Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мысль о неизбежном приближении грозных событий владела в то время умами многих. Характерное свидетельство об этом сохранилось в письме Герцена. В августе 1861 года он писал одному из своих корреспондентов: «Вы меня предостерегаете, что социальные идеи, о которых я говорю, начнут осуществляться через 1 000 лет. Вычисление выше не имеет фактического основания, и вы его сделали шутя… Мне кажется, что вы принимаете петербургское, правительство за чрезвычайно прочное, и строите на нем систему улучшений и прогресса, а оно не простоит десяти лет, если пойдет путем флигель-адъютантских митральес, польских учреждений на монгольский манер и пр.»

Добролюбов, как и Чернышевский, хорошо понимал, что подготовка революционного выступления связана с необходимостью создать подпольную организацию, которая могла бы осуществлять руководство стихийным народным движением в стране. Этот вопрос с неизбежностью возникал перед лучшими русскими людьми, решившими посвятить себя «святому делу» — борьбе за освобождение народа.

Многочисленные косвенные данные, а также опубликованные в последние годы материалы позволяют утверждать, что на рубеже 60-х годов в России начала складываться такая организация. Ее центром, ядром был руководящий кружок «Современника» во главе с Чернышевским и Добролюбовым. Они опирались на группу передовых людей, собравшихся вокруг журнала, и вместе с ними стремились распространить свое влияние в различных кругах русского общества.

Среди деятелей «Современника», отличавшихся своей преданностью народному делу, надо назвать видных публицистов Н. В. Шелгунова и М. А. Антоновича, поэта М. Л. Михайлова, офицеров Владимира и Николая Обручевых, братьев Серно-Соловьевичей, Александра и Николая. Второй из них, публицист и поэт, являлся одним из организаторов тайного общества «Земля к воля» (1862). Арестованный в один день с Чернышевским, Николай Серно-Соловьевич был сослан на вечное поселение в Сибирь, где и погиб.

Видным участником революционного движения был Владимир Александрович Обручев, выступавший как публицист на страницах «Современника». Осенью 1861 года его арестовали и приговорили к каторжным работам.

Профессор академии Генерального штаба Николай Николаевич Обручев также был тесно связан с Добролюбовым и находился в. переписке с «лондонскими пропагандистами». В то же время он участвовал в подготовке революционных прокламаций и был одним из тех лиц, через которых Добролюбов и Чернышевский осуществляли свою связь с военными кругами в Петербурге. Будучи за границей, Добролюбов переписывался и встречался с Обручевым. Его подпись появилась под некрологом, извещавшим о смерти Добролюбова, — она стояла рядом с подписями Чернышевского, Некрасова и Панаева.

Еще более тесной была дружба Добролюбова с Михаилом Ларионовичем Михайловым, одним из главных деятелей революционного подполья. Известный поэт и переводчик западноевропейской прогрессивной поэзии, талантливый публицист и критик, страстно выступавший в защиту идейности искусства, Михайлов был активным сотрудником «Современника»; с 1860 года он руководил в журнале отделом иностранной литературы. В то же время Михайлов вел большую конспиративную работу. Во время поездок за границу ему случалось встречаться в Лондоне с Герценом и Огаревым, и вряд ли можно сомневаться в том, что эти встречи носили политический характер. Вместе с Шелгуновым Михайлов написал, тайно напечатал, а затем распространил революционные прокламации «К солдатам» и «К молодому поколению», содержавшие прямой призыв к вооруженному восстанию против самодержавия.

Добролюбов, конечно, не мог не знать об этой стороне деятельности Михайлова (хотя не сохранилось прямых свидетельств об их подпольных связях). Ведь Чернышевский назвал его лучшим другом Добролюбова, указывая на их идейную близость, а в то же время известно, что даже люди, несравненно более далекие Михайлову, были прекрасно осведомлены о его готовности вступить в открытую борьбу с самодержавием, о его вере в близость народной революции. Один из современников рассказывает о Михайлове: «Голос его слегка дрожал, когда он говорил, что народ просыпается, прозревает, и скоро нужно ждать дня, когда он поднимется и «растопчет многоглавую гидру» (подлинные слова его)».

В воспоминаниях другого мемуариста мы находим рассказ о том, как Михайлов, связанный со студенческими кругами, встретил царский манифест 19 февраля 1861 года, провозгласивший так называемое «освобождение» крестьян. В день опубликования манифеста на квартире у Е. П. Михаэлиса (брата Л. П. Шелгуновой) Михайлов вместе с группой студентов «читали вслух текст манифеста и потом все начали его разбирать по косточкам. Никого он не удовлетворял… Ждали совсем не того, не только по

форме, но и по существу. Сильнее и ядовитее всех говорил Михайлов. Он прямо называл это ловушкой и обманом и не предвидел для крестьян ничего, кроме новой формы закрепощения. Тут — в первый раз — тон и содержание его протестов показывали, что этот человек уже «сжег свои корабли»; но и раньше я догадывался, что его считают прикосновенным революционной организации, после его поездки за границу, в Лондон»[16].

Таким остался Михайлов в памяти современников: непримиримым, убежденным, «сжегшим корабли». И то, о чем лишь догадывался Боборыкин, безусловно во всех подробностях было известно Добролюбову.

Озабоченный формированием «революционной партии» 60-х годов, Добролюбов активно искал единомышленников и союзников, завязывал связи в военных кругах, в среде студенчества, между поляками, жившими в Петербурге (в эти годы назревало известное польское восстание, позднее жестоко подавленное царским правительством). Любопытно признание Добролюбова, сделанное в письме к Бордюгову весной 1859 года: «Недавно познакомился с несколькими офицерами военной Академии и был у нескольких поляков, которых прежде встречал у Чернышевского. Все это люди кажется хорошие, но недостаточно серьезные». Спустя год он упоминает в письме к своему товарищу по институту Златовратскому о том, что встречается «кое-где» с «одним сербом».

Добролюбова окружала атмосфера лихорадочного ожидания близкой революции (и это, кстати сказать, нашло свое отражение в его критических статьях, где сквозь ткань литературного анализа нередко, прорываются почти прямые революционные призывы). Критик «Современника» ежедневно общался с людьми, которые писали и распространяли смелые прокламации, обращенные к народу, и не исключена возможность, что он сам принимал. участие в составлении некоторых документов этого рода, что они возникали с его ведома. Вспомним, что Чернышевский был прямым вдохновителем тех кружков, в которых родились прокламации «Великорусе», «К солдатам», «К молодому поколению», «Молодая Россия», и сам написал прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». А все, что делал Чернышевский, было хорошо известно Добролюбову; все, что знал один, знал и другой.

Вряд ли случайно Добролюбов еще в 1858 году шутливо писал своему приятелю: «…Уж я хотел было обратиться из явной полиции в тайную, которая должна знать меня несколько лучше», Чернышевский, публикуя это письмо своего друга, счел нужным сопроводить его таким примечанием: «Николай Александрович, по всей вероятности, ошибался. Должно полагать, что он до самого конца сохранял репутацию человека, чуждого делам, несогласным с интересами существовавшего порядка». Каждое слово этого примечания дышит насмешкой. Очевидно, и Добролюбов и Чернышевский прекрасно понимали, что тайная полиция следит за ними, и это вынуждало их проявлять максимальную осторожность.

Для организации революционного подполья немалую роль играла деятельность Герцена и Огарева, имевших возможность открыто выступать против самодержавия. Лондонские революционные эмигранты, так же как и крестьянские демократы в России, готовились к борьбе против общего врага, хотя и расходились в целом ряде серьезных вопросов. В 1859–1860 годах они составили тайную программу «нового устройства России» и план действий во время будущего всеобщего восстания. Как показывают недавно опубликованные документы[17], Огарев и Герцен в годы революционной ситуации вынашивали план создания в России разветвленной подпольной организации; ею должны были руководить два основных революционных центра — Лондоне и Петербурге.

вернуться

16

П. Д. Боборыкин. За полвека. М. — Л., 1929, стр. 173

вернуться

17

См. «Литературное наследство», 1953, т. 61 («Герцен и Огарев»)

50
{"b":"252612","o":1}