлик, твои геометрические аллегории заставили меня вспомнить об одном элементарном правиле, очевидно, забытом тобой. Правило это гласит: самая простая геометрическая фигура имеет три стороны — и никогда не меньше. Ну, а если сблизить две прямые линии, они образуют только угол, — кожа на лбу Силантьева собралась в три глубокие складки и в глазах засветилось ироническое выражение, столь хорошо знакомое его ученикам.

Геннадий Кузьмин, разумеется, шутил, предлагая подчинить бюро структурного анализа моторному цеху. Но в глубине души юноша сознавал, что даже шуткой этой он высказал свое новое отношение к проблеме усовершенствования мотора и тем самым принял на себя определенные обязательства перед Павлом Летягиным. Положение, в котором оказывался теперь Геннадий, было для него сложным и непривычным. Разноречивые и тревожные мысли владели юношей; ему внезапно надоели обычные шум и суета, и даже нежное дуновение ветерка беспокоило его и раздражало.

В детстве Геннадий часто слышал от отца сказку о незадачливом лесорубе. Подрубая дерево, тот с такой силой ударял топором, что щепки летели ему в лицо, грозя выколоть глаза. Сначала Геннадий смеялся над несообразительностью лесоруба, но однажды отец закончил сказку словами: «Не усердствуй сверх разума». Повзрослев, Геннадий понял значение отцовских слов и мысленно пообещал себе никогда не подражать излишне усердному лесорубу.

Еще в школьные годы и позже, в университете, Геннадий с недоумением и некоторым сожалением смотрел на тех из своих товарищей, в глазах которых одно какое-нибудь увлечение способно было затмить весь остальной свет. Один из лучших учеников профессора Бокова — Геннадий Кузьмин, мастер боксерской перчатки и несменяемый конферансье на вечерах художественной самодеятельности, которого многие из товарищей не без зависти называли факультетским Демосфеном, вызывал всеобщее восхищение. Множество его способностей с лихвой поглощало его кипучую энергию, и Геннадий не чувствовал необходимости растрачивать се на жаркие научные споры.

И в институте межпланетных сообщений он продолжал соблюдать свои прежние жизненные правила, — более, может быть по привычке, чем из убеждения. Клава Артемьева однажды заметила, что на трибуне Кузьмин совмещает в одно и то же время доцента и декламатора, на ринге заменяет полдюжины здоровенных парней, а на паркете танцевального зала — целый ансамбль пляски. Что ж, Геннадия вполне устраивала подобная репутация.

Молодой инженер всем сердцем был предан идее конструирования совершенной системы охлаждения реактивных моторов и деятельно помогал главному конструктору. Помощь эта получила у Силантьева высокую сценку, что подняло Геннадия в глазах начальства, а главное в глазах общества. Кроме того, Всеволод Александрович, будучи другом их семьи, называл юношу восходящей звездой и не раз подымал за его будущее бокал живительной жидкости, приготовленной по собственному рецепту и называемой «Дьявольской смесью» или «Смертью медведя». Успех давался легко и не было причины задумываться…

Задуматься, однако, пришлось. Случилось это после катастрофы с первой ракетой. Не извещая своего начальника, Геннадий самостоятельно произвел некоторые расчеты и в душе его зародилось сомнение: во всем ли прав главный конструктор? Кузьмин не утаивал свои сомнения. Работать с кем-либо и держать на него камень за пазухой? Сама мысль об этом казалась юноше низостью. И вдруг все, что накапливалось капля за каплей, хлынуло через край. Разговор в ангаре в день приезда Клавы. Лихорадочные расчеты в последующие несколько ночей. А потом — «и ты Брут?»…

Но Геннадий Кузьмин не единственный сотрудник института, охваченный тревожными мыслями после сегодняшнего прихода конструкторов в специальное бюро. В это же время еще один человек старался до мелочей припомнить все, что произошло во время посещения бюро тремя инженерами моторного цеха. Это был Сфинкс — Пивоваров.

Главный инженер не привык ни с кем делиться своими сомнениями и предположениями. Он предпочитал поддерживать контакт с внешним миром с помощью докладных записок и письменных претензий, подаваемых на имя начальства. Что же привело Пивоварова в кабинет директора института?…