Переступив порог ангара, Клава невольно остановилась. Павел и Геннадий понимающе посмотрели друг на друга: действительно, величественная картина! Серебристый блеск корпуса ракеты напоминает загадочный и холодный блеск звезд. Рядом с гигантским кораблем люди кажутся совсем маленькими.

— Не так-то легко быть гидом столь любопытной туристки, — эти слова не раз готовы были сорваться с губ Геннадия. Но достаточно ему взглянуть на девушку, чтобы решить, что в данном случае молчание — золото… Действительно, ни один турист не обследовал бы с такой тщательностью ракету, как Клава: в каждом ее вопросе чувствуется жажда все узнать и понять. А потом, какому туристу с таким жаром и интересом описывали бы оба инженера все секции и аппараты межпланетного корабля?

С самого начала внимание Клавы привлекла необычная конструкция ракеты. За ее внешней оболочкой находятся четыре сферических тела, погруженных в маслянистую жидкость. Эти четыре шара, в которых будут находиться аппаратура и пассажирские кабины, должны сохранять во все время полета определенное равновесие. Они связаны с оболочкой целой системой карданов — эластичными пружинами и полосами. В кабине пилота Клава замечает небольшой диск, установленный на горизонтальной оси. Павел объясняет ей, что на основании одного из главных законов физики — закона сохранения момента количества движения — этот диск, вращаясь, заставляет ракету повернуться в обратную сторону. С помощью этого простого механизма, который заменяет целую систему стабилизаторов и аэродинамических рулей, «РИ-1» сможет поворачиваться под любым углом.

Клава вспомнила, как когда-то им объяснял учитель физики действие закона сохранения момента количества движения. Он велел ей встать на вращающийся стульчик и держать горизонтально над головой велосипедное колесо. Потом учитель закрутил колесо и тогда, к великому удивлению всего класса, стульчик вместе с Клавой завертелся в обратную сторону.

По окончании осмотра ракеты девушка ловко спустилась по приставленной к борту легонькой лесенке, улыбнувшись, обратилась к обоим инженерам:

— До сих пор, друзья, я вам верила на слово. Но знайте, что с завтрашнего дня я начну все сама проверять. Начнем, например, с этого, — Клавдия указала взглядом на серебристую оболочку космического корабля. — Первая моя забота — удостовериться, что эта оболочка действительно сможет оградить жизнь пассажиров ракеты от всякой опасности.

Геннадий уже готов ответить на это полусерьезное, полушутливое предупреждение, но Павел опережает его.

— Видишь, Клава, этот кусочек металла? — юноша вынимает из нагрудного кармана блестящий квадратик. — Сделай сколько угодно анализов и ты убедишься, что имеешь дело со сплавом, более легким, чем алюминий, и все же более прочным, чем сталь. Этот металл выдерживает свыше 2.000 градусов, отражает ультрафиолетовые и космические лучи. Вот из какого металла сделана оболочка ракеты. Ты удивляешься, почему я ношу в кармане этот квадратик? Чтобы он напоминал мне, что можем сделать мы, конструкторы моторов, если в нашем распоряжении будет подобный металл… За последний год срок действия моторов был продлен до десяти дней: это составляет более четверти продолжительности путешествия на Венеру. Хорошо, а остальные три четверти? В бюро исследований структуры материи при нашем институте получен чудесный сплав для оболочки. Неужели мы не смогли бы совместить охладительную систему с определенными свойствами нового материала для изготовления дюз? Материал, который сделал бы их в несколько раз прочнее?

Тут Павел спохватился — слишком уж много успел он наговорить Клаве в первый же день их встречи. Инженер досадливо махнул рукой и резко повернувшись, собрался было уйти. Но спокойный, твердый голос Клавы заставил его остановиться:

— Что думаешь сделать ты, Павел, для того, чтобы «РИ-1» была снабжена совершенным, по твоему мнению, мотором?

Летягин потупил взор. Но это продолжалось одно мгновение. В его устремленных на Клаву глазах зажглось пламя непреклонного решения.

— Я думаю сделать все возможное для того, чтобы бюро структурных анализов заинтересовалось сплавом для дюз. Начиная с завтрашнего дня, и даже, — Павел повернулся к Кузьмину, который слушал его, не произнося ни слова, — даже если это не придется по вкусу старшему конструктору.

Геннадий Кузьмин взволнованно шагал из угла в угол. Но Силантьев, склонившись над письменным столом, весь углубился в изучение результатов последнего опыта и, казалось, не обращал внимания на своего помощника, Старик хорошо знал, что в конце концов юноша не выдержит и сам все расскажет ему.

— Отчего так бывает, Всеволод Александрович, — чем больше думаешь о предмете своей мечты, тем явственней он отдаляется от тебя? Может быть здесь действует какой-то закон человеческой психики?

— А что это за предмет? — спросил главный конструктор. — Какая-нибудь хорошенькая девушка, этакая стройная, высокая?

Геннадий в ответ грустно улыбнулся:

— О, нет. Скорее всего холодная, бледная и… круглая. Ах, Всеволод Александрович! Если сегодня что-либо и заставило меня потерять покой и сон, так это… Венера.

— Венера? — сделал удивленное лицо Силантьев. — А я, бедняжка, был уверен, что с некоторого времени твои мечты вращаются возле сугубо земных существ.

Геннадий сделал вид, будто не понял прозрачного намека главного конструктора, а Всеволод Александрович продолжал:

— Насколько я понимаю, тебе уже тесно на нашей планете, истоптанной вдоль и поперек столькими знаменитыми предками. Что ж, тем лучше, дорогой Геннадий! «Слух обо мне дойдет до всех углов Вселенной!» — Вскоре ты сможешь сказать о себе этими словами поэта. Лично я в том не сомневаюсь. Другое удивляет меня: почему, открыв мне тайну предмета твоей мечты, ты сказал, что он удаляется от тебя? Ведь именно сейчас движение Венеры по орбите вошло в ту фазу, когда расстояние между ней и Землей сокращается. Видать, ты еще совсем новичок в астрономии!

Главный конструктор говорил нарочито шутливым тоном, однако слова его на сей раз не вызвали, как обычно, ответной шутки. Наоборот, Геннадий глядел серьезно, и взгляд его выражал упрямство.

— Зато я немного разбираюсь в физике, Всеволод Александрович, и как бы горячо ни поддерживал я ваши идеи, как бы оригинальны и совершенны ни были ваши системы охлаждения, я все же боюсь, что с некоторого времени Венера, назло ее движению по орбите, начала удаляться от нас.

— Вот как? — Силантьев озадачен и явно раздосадован. — И ты Брут? И ты стал разговаривать языком Летягина?

— Бруту оружием служил кинжал, и он им ударил… Моим же оружием служит счетная машина, и я хочу придти вам на помощь. А если у меня и у Летягина одинаковые намерения, то…

Геннадий не закончил свою мысль. Он подошел к Силантьеву и, глядя тому в глаза, молча захлопнул толстую, в несколько тысяч листов, книгу, лежавшую на столе. На ее кожаном переплете было вытеснено золотыми буквами: «Журнал испытаний охладительных систем».

И случилось так, что однажды Летягин, Кузьмин и Силантьев, все вместе, переступили порог специального бюро по исследованию атомной структуры вещества. Вместе — и все же далекие друг от друга. Павел ничего не предпринимал, чтоб привлечь Кузьмина на свою сторону, и никак не мот себе объяснить упорства, с которым Геннадий настаивал на посещении бюро. Что же касается главного конструктора, то он ясно дал понять, что уступает лишь ради своего помощника.

— Как хотите, Всеволод Александрович, но я и вам принес пропуск, — обратился к главному конструктору Геннадий. — Прошу вас, оставьте свой скептицизм по эту сторону дверей бюро. Дело ведь касается усовершенствования мотора, созданного вами. Разве мне под силу взяться за это одному.

Силантьев взял протянутый ему пропуск, однако не преминул тут же оговориться:

— Я пойду, Гена. Но пойду с одной лишь целью: убедить тебя, что ты делаешь шаг от науки к утопии.

Перед тем, как войти в помещение бюро, Всеволод Александрович неожиданно вспомнил, что ему необходимо срочно переговорить со своим знакомым, и набрал номер на диске радиотелефона.