Сердце, взбодренное остатками полученного от Карлебаха порошка, быстро стучало в груди, каждый шаг отдавался болью в треснувших ребрах. Пробираясь по усадьбе дедули У, Эшер самому себе казался призраком. Лишь кое-где во двориках еще горел свет. Эшер проходил мимо мужчин, запоздало закрывавших окна ставнями, и женщин, вышедших обменяться парой слов с соседкой после того, как уложили детей спать. Но все они делали вид, будто не замечают господина Невидимку. Он миновал решетку, перегораживавшую один из боковых входов в усадьбу, и оказался в переулке Большого храма бога огня, так и не ощутив на себе ничьих взглядов.

На Пекин опустилась непроглядная ночь.

Если ему повезет, то к тому времени, как он доберется до Шичахая, вампир Цзо уйдет на охоту, а сами Цзо будут спать. Надо хотя бы ненадолго проникнуть внутрь. Он ничего больше не узнает, если останется снаружи.

Вчера в сумерках он заметил в усадьбе Цзо три участка, где, судя по состоянию крыш, сейчас никто не жил. В один из таких двориков вела калитка, запиравшаяся на старинный бронзовый замок, который Эшер надеялся вскрыть без особого труда. Он взял с собой потайной фонарь и на всякий случай сунул в карман мешковатого ципао револьвер, хотя и не собирался использовать его: выстрел наверняка разбудит всю округу, и тогда ему несдобровать.

Почти наверняка под крышей Цзо обитал вампир. Или даже (от этой мысли в груди похолодело) целое вампирское гнездо.

А еще там могут быть яогуай. Карлебах говорил, что пражские вампиры враждуют с Иными, потому что боятся их, и этот страх сильнее того, что бессмертные испытывают перед людьми… Иногда Иные убивают вампиров: отпирают их склепы и призывают крыс, которые пожирают спящих кровопийц…

Но в Китае все по-другому. Эшер даже вообразить не мог, что ждет его за высокими серыми стенами усадьбы. Он знал только, что это неведомое нечто не должно попасть в руки президента Юаня, который уже дал понять, что согласится на любой союз и прибегнет к любым средствам, лишь бы сохранить власть.

А еще Эшер понимал, что должен все сделать сам, потому что Исидро ему на помощь не придет.

На улице Шуньцзиньмэнь он подозвал рикшу (возчиков можно было найти в любое время дня и ночи, даже быстрее, чем проституток) и, показав пропуск часовым у ворот, доехал до старой резиденции принца Цин. Там он по пешеходному мосту перешел через канал, вода в который поступала из Нефритового источника, и нырнул в лабиринт хутунов, всматриваясь и вслушиваясь в темноту в надежде заметить то, что, скорее всего, было недоступно его зрению и слуху. Даже в столь поздний час на главных улицах работали винные лавки, и янтарный свет масляных фонарей лился из открытых ворот вместе с грохочущими мужскими голосами. Откуда-то доносился стук костяшек домино и высокие мелодичные голоса певичек. Дворик и галереи «Сада императрицы» были заполнены гостями, в основном солдатами — русскими, немецкими и японскими.

Пройдя через хутун, Эшер снова нырнул в темноту и остановился, чтобы в отблесках отраженного света еще раз посмотреть на карту. Усадьба Цзо была уже совсем рядом. Света едва народившегося месяца не хватало, чтобы рассеять тьму в переулках. Кто угодно мог затаиться там, прислушиваясь к его дыханию…

В переулке Большого тигра мимо него, тяжело дыша, пробежал рикша. Хлынувший из открывшейся калитки тусклый золотистый свет показался ярким, как большой костер. Эшер прижался к стене, надеясь, что появившийся в проеме высокий мужчина в черном пальто европейского покроя его не заметит. Вышедший следом китаец произнес:

— Господин оказал честь моему дому, вступив на его порог.

Ему ответил глумливый низкий голос, который мог принадлежать только Гранту Хобарту:

— Ты хочешь сказать, что мои деньги оказали честь твоей мошне! Говори прямо, чертов сводник.

Одетый в темное ципао невысокий седовласый китаец (скорее всего, Ань Лутан) поклонился:

— Как господину будет угодно.

— Скользкий ублюдок, — буркнул Хобарт, на этот раз по-английски.

Он забрался в возок и по-китайски прикрикнул на рикшу, который едва успел стронуться с места:

— Не сюда, придурок!

— Лучше бы господину поехать через мраморный мост и мимо Барабанной башни, — добавил Ань, не забывая кланяться. — В «Саду императрицы» сейчас собрались иностранные солдаты. Не стоит сворачивать в Лотосовый переулок.

Хобарт выругался. Рикша неловко развернул возок, цепляясь за стены. Эшер отвернулся, пропуская его мимо себя, хотя и сомневался, что Хобарт, едва выйдя из освещенного дворика, сможет разглядеть его в ночной темноте. «Черт побери, — подумал он. — А что если Цзо выставят больше охранников, опасаясь беспорядков? Если гуляки разойдутся…»

Но вряд ли задняя стена усадьбы будет охраняться так же внимательно. Если уж на то пошло, все, кто еще не спит, побегут смотреть на драку между солдатами.

Он нашел улицу Процветания и, миновав несколько поворотов, оказался на берегу озера. Темнота здесь была насколько густой, что отмеченный ранее проем ему пришлось искать наощупь, проводя рукой по оштукатуренной стенке и считая шаги. Он слегка сдвинул крышку потайной лампы, направив луч света на замок; старые, заржавевшие рычаги механизма поддавались неохотно, и Эшер время от времени отогревал онемевшие пальцы, прижимая их к теплому металлу фонаря. Возясь с замком, он десять раз успел сказать себе, что Иные редко, крайне редко приближаются к людям и освещенным местам.

В Праге они не покидали берегов реки и разбросанных там и сям островков. Как сказал Карлебах, если их специально не искать, они не представляют опасности.

И все же он слышал, как колотится сердце. Если бы именно этой ночью вампир отправился на охоту…

Примерно в шестидесяти ярдах от него раздался выстрел. Эшер вскинул голову, пытаясь понять, с какой стороны донесся звук.

Выстрелы, приглушенные стенами и извивами переулков. Пронзительные женские крики.

«Сад императрицы».

Солдаты.

Эшер пробормотал про себя благодарственную молитву. Теперь все охранники сбегутся к передним воротам усадьбы, туда, откуда доносится гул разрастающихся беспорядков…

Он распахнул калитку. Если повезет, свалка у ворот затянется, и ему хватит времени, чтобы осмотреться — конечно, если он не наткнется на вампира, из осторожности не покидающего свое логово. Но даже такая возможность вызывала в нем меньше тревоги, чем встреча с вышибалами госпожи Цзо при свете дня.

Затаившись у стены, Эшер обежал взглядом двор, едва различимый в неярком свете звезд. Землю покрывала пыль, нанесенная бушевавшей на прошлой неделе бурей. Вдоль построек тянулись иссохшие стебли сорняков. Похоже, сюда месяцами никто не заглядывал.

Он обогнул отгораживавшую двор стену, нырнул в ближайшую дверь и оказался в выходящем на север строении, куда реже всего проникал солнечный свет. Скорее всего, кухня или прачечная…

Эшер сдвинул заслонку фонаря. Луч света выхватил из темноты высокие посудные шкафы с распахнутыми дверцами, за которыми чернела пустота. Запыленные миски на щелястых деревянных столах, несколько дырявых мешков… Приставная лестница в углу вела на крохотный чердак, где из-за близости к воде было сыро и холодно, как в ле́днике. Все пространство занимали потрескавшиеся ящики, корзины со следами крысиных зубов и стопки дешевых мисок, какими обычно пользуется прислуга.

Он спустился вниз и обошел образующие двор постройки. Под обращенным на юг главным зданием, где обычно располагались приемные покои и спальни хозяев, обнаружился выложенный кирпичом подвал, к которому вели узкие ступни. Подземное хранилище таило в себе давно забытые сокровища — старинные бронзовые курильницы, небольшой сундук с сотнями потемневших от времени шелковых свитков с официальными портретами чьих-то предков, пипа с перламутровыми накладками на изящном корпусе… Вернувшись во двор, Эшер осмотрел так называемое тыльное здание, высившееся за главным строением, но не заметил ничего, что указывало бы на наличие в нем подвала. Затем по крытой галерее он торопливо перебрался в следующий пустовавший дворик.